— Офицеров, — начал я, — которые даже не были пограничниками. А еще подвергли опасности охрану границы.
Наливкин кивнул.
— И все же. Если бы не ты, вся операция по поимке Хана пошла бы прахом. А мне и моим парням не пришлось бы снова углубляться во вражескую территорию, чтобы искать вас.
— Вы злитесь на меня за это, майор? — спросил я.
Наливкин, уже поправлявший ремень автомата на плече, замер. Уставился на меня и сглотнул.
— Нет. Я считаю, ты поступил по совести, Саша. Окажись я на твоем месте — поступил бы так же. Но знаешь что? Я не уверен, что в командовании ПВ, КГБ и ГРУ придерживаются того же самого мнения, что и я. Учитывая, какие настроения царят среди командиров и начальников, я удивлен, что мне до сих пор не приказали арестовать и тебя. Приказали лишь доставить на заставу для дальнейшего выяснения всех обстоятельств дела.
— Вы бы стали арестовывать? — спросил я. — Если бы приказали.
Наливкин улыбнулся.
— Нет. Не стал бы.
Я кивнул.
— ГРУ решили провернуть очень сомнительную операцию, — сказал Наливкин. — Я даже поначалу ушам не поверил, когда меня посвятили в некоторые ее детали. Амбициозно, но рискованно. Мне кажется, это была инициатива среднего звена командования. Они думали, что проявят себя. Покажут начальству, чего стоят. Но ты спутал все их планы.
— Если бы вернуть время назад, — сказал я, — я бы поступил ровно так же.
Наливкин снова сдержанно улыбнулся.
— В этом весь ты, Саша Селихов.
Наливкин вдруг задумался. Лицо его сделалось напряженным. Взгляд — твердым и тяжелым. Я заметил, как у майора заиграли желваки.
Он приблизился ко мне. Заговорил тихо и быстро:
— Тебя может ждать тюрьма, Саша. Но знаешь что? Я этого так не оставлю. Я знаю твои заслуги. Все это знают. Если бы не ты, операция по поимке Хана не увенчалась бы успехом. Потому я попытаюсь помочь тебе, чем смогу.
— И чем вы поможете?
— Говори мало и только по делу, — начал Наливкин, оглядываясь на своих. — Только факты. Ничего лишнего. Попробуем отбрехаться. Я не последний человек во всей этой системе. Ты ж знаешь. У меня есть влиятельные знакомые и друзья и…
— Спасибо, товарищ майор, — сказал я с улыбкой, — но отмазываться я не привык. Привык, чтобы за меня говорили мои дела, а не слова.
Наливкин нахмурился.
— Ты не хочешь избежать тюрьмы? Или еще чего похуже?
— Хочу, — признался я. — Но поможет ли ваше покровительство остальному личному составу Шамабада? Ведь не я один участвовал в мятеже. Не я один брал под арест капитанов ГРУ. Сколько еще голов простых солдат, которые хотели лишь справно служить своей стране, полетит, когда я вернусь на заставу?
Наливкин не ответил. В глазах его поочередно блеснуло сначала непонимание, потом осознание и наконец… растерянность.
— Меня можно назвать лидером и зачинщиком мятежа, — сказал я. — Но в этом порыве я выражал общие настроения личного состава. Под угрозой многие славные парни, кто стережет границу нашей страны. И под угрозой они только за то, что вопреки чужим амбициям хотели и дальше исполнять свой долг.
— И что же ты намерен делать? — спросил Наливкин. — Просто смириться с судьбой? Положить голову на плаху?
— Разве я когда-нибудь мирился с судьбой, товарищ майор? — спросил я и глянул на Зию.
Тот сидел в теньке и пялился в землю.
Наливкин проследил за моим взглядом.
— Ты проявил храбрость и самоотверженность, чтобы взять Хана и остановить Зию. Но ты должен понимать, что этого может не хватить, чтобы выправить ситуацию.
И я понимал. Понимал я и то, какая грызня начнется между ведомствами, когда я вернусь на заставу. Понимал, что каждая сторона начнет винить во всем произошедшем другую. Каждая будет требовать козла отпущения, на которого можно все свалить. Каждая в этой борьбе будет защищать своих. А еще у всех у них будут общие слабые стороны.
И если все сложится так, как я предполагаю, возможно, получится сыграть на противоречиях неповоротливых, громоздких структур, которые вцепятся друг в друга после того, как мы достигнем Шамабада.
Вот только для этого мне понадобятся союзники. А еще — козырные карты, которые нужно будет разыграть в правильный момент.
Но в то же время я знал — если то, что я задумал, выгорит, определенную цену все равно придется заплатить. И платить ее буду я.
Но я к этому готов.
— Может, — согласился я, — потому я рад, что вы предлагаете мне свою помощь, товарищ майор. Она мне понадобится. Так что спасибо вам.
Наливкин молча покивал. Потом открыл рот, чтобы что-то сказать, но вдруг заговорил Зия.
— Ты боишься возвращаться на свою заставу, маленький шурави? — сказал он хриплым, низким голосом. — Ведь боишься, не так ли? Знаешь, что будет, когда ты перейдешь Пяндж.
— Знаю, Зия, — ответил я, взглянув на него.
И ни в моем голосе, ни во взгляде не было страха. Зия это понял. А потому стал давить дальше:
— Я не могу задушить тебя собственными руками, но буду благодарен советской власти, если тебе пустят пулю в затылок за твой мятеж. И знаешь что? Я приложу к этому все свои силы.
— Молчи, Борода, — сказал ему Наливкин строго. — Не то велю завязать тебе пасть.
Зия злобно, но бессильно рассмеялся.
— Можете вязать где хотите. Это ничего не поменяет. Мы знаем, что завтра товарищ Селихов будет сидеть за решеткой. И видит Аллах, я буду этому радоваться. Радоваться каждую минуту. А еще знать — Всевышний всегда распоряжается по справедливости.
— Заткни пасть, Зия, — в голосе Наливкина зазвучали угрожающие нотки.
Бойцы, что сидели рядом с пакистанцем, напряглись. Встали с земли.
— Я… — начал снова Зия.
— Заткни пасть… — перебил его Наливкин.
— Нет, товарищ майор, — сказал я спокойным тоном, — если хочет, пусть говорит.
Командир «Каскада» удивленно уставился на меня. Даже вскинул свои светловатые брови.
— Хочешь слушать? — разулыбался Зия. — Ну слушай, маленький шурави. ГРУ завербовали меня уже давно. Я знал кое-что про вашу операцию. А еще наблюдал за вами. Наблюдал внимательно. Так же внимательно слушал. Я слышал твой мятеж по радио, шурави. И когда твои спецслужбы будут меня допрашивать, я с радостью расскажу им все, что знаю. Расскажу так, чтобы тебя уж точно засунули поглубже в клетку. А лучше — пустили тебе пулю.
Зия закончил и широко улыбнулся. Его зубы были грязными от собственной крови. Наливкин сверлил пакистанца злым взглядом. Остальные «каскадовцы» мялись, не зная, как им себя вести. Даже Карим, сидевший немного поодаль от остальных, побледнел от злых слов Зии.
— О чем ты договорился с нашей разведкой, Зия? — спросил я с ухмылкой.
Зия помрачнел.
— Это тебя не касается, шурави.
— О деньгах? Нет. Это вряд ли. Тогда бы ты не стал своевольничать, а сидел ниже травы, тише воды. Ты хочешь сбежать от своих же. Правильно? Хочешь сбежать сам и оградить свою семью от пакистанского режима.
Зия помрачнел.
— Поэтому ты вернулся за своим «родственником», так? — продолжал я. — Родственником, который тоже служил в разведке, как и ты.
Пакистанец посмотрел на меня так, как смотрит на охотника суровый снежный барс, загнанный в угол.
— Этот «родственник» был твоим козырем в переговорах. Еще один ИСишник, которого ты мог притащить ГРУ и преподнести на блюдечке с голубой каемочкой. Продемонстрировать этим свою преданность и чистоту намерений.
Поняв, к чему я клоню, Зия злобно засопел. От этого крупные ноздри его большого, орлиного носа раздулись еще сильнее.
— Но теперь твоего козыря нет. А знаешь, что есть? — продолжил я. — Есть самоволка, которую ты допустил.
Я глянул на Наливкина. Продолжил:
— Я не слышал, чтобы товарищ майор докладывал о тебе на заставу. А значит — он еще не решил, что с тобой делать. Но как только ГРУ узнает, что ты нарушил их приказ, что ушел из группы своевольно, по своим личным мотивам, то они расценят это как военное преступление. А тебя — как ненадежного человека. А еще очень опасного. Поймут — контролировать тебя не получится. Понимаешь, чем это тебе грозит?
— Пулей, — ухмыльнулся Наливкин, тоже нащупав ход моих мыслей, — тебе грозит это пулей. И разрывом твоего договора.
— Ах ты… хитрый щенок… — оскалился Зия.
— И я с большой радостью, раз уж на то пошло, — продолжил я, — дам показания о том, как ты самовольно отправился в Кундак. И я думаю, товарищ майор меня поддержит.
— Обязательно, — совершенно беззлобно разулыбался Наливкин.
— Так что, — продолжил я, — я даю тебе право решать самому — отправить нас обоих под пули или же заткнуть пасть. Тогда я тоже буду молчать.
Зия не сказал ничего в ответ. Лишь продолжал бессильно сверлить меня взглядом.
Наливкин обернулся ко мне.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Саша.
Потом он обвел всех остальных бойцов взглядом и сказал:
— Ну все, братцы! Выдвигаемся!
До границы мы добрались примерно в полдень.
Когда до Пянджа оставалось метров пятьсот, Наливкин связался с заставой, доложил о своем приближении.
На границе нас уже ждали.
Река в этом месте была спокойной и неглубокой. Сквозь прозрачные ее воды можно было разглядеть каменистое дно.
На том берегу стояли пограничники. Спокойно рокоча двигателем, застыли «шишига» и УАЗик.
Бойцов, принимающих нас, я не знал. Видимо, наряд резервной заставы прибыл из отряда. А с ними были особисты Шарипов и Рюмшин.
Наряд пограничников выдвинулся вперед. Один из них держал наготове автомат. Когда они остановились вблизи берега, один из пограничников поднял руку.
Наливкин при этом сообщил пограничнику, преградившему ему выход из воды, пароль.
— Переходим, — сказал Наливкин напряженно.
Мы вошли в воду. Аккуратно, по цепочке перешли Пяндж в брод.
Когда на советскую сторону перешел и я, ко мне тут же приблизились особисты.
Рюмшин едва заметно улыбался. Шарипов был мрачен, словно туча.
— Сплоховал ты, Селихов, — проговорил Рюмшин с едва заметной издевкой. — Ой как сплох