Очевидно, речь шла о капитанах ГРУ, которые руководили заставой в момент, когда произошли все эти печальные события. Но не только о них. Судя по тому, что полковник Арсеньев бессильно засопел после слов генерал-лейтенанта, от ответственности не уйдет и он. Вот только какой она будет? Эта ответственность?
― Таким образом, ― продолжал Николаев, ― часть солдат личного состава заставы будет привлечена к дисциплинарной ответственности в виде выговоров. Но останутся на свободе.
― Это отрадно слышать, ― кивнул я.
― Операция «Ловец теней», ― снова заговорил Николаев, ― будет признана успешной. Пусть и с определенными нюансами, повлекшими за собой некоторые эксцессы.
Признаюсь, иносказательность генерал-лейтенанта начинала меня немного раздражать. В ней отражалась вся «кабинетность» его работы, к которой он привык за долгие годы службы на своей должности. Какой бы она ни была.
― Подобный исход был бы невозможен, не возьми вы Тарика Хана живым, товарищ старший сержант, ― сказал Николаев.
― А как насчет пакистанца? Как насчет Зии? ― спросил я.
Не то чтобы я сильно беспокоился о его судьбе. Просто мне было любопытно — а что же ведомства решат сделать с пакистанцем? Молчал ли он, понимая, что я тоже молчу, или же некоторые другие обстоятельства толкнули стороны к тому, чтобы принять предложенный мною план действий?
― Вы интересуетесь из чистого любопытства? ― спросил Николаев.
― Так точно.
― Человек, о котором вы говорите, ― продолжил Николаев, снова выдержав паузу, ― исчезнет из всех отчетов об этом деле. Считайте, что его больше не существует. И поскорее забудьте о том, что когда-либо были с ним знакомы, товарищ старший сержант.
Я пожал плечами.
Николаев почему-то нахмурился.
― Ты чем-то недоволен, Александр? ― спросил Николаев, снова переходя на «ты». ― Подобный наш шаг стоил майору Наливкину, а вместе с тем и тебе немалых усилий.
― Единственное, что я испытываю к Зие теперь, ― ответил я, ― это полнейшее безразличие.
Николаев едва заметно улыбнулся, но буквально сразу задавил свою улыбку. Причем так быстро, что любой другой, менее наблюдательный человек, и не заметил бы подобного жеста генерал-лейтенанта.
Тем не менее я был доволен происходящим. Я знал — на высоком уровне послушали мои доводы. Послушали и услышали. Шамабад по-прежнему будет стоять на страже границы. Его морально совершенно правильный порыв, хоть и противоречащий целям ГРУ, оценили совершенно правильно. По достоинству.
Ведь разве можно наказывать солдат за то, что они хотели исполнить свой долг? Слова Николаева — лишнее подтверждение тому, что армейская система СССР хоть и жестока, хоть и громоздка, но не лишена понятия совести. И если на первые два обстоятельства мне было по большей части начхать, то последним я был полностью удовлетворен.
Главной своей цели я добился — дела шамабадцев оценили ровно так, как и подобает оценивать.
― Теперь что касается вас, товарищ старший сержант, ― снова заговорил Николаев.
Потом он снова сделал паузу. Уверен, тем самым он опять же хотел просто добавить своим словам веса. Да только я воспользовался этой паузой и заговорил:
― Что касается меня, товарищ генерал-лейтенант, то мне не так уж важно, куда меня пошлют. Если даже заставят сидеть на губе до конца службы, то что ж. Теперь это уже не важно.
Николаев приподнял свой могучий подбородок. Взгляд его изменился. Если раньше он был жестким и оценивающим, то теперь смягчился. В нем заблестело уважение.
― На гауптвахте? Нет. Я бы не позволил этого, если бы даже подобное требование было одним из условий успешности нашего договора, ― сказал он очень сдержанно рассмеявшись. ― Разбрасываться подобными тебе солдатами — это само по себе преступление, Селихов.
― Неужели? ― спросил я без всякого удивления.
― Конечно. Ты не раз и не два доказал свою доблесть и полезность на деле. Уж кто-кто, а ты точно не зря носишь свои медали. Ты их кровью заработал, а не просиживанием на заднице ровно. Нужно быть последним идиотом, чтобы задвинуть такого бойца куда подальше. И уверяю тебя, у нас идиотов не держат.
Я заметил, что при этих словах Николаева Давыдов беззвучно хмыкнул. А вот Арсеньев с плохо скрываемым смущением отвел свой взгляд.
― Не думаю, товарищ генерал-лейтенант, что вы пришли сюда, чтобы просто похвалить меня, ― ответил я.
Николаев ухмыльнулся.
― Я вообще не привык никого хвалить, боец. То, что я говорю, — сугубо прагматичные наблюдения, ― внезапно генерал-лейтенант хитровато посмотрел на меня, ― и в то же время я буду глупцом, если не признаю, что тебя есть за что хвалить. И тем не менее ты прав. Я здесь совсем не за этим.
Николаев обернулся к начальнику отряда.
― Товарищ подполковник. Подсобите.
Не говоря ни слова, Давыдов приблизился и протянул генерал-лейтенанту тоненькую желтоватую папочку. Тот взял ее. Раскрыл. Достал один-единственный листочек.
― Товарищ старший сержант, ― сказал он, протягивая мне лист, полный печатного текста и озаглавленный гордым словом «Приказ», ― ознакомьтесь с вашим новым направлением. Будете служить там, где ваши навыки и качества как надо послужат Родине.
Я принял документ. А потом вчитался в сухой печатный текст.
От автора:
Я работал тренером боевых искусств. Ценой своей жизни бросился спасать ребёнка — очнулся в 1983 году, в СССР. Молодое тело, самбо по-прежнему моё и я знаю где находится ближайший зал… Стартовал 3 том: https://author.today/work/377442
Глава 10
— Разведвзвод мотоманевренной группы, — не спросил, а констатировал я, оторвав взгляд от желтоватого листка.
Николаев несколько покровительственно кивнул.
— Ты неплохо проявил свои качества в прошлой операции. Весьма неплохо. Потому — на новом месте службы должен проявить себя еще лучше.
— Вступишь в должность командира отделения, — сказал Давыдов. — Уверен, старший лейтенант Муха примет тебя хорошо. Человек он сложный, я его неплохо знаю. Но командир — отличный.
Забавно, но я подумал, что переназначение, хоть и опасное, выглядит совершенно непохожим на какое-то наказание. Да, на новом месте, в мангруппе, может быть куда опаснее, чем даже на пограничной заставе. И все же определение меня в разведвзвод походит скорее на… признание, чем на наказание.
Это чувствовалось во всем — во взглядах Николаева и Давыдова, в тоне их голосов, в манере, с которой они преподнесли мне эту новость.
Признаюсь, мне совершенно не хотелось покидать Шамабад. Прикипел я к людям, что там служили. И все же я был готов заплатить гораздо большую цену за то, чтобы освободить парней от незаслуженного наказания. И если теперь я должен покинуть заставу, то что ж… я ее покину.
— Я уже подготовил приказ о твоем освобождении из-под ареста, Саша, — сказал Давыдов. — У тебя есть время, чтобы привести себя в порядок. Ты отбываешь через три дня с группой новобранцев, что только что из учебки.
«Только что из учебки, — подумал я. — И сразу в пекло».
Радовало только одно — лето. Летом интенсивность боевых действий ниже, чем в остальные времена года.
Ведь не все афганцы — бандиты, сидящие в горах. Большинство тех, кто с нами воюет, — простые крестьяне. Днем они пасут овец, занимаются огородом, семью кормят. А ночью уходят убивать советских солдат.
Вот и летом у них и без войны забот по хозяйству хватает.
Еще по прошлой моей жизни я хорошо помню, что нередко в летнее время года количество и сила боестолкновений несколько снижалась. Не сильно, но ощутимо.
И все же это не делало службу в мангруппе менее опасной.
С самого начала войны начальству погранвойск стало ясно — недостаточно удерживать рубеж границы, чтобы защитить советскую землю от душманов. Нужно обороняться по обе стороны от границы.
Уже шестого января восьмидесятого года СБО — сводные боевые отряды, сформированные пограничными отрядами округов, пересекли границу Афганистана.
Первые два СБО вначале были отправлены от шестьдесят шестого Хорогского пограничного отряда и сорок восьмого Пянджского пограничного отряда. Позже свой сводный отряд отправил и Московский.
Это были быстро сформированные из числа бойцов штатных мотоманевренных групп, взводов повышенной боеспособности и резервных застав войска специального назначения. Каждому сводному отряду вверялась своя зона ответственности, на которой он должен был действовать.
Число СБО «за речкой» росло, но исходя из практической необходимости, уже в начале восемьдесят первого года эти отряды были реорганизованы в мотоманевренные группы. В то же время новые группы готовились пограничными округами на территории СССР, а затем вводились в Афганистан с целью защиты границы и контроля новых территорий.
Более организованные и структурно слаженные «ММГ» включали в себя, как правило, три-четыре пограничных заставы, на вооружении которых были БТР-70 и БМП-1; минометную батарею; разведывательный взвод; противотанковый взвод; саперный взвод; взводы связи и обслуживания.
А еще немногим позже начальство осознало необходимость в молниеносных и крайне мобильных штурмовых группах. Так были созданы ДШМГ — десантно-штурмовые маневренные группы, пользующиеся мощью и скоростью военно-воздушных сил ПВ КГБ СССР.
Может, когда-нибудь в этой жизни мне еще доведется послужить в такой. Но сейчас путь мой лежал в мотоманевренную группу.
— Я свободен, товарищ генерал-лейтенант, — сказал я. — А как же мои товарищи? Я знаю, что кое-кто с Шамабада тоже содержится здесь, на гауптвахте.
— Они свободны тоже, — ответил мне не Николаев, а Давыдов.
Впрочем, генерал-лейтенант только одобрительно кивнул.
— И при первой же возможности отправятся на заставу, — продолжил начальник отряда. — Приказ о снятии любых обвинений я уже перенаправил на Шамабад. Скоро четырнадцатая снова заработает в штатном порядке.
— Значит, отбываю через трое суток, — задумчиво проговорил я сам себе, а потом глянул на начальника отряда. Обратился к нему: — Товарищ подполковник, разрешите съездить на Шамабад, когда парни туда поедут.