ше, тем больше странностей в поведении садовых растений.
Свет за нас и против нас
Обильное побегообразование, цветение и плодоношение древесных пород в горных условиях ученые заметили давно.
Одни объясняли это особым температурным режимом, другие — химизмом почв, третьи — комплексом горных условий (сказать так, конечно, проще всего, но это мало что объясняет…). Профессор Анатолий Валерьянович Гурский, дендрологу тонкий наблюдатель, проживший на Памире 26 лет, заподозрил, что причина всего этого — качество горного света. Не количество, потому что на равнинах солнечной тепловой энергии еще больше, а именно качественный состав солнечного спектра. Было известно, что, чем выше в горы, тем больше доля ультрафиолетовых (УФ) лучей в солнечном спектре. Замеры, сделанные с помощью специальных приборов, показали, что на высоте 2300 метров доля ультрафиолета превышает обычную для равнин норму в 1,5 раза, а на высоте 4450 метров — в 2 раза.
Надо было выяснить, как УФ влияет на растения. Поставили два разных опыта. При одном стали облучать различные растения Памира специальными лампами, дававшими УФ-излучение в жесткой части спектра (длина волны от 240 до 320 миллимикрон). Облучали такими дозами, которые считались смертельными для многих растений (в 4 раза выше нормы). Однако, к удивлению исследователей, горные растения не погибли. Но вести себя стали странно. Одни приобретали непривычно большие размеры, другие испытывали угнетение, третьи развивали уродливо громадные семена, корни или листья, а четвертые вообще не реагировали на дополнительное облучение. При этом одни и те же растения, взятые с разных высот, реагировали на УФ по-разному: равнинные растения погибли, среднегорные изменялись меньше, чем низкогорные, а высокогорные растения или не реагировали на «смертельные» дозы УФ, или реагировали слабо. Стало ясно, что, получая из поколения в поколение повышенную дозу природного УФ от горного солнца, высокогорные растения как бы закалились и благополучно вынесли катастрофическое увеличение ультрафиолета. Такую закалку назвали фотореактивацией.
При другом опыте стали не добавлять УФ, а полностью или частично отфильтровывать его специальными пленками. И снова обнаружились различные изменения в растениях, иногда благополучные, а подчас отрицательные.
Выяснились причины активного побегообразования, цветения и плодоношения растений в горах. Древесные и кустарниковые растения имеют большое количество точек возобновления. При нормальной (равнинной) дозе УФ-облучения из этих точек реализуется (трогается в рост) одна или несколько, а другие остаются как бы в резерве. В горах доза УФ возрастает, точки возобновления пробуждаются и пускаются в рост. Появляется много побегов, цветов, а значит, и плодов.
Казалось бы, все очень хорошо: дозируй УФ-радиацию и получай хорошие урожаи плодов. Но… многие растения реагировали на УФ отрицательно: угнетались, укорачивали побеги, приобретали уродливую форму. Действие УФ оказалось совсем не однозначным. Стало лишь ясно, что качественный состав света вызывает наследственные изменения у растений (их называют мутации) и является мутагенным фактором. Но сами изменения очень разные и до управления мутациями еще далеко. Для выяснения всех особенностей этого процесса были созданы научные учреждения по радиационной биологии на Кавказе и Памире.
Исследования продолжаются. Но уже сейчас сформулирована интересная мысль об оптимальной для растений высоте в горах. С высотой падает температура и повышается доля УФ в спектре, цо какого-то уровня повышается и увлажнение. Было высказано предположение, что максимальное развитие массы растительности в горах наблюдается там, где и температура, и увлажнение, и качество горного света достигают оптимума, наиболее благоприятной для растений дозы. Выше этого оптимального уровня становится голоднее, и доля УФ увеличивается настолько, что полезные (для нac!) качества растения угнетаются. А ниже становится суше, и количество УФ в солнечном спектре недостаточно для растений… Где лежит этот оптимальный уровень? В разных горах — на разной высоте. Профессор А. В. Гурский предположил, что в Памиро-Алае это диапазон высот от 2000 до 2500 метров. В Гималаях этот уровень должен быть чуть выше, на Тянь-Шане — чуть ниже.
Так ли это, покажет будущее. По уже и сейчас мы знаем, что свет может помочь лам управлять растениями. А может и помечать, наделать бед. Все зависит от уровня наших знаний.
Перспективы
Опасно обольщаться ложными перспективами. По еще опаснее не видеть перспектив, не искать их, боясь заблуждений. Сейчас перспективы горного земледелия и кормопроизводства вырисовываются все отчетливее, и в основе их — наши знания, приобретенные трудом многих научных коллективов. До недавнего времени горы в хозяйственных наметках оценивались скорее отрицательно, чем положительно: земли там мало, большие уклоны усиливают эрозию и ухудшают коммуникации, пестрота условий препятствует унификации агротехники, высота снижает урожай, почвы развиваются медленно, да к тому же с какими-то непонятными пока особенностями. И вообще часто приходилось слышать, что «горы — это неровности земной поверхности, мешающие передвижению по оной», и что лучше бы гор и вовсе не было.
Сейчас становится ясной и другая сторона особенностей горной природы. Пестрота условий — это возможности для возделывания многообразных культур, большие уклоны — это гидроэнергия и самотечное орошение, высота — это большие возможности влиять на процессы жизнедеятельности растений. А почвы? Но доказано, что даже самые неразвитые почвы можно быстро и дешево превратить в плодородные. Значит, со временем и хороших земель будет больше. Экономическая оценка гор постепенно менялась.
Все эти положительные черты горной природы стали чаще перечислять после начала сооружения крупнейших в Средней Азии электростанций — Токтогульской и Нурекской. Вот тут-то…
…Впрочем, это особый разговор. Дело в том, что осуществление этих грандиозных гидроэнергетических проектов непосредственно коснулось и ботаников. Когда началось строительство, ботаникам пришлось утроить свои усилия.
Во-первых, проектирование и строительство подобных сооружений происходит, как правило, без участия биологов и деятелей охраны природы. И напрасно. Ведь строительство плотины может повлечь за собой гибель уникальных памятников природы, в том числе и растительных. Например, строительство плотины на реке Нарыне на Тянь-Шане приведет к затоплению боковых ущелий, сходящихся к главной долине выше плотины. А эти ущелья как раз и являются убежищем для многих уникальных растений, сохранившихся с древних времен. Многие из них нигде больше и не встречаются. И раз уж ГЭС спроектирована без «ботанического надзора», пришлось срочно собирать растительные уникумы, описывать их окружение, документировать, наносить на карты, фотографировать обреченные на гибель редчайшие ботанические объекты.
А во-вторых, возникла проблема и пошире. Строительство этих ГЭС не только даст электроэнергию, по и позволит оросить огромные площади в предгорьях и на равнинах под хлопчатник и другие ценные культуры. А ведь именно на равнинах и в предгорьях расположены зимние пастбища. Следовательно, этих пастбищ будет меньше, и проблема зимних кормов обострится еще больше. Значит, надо перебазировать часть поголовья на зиму с равнин в сухие высокогорья, где снега мало и зимой возможен выпас. А за поголовьем будут переселяться и люди. А людям нужны еда, жилища, электроэнергия. Нужны будут капиталовложения и в пастбища, на которых скота прибудет. Их нужно будет улучшать и поддерживать в хорошем состоянии. В итоге возникает грандиозный план комплексного экономического развития высокогорий.
Таковы перспективы. И ботаники вносят и будут приумножать свой вклад в их реализацию.
РАСТЕНИЯ-ДРУЗЬЯИ РАСТЕНИЯ-ВРАГИ
Несчастный случай
Однажды мне не повезло. Когда падение по склону закончилось, то и у меня, и у коня вид был плачевный: от скольжения по конгломератному откосу кожа местами свезена, глубокие ссадины забиты осколками камней, к тому же не было уверенности в том, что все кости у коня целы… Прихрамывая, я шел к ближайшему дарвазскому кишлаку и морщился не столько от боли, сколько от мысли, что придется пристрелить замечательного коня, если поднять его не удастся.
В кишлаке никакого медицинского или ветеринарного пункта не оказалось. Весь «медперсонал» представлял один старик, который умел лечить травами. К нему-то меня и свели. Положение было безвыходное — пришлось довериться этому недипломированному лекарю. Дед промыл мне ссадины, прочистил их свежеоструганной палочкой, мелко накрошил какую-то травку (я заметил только, что она из семейства сложноцветных), присыпал ею все побитые места и перевязал выстиранными лоскутами. Потом мы пошли к коню. Дед установил, что переломов нет. Перетянув коня в пахах лыком и туго затянув эту перевязь, дед поднял пострадавшего, и мы довели его до кишлака. В течение дня коня поили каким-то травяным варевом, а ссадины снаружи присыпали той же, видимо, травкой, что и мои. На том лечение и закончилось, если не считать корма для коня и чая с лепешкой для меня.
Результаты лечения оказались великолепными. К утру ссадины уже не болели, не кровоточили и выглядели явно заживающими. Я стал расспрашивать старика о травах, которыми он лечит. Посмеиваясь, дед сказал, что платы за лечение он не берет, но и объяснить ничего не может. Врачеванию травами его обучил отец, того — дед и так далее. Последовало что-то вроде рекламы фирмы, славящейся старинной доброй репутацией. По рассказу получалось, что, чем древнее был предок-врачеватель, тем большие чудеса он совершал. Правда перемешивалась с легендами, а дед явно уклонялся от сути вопроса. В конце концов он показал мне мешочки с травяной трухой, по которой поставить диагноз растения было никак нельзя. Где были собраны эти травы? Старик сказал, что они растут весной, а сейчас их нет. Не по