— И Селихова сложно назвать человеком, — продолжал Наливкин, — который действует импульсивно. Обычно все его решения, даже те, что на первый взгляд кажутся отчаянными, взвешенны и просчитаны. Если он хочет идти в кишлак, значит, понимает что, почему, зачем и как действовать.
С этими словами Наливкин посмотрел на меня.
— Спасибо, товарищ майор. И да, знаю.
Зия скривился.
— Хорошая шутка, товарищ майор, — сказал он Наливкину. Но мне кажется — время шутить прошло.
— И правда, — Наливкин кивнул. — Прошло. Пришло время действовать.
— Ты пойдешь на поводу у молодого шурави? — нахмурился Зия.
Наливкин отстранился от стены. Подался вперед, к Зие.
— Знаешь, Зия, — начал он, — мы с Сашей Селиховым, в свое время, не так давно, кстати, вдвоем достаточно солоно хлебнули.
Зия сделал задумчиво-суровое лицо. Напряженно кивнул.
— И если б не Сашина смекалка, и я, и весь мой отряд, наверное, остались бы лежать мертвыми в одной старинной заброшенной мечети. Так что я очень рад, что решил взять его на выполнение той боевой задачи.
Зия сморщил лоб, надул губы в странной, тяжелой задумчивости.
— А я умею быть благодарным, — докончил Наливкин.
— Я не понимаю, — выдохнул Зия. — что значит «хлебнули солоно»?
Наливкин закатил глаза и встал. Встал он потому, что ко входу стянулись его люди.
— Мужики! — крикнул Наливкин. — Значит, слушай сюда. Нужны четыре добровольца, чтобы вернуться в Кундак. У нас появились дела в том кишлаке.
— Пять, — поправил я Наливкина, а потом тоже принялся подниматься. — Мне нужно пять добровольцев.
— Верно, — улыбнувшись, кивнул Наливкин. — Но пятым буду я.
Глава 3
— Кто еще со мной? — спросил Наливкин, смело приподняв подбородок.
Как я и ожидал, серьезного энтузиазма мой план среди остальных бойцов не вызвал.
Братья Масловы переглянулись. Их лица были напряжены, а глаза полны сомнений. Звада и вовсе отвернулся, сделав вид, что осматривает вершину какой-то скалы нашего ущелья.
Остальные бойцы рокотали. Тихо переговаривались. Слов я не слышал. Зато слышал не ставшие для меня неожиданностью нотки сомнения. Что ж. Винить их было нельзя. Все же возвращение в Кундак — это моя авантюра.
— Ну что же? Никого? — Наливкин развел руками.
— Я пойду, — раздался вдруг низкий голос Сергея Глушко.
Невысокий, но кряжистый боец, вооруженный тяжеловесным ПКМ, вышел из-за спин других бойцов.
— О! Красавец! Орел! — обрадовался Наливкин тут же.
Он подошел к Глушко, похлопал его по широкому, слегка покатому под весом оружия плечу.
— Кто еще? Ну? Братишки?
На несколько мгновений под сводчатым каменистым потолком пещеры повисла тишина. Ее нарушил Зия.
— Вот видишь, маленький Шурави, — проговорил он с ехидной ухмылкой, — никто не стремится возвращаться в кишлак. У нас есть своя боевая задача. И задача эта выполнена. Тут пора бы домой, а ты предлагаешь бойцам снова в бой?
Я наградил Зию внимательным взглядом, а потом сказал ему:
— Тут ты прав. Именно это я и предлагаю.
Глаза Зии блеснули странным холодным блеском. Он недовольно поджал губы.
А я тем временем обратился к остальным:
— Этот пакистанец прав, парни. Нам всем действительно пара шагов осталась до дома, и я действительно собираюсь вернуться в кишлак. Но я не требую вас идти за мной. Не тащу силком. Я не вправе убеждать майора Наливкина в необходимости возвращения. Он принял это решение сам.
Мы с Наливкиным переглянулись. Майор едва заметно улыбнулся мне, и то, считай, одними только глазами.
— Принял решение идти со мной, — продолжил я. — Мне нужны добровольцы, это правда. Но вам необязательно соглашаться. Если уж на то пойдет, мы отправимся в Кундак втроем. Если надо — я один, сам пойду.
Бойцы переглядывались, но молчали. Кто-то из них, кого от моего взгляда скрывали спины остальных спецназовцев, шептался.
— Я тоже пойду, — вдруг вызвался Ефим Маслов, а потом выступил вперед.
Его брат — Александр, уставился на него дурными глазами. Ефим обернулся. Посмотрел на брата. Тот сглотнул, а потом выступил вперед.
— И я.
— Я понимаю, парни, — начал Ефим, обращаясь к остальным спецназовцам, — что вы этого молодого старшего сержанта не знаете. А я — знаю. Знаю, как он рисковал, чтобы мы выполнили боевую задачу и вышли живыми из старой мечети.
Ефим уставился на меня. Лицо его стало решительным. Едва заметная улыбка проступила на его тонких губах.
— Тогда, когда нас Чохатлор прижал, он не стал отсиживаться, как крайний. А мог бы. Вот сегодня и я не стану, — Ефим снова посмотрел на брата. А потом поправился: — Мы не станем.
— Уже неплохо, — разулыбался Наливкин и подмигнул Ефиму Маслову, когда оба брата приблизились к нему и Глушко, а потом стали рядом. — Как в старые добрые, а?
Зия помрачнел еще сильнее.
— Уже пятеро, уже неплохо, — сказал ему я, совершенно не скрывая своего ехидства, — кажется, одному идти мне не придется.
Зия не выдержал моего взгляда. Глянул на Хана, притихшего под стеной.
— Еще есть среди нас добровольцы, а? — ощетинившись, навроде доктора Ливси из старого, но еще не вышедшего здесь мультфильма про Остров Сокровищ, спросил Наливкин.
Бойцы все еще молчали. Но, впрочем, недолго.
— Я пойду, — выступил один из них.
— Давайте и я тоже.
— И я.
— Я согласен.
Наливкин аж приподнял брови от удивления. Еще пять или шесть бойцов вызвались вернуться в кишлак.
Сидящий у стены Зия мрачно обернулся к ним. Засопел.
А тем временем все новые и новые бойцы вызывались добровольцами:
— Я!
— И я могу.
— Давайте я с вами.
— Стоп-стоп, — поднял я руки, — тормозите, парни.
Все затихли в удивлении.
— Я рад, что добровольцев оказалось больше, чем я думал, — продолжил я. — Но для операции нужно не больше шести бойцов. Это минимум, который мы с майором можем позволить себе оторвать от остальной группы. Помните? На вас Тарик Хан и местные, что идут с нами. Их тоже нужно защитить. Потому мы возьмем только одного. Итак, кто?
— Я! — раздался вдруг звонкий, мальчишечий голос.
Я обернулся.
Это был Карим. Мальчишка решительно поднялся. Он стоял над отцом и сестрой прямой, как стрела. Правую руку мальчик непроизвольно опустил на рукоять своего ножичка. Левую — сжал в кулак, чтоб не дрожала.
— Карим… — простонал Абдула, потянувшись к сыну. — Не смей…
Карим обернулся, как громом пораженный.
— Ты не воин, — продолжал старик слабым голосом, — тебя там могут убить.
— Я мужчина! — Мальчик хлопнул себя рукой по груди. — Мой дом в руках чужаков, в руках бандитов! А я ничего не делаю! Я тоже должен идти!
— Братик… — тихо позвала его Мариам, — пожалуйста…
— Карим… Я запре… — не договаривал Абдула.
Недоговаривал, потому что мальчишка перебил его:
— Я мужчина! Разве ж по-мужски это, когда не он сам, а кто-то другой за него его же дом защищает, а?
— Я твой отец… — слабым голосом попытался возразить Абдула.
— Я уже все решил!
Я вздохнул. Медленно пошел к Кариму. Мальчик застыл передо мной. Уперся в меня по-детски наивным взглядом.
— Я все решил, — сказал он, стараясь сохранять в голосе наивную твердость.
Но если с отцом его тон звучал решительно, то под моим взглядом слова мальчика казались уже не такими дерзкими.
— Спасибо, что вызвался, Карим, — сказал я ему.
Парень от такого, кажется, опешил. Лицо его вытянулось от настоящего удивления. Он открыл рот, но заговорил лишь спустя полсекунды. Причем торопливо и нарочито решительно:
— Я мужчина. Я должен защищать…
— Ты должен защищать своего отца и свою сестру, — перебил его я.
Карим застыл передомной. Он просто словно бы впал в ступор.
— Мой дом…
— Ты нужен тут. Это не обсуждается.
— Какой смелый мальчишка. Ты настоящий воин, — рассмеялся Зия. — Раз решился идти в бой в одних шараварах и рубахе.
— Да! Воин! — зло зыркнув на бородатого пакистанца, крикнул Карим.
— Карим… — на выдохе попытался осадить его отец, — будь вежлив с… с незнакомцами.
Потом Абдула обратился к Зие:
— Извините его, господин.
Зия только громко и гортанно рассмеялся.
— Прекращай провоцировать мальчишку, Борода, — строго сказал ему Наливкин.
— Я? Я провоцировать? — Зия притворно удивился. — Мне очень интересно глядеть на такого смелого парня. Глядеть на такого «воина».
Бородач иронически посмотрел на Карима.
— А знаете, что еще мне интересно? За сколько минут душманы разделаются с ним, как только он придет в кишлак!
Зия снова рассмеялся.
Карим же уставился на него с такой ненавистью, будто был готов вот-вот наброситься и прямо тут перегрызть пакистанцу горло. Потом глянул на меня.
— Мне надо…
— Ты не пойдешь с нами, — отрезал я.
— Но… Но почему⁈ — разозлился мальчишка. — Почему не пойду⁈ Я мужчина! Я могу держать оружие! Я знаю местные тропы!
— Все. Разговор окончен.
Я обернулся было и направился за своей винтовкой.
— Господин! Господин командир! — крикнул вдруг Карим Наливкину. — Возьмите меня с собой! Я буду полезным!
— Ты слышал Сашу, паренек, — пожал плечами майор. — И, признаться, я с ним полностью согласен. Сиди давай лучше тут.
Карим зло уставился на всех нас, потом он сорвался с места, зашагал на выход. Я возник у него на пути.
— Выходить нельзя, — сказал я строго.
Мальчик не выдержал моего взгляда. Нахохлившись, словно воробей, он опустил глаза к земле.
— Возвращайся к своей семье.
Вот так, не поднимая глаз, мальчик быстро пошел прочь, сел немного поодаль от отца, к дальней стене.
— Так кого определим последним добровольцем? — спросил Маслов, кивнув на своих спецназовцев.
— А кто вызвался первым? — спросил я.
Не говоря ни слова, к нам вышел широкоплечий и широколицый молодой мужчина. Он был невысок, несильно массивен, но обладал крепкой, сухой мускулатурой, ярко игравшей на его оголенных предплечьях и широкой, сильной шее. У мужчины было немного округлое лицо, широкие щеки и крепкий, но небольшой на их фоне подбородок. Лицо его казалось грубоватым из-за большого носа картошкой и глубокопосаженных небольших глазок.