Бычка закричал матом и опрокинулся на нас, когда пули выбили осколки из кирпичной кладки прямо у него перед лицом.
Все втроем мы повалились на землю.
— З-зараза… Пулеметчик! — Вот единственные цензурные слова, которые смог выдать Бычка в этот момент. Хотя слов было много. Очень много.
Плюхин, упавший на больную ногу, мычал и стонал, лежа у стены. Я выбрался из-под его руки, быстро поднялся.
К этому моменту Бычка тоже уже сидел под стеной, в укрытии. Пулемет продолжал шарашить без всякого разбора. Пули хлопали в потолок, пол и стены.
— Сукин сын засел прямо там, где мы устроили ловушку душманам! — кричал Бычка, стараясь переорать грохот пулеметного огня. — Как⁈ Как он прошел⁈
— Возможно, где-то есть тайный ход, — сказал я, прижавшись боком к стене.
Бычка уставился на меня.
— А если с тыла подойдут?
— Могут, — рассудил я.
— Тогда надо что-то делать с пулеметом!
— Может за нами придут? — простонал Плюхин, с трудом вытянув сломанную ногу. — Может вытащат нас⁈
Я глянул на часы. До назначенного времени оставались две минуты.
— Рисковать нельзя. Бычка правильно говорит. Могут зайти с тыла. Надо подавить пулемет.
Бычка сжался, ожидая, когда же затихнет очередь. Пулеметчик строчил без разбора. Причем не очень умело. Даже совсем неумело…
— Саша, — ефрейтор глянул на меня, в его взгляде блестела надежда. — Ты ж тогда все придумал! Хитро придумал! И сработало! А что сейчас? Сейчас мысли есть? Что нам делать⁈
Внезапно пулемет затих. Мы прислушались.
Секунды потекли так медленно, что казалось, мы сидели в этом укрытии вечно.
Я стянул вещмешок.
— Ты что делаешь? — спросил Бычка.
Ничего ему не ответив, я просто выкинул мешок из-за угла. Он грохнулся на глину, загрохотал консервами.
Огня не последовало.
— У него патроны кончились? Может… Может он ушел? — спросил Бычка, снова глядя на меня с немой надеждой.
— Плюха, как у тебя с патронами? — спросил я.
Плюхин прижал к груди автомат. Покивал:
— Ничего не отстрелял. Не успел.
— Прикроешь тыл. Мне нужно минимум два бойца.
Плюхин покривился от боли. Потом лицо его стало решительным, взгляд сделался жестким.
— Да. Смогу.
— Хорошо, — я глянул на Бычку. — Мы с тобой выходим. Будь внимателен.
— А пулеметчик⁈ — удивился Бычка.
— Он не будет стрелять.
— Почему⁈
— Если б мог — уже стал бы. Возможно, он ушел.
— А если нет? Если это ловушка⁈
— Это не ловушка, — покачал я головой.
— А если…
— Выдвигаемся.
— Но…
— Саша, — я схватил пулеметчика за рукав. — Ты доверился мне в прошлый раз. Так?
Бычка сглотнул. Покивал.
— Вот доверься и теперь. Просто исполняй приказ.
Бычка шмыгнул носом. Выдохнул сквозь сжатые зубы, а потом быстро покивал.
— Отлично. Тогда вперед.
Мы аккуратно выбрались из укрытия. Как я и думал, пулемет не заговорил. Не заговорил он и через десять метров туннеля. Не заговорил и через двадцать.
Мы двигались в полной тишине, стараясь ступать почти беззвучно. Настолько беззвучно, насколько позволяли сапоги. Когда мы уже подходили к кяризу, я услышал возню и лязганье.
Пулеметчик был еще там, но в темноте мы не видели его. Одно я знал точно — у него проблемы с оружием. А значит — нужно торопиться. Ведь проблемы можно устранить.
— Быстрей… — шепнул я.
Мы с Бычкой перешли на бег. И пулеметчик это услышал. Я заметил, как он, словно черная тень, вскочил и бросился бежать.
Бычка вскинул автомат.
— Нет, стой!
Прогремел выстрел. Дульный огонь осветил туннель. Тень беззвучно исчезла — человек упал на землю.
— Что? — удивился Бычка.
Я наградил его тяжелым взглядом. Но ничего не сказал.
Когда мы вошли в кяриз, нашли там лежавший на сошках пулемет РПД с валявшимся рядом магазином «бубном». Еще один, видимо, пустой, остался в пулемете.
— Патроны у него были, — Бычка поднял полный барабанный магазин. — Чего он не стрелял?
— Не хватило сил перезарядить, — мрачно сказал я.
— Чего? — удивился Бычка.
— Вернись за Плюхой.
— Я не понял…
— Это приказ.
Бычка уставился на меня с немым вопросом в глазах. Но все же пошел обратно по туннелю.
Я же, медленно, шаг за шагом, принялся продвигаться вперед. А потом увидел его.
Тело мальчика лет двенадцати, одетое в простую, но грязную белую рубаху, растянулось на земле в нескольких метрах от меня. На его спине расцвело большое черное пятно — кровавое пятно от огнестрельного ранения.
Глава 24
— Он пришел отсюда, — сказал я, осматривая узковатый лаз у самого основания стены колодца.
Лаз представлял собой неширокую темную нору, совершенно неопределенной протяженности. Однако он оказался достаточно широк, чтобы ребенок мог пробраться по нему и зайти к нам в тыл.
Плюхин, сидевший под стеной, с трудом разогнул раненую ногу. Покривился. Тем не менее оружие он продолжал держать наготове и то и дело поглядывал в темноту коридора. Туда, где мы вели бой с душманами.
Расслабляться было нельзя. Невозможно сказать, остались ли мы тут одни или же враг может нагрянуть к нам в любой момент.
Бычка стоял над погибшим душманенком. Тело мальчика мы бережно уложили у стены. Я закрыл погибшему глаза. Теперь паренек выглядел совершенно безмятежным. Кожа его лица побледнела настолько, что в темноте, казалось, сливалась по цвету с белой, хоть и грязноватой рубахой, в которую был облачен несчастный.
Саша Бычка не отводил от мальчика глаз.
— Саня? — Подал голос Плюхин.
Бычка ему не ответил. Он даже не пошевелился. Пулеметчик просто застыл как статуя, низко опустив свое оружие.
Я тоже ничего не сказал. Только снова принялся осматривать нору. Да уж. Мальчишка был не робкого десятка, раз уж умудрился пролезть в таком узком пространстве, да еще и волоча за собой пулемет, привязанный за веревку.
Несомненно, мальчик получил кое-какую боевую подготовку. Да и огневую тоже. Правда, он был слишком мал, чтобы должным образом обращаться с таким тяжелым оружием, как РПД.
А это значило, что парня тренировали не как эффективную боевую единицу. У душманов была совершенно другая цель. Пропагандистская в большей мере.
Теперь этот Муаллим-и-Дин, этот «проповедник» сможет добавить к своей проповеди слова о том, как даже дети встают по зову Аллаха. Как присоединяются они к священному джихаду против неверных.
А за одно — получит мучеников, молодых моджахеддин, павших от рук шурави.
Что ж. Я сталкивался с разными оттенками низости, на которую становятся способны люди во время войны. Вот, столкнулся еще раз.
И теперь я решил для себя, как правильно будет поступить, если этот Муаллим-и-Дин окажется у меня в руках. Я без тени сомнений определю его судьбу. Даже невзирая на то, каким ценным языком может стать этот человек.
— Санек… — Снова позвал Бычку Плюхин.
Только теперь Александр Бычка отреагировал: он вздрогнул. Медленно перевел взгляд своих блестящих в темноте глаз с мальчика на Плюхина.
— Ты чего? — Спросил его Плюхин, словно бы позабыв о всякой боли в ноге.
— Это был пацан, — с тихой горечью ответил Бычка. — Пацан, не старше моего брата.
Я переглянулся с Плюхиным. Потом посмотрел на Бычку.
— Ты не виноват, Саша. Ты не сделал ничего плохого. Лишь выполнял свой долг.
— Я застрелил пацана, — проговорил Бычка вполголоса.
— Этот пацан, — вмешался Плюха, — он бы поперестрелял всех нас как уток в тире. И даже бровью бы не повел. И ты…
— Я застрелил пацана! — Крикнул Бычка вдруг. — Застрелил парня, которому и пятнадцати лет не исполнилось! Посмотри на него! Подойди и посмотри! Это совсем дите!
— Как я подойду⁈ — Удивился Плюхин. — У меня ж нога…
— Как тут воевать⁈ — Бычка снова не дал ему закончить. — Как тут воевать, а⁈ Я понимаю, когда на той стороне нормальный неприятель! Когда там сидит матерый бородатый мужик и хочет тебя застрелить! Ты это знаешь, — Бычка нервно засуетился, стаскивая с плеч ремень своего пулемета, — и потому сам хочешь его застрелить! Потому что знаешь, что или он тебя, или ты его!
Саня бросил пулемет на землю.
— Подними оружие, Бычка, — мрачно сказал ему я, а потом поднялся с корточек.
— А тут — пацан! — Крикнул мне Бычка. — У него еще волосы на роже не растут! Как таких стрелять⁈
Бычка в полном бессилии развел руками. Повторил уже тише:
— Как таких стрелять? Это же… Это неправильно.
— Подними свое оружие, — я сделал шаг к Бычке.
Плюхин в полном оцепенении водил взглядом от Бычки ко мне и обратно.
— Мы сюда пришли выполнять интернациональный долг, ведь так нам говорят товарищи зампалиты, а? — Бычка дышал глубоко. Даже в темноте я видел, как его пробивает мелкая дрожь. — Говорят, что мы тут оказываем помощь братскому афганскому народу.
— Санек… Тише ты… — Попытался вмешаться Плюхин. — Ты…
Он недоговорил, потому что я показал ему руку в останавливающем жесте. Плюхин тут же затих.
— И вот как мы помогаем, а? — Бычка указал на тело парня. — Детей ихних стреляем! Вот как!
— Успокойся и подними свое оружие, Саша, — сказал я спокойно, но твердо.
На лице Бычки застыла настоящая страдальческая маска. Он тихо проговорил:
— Это что? Это выходит, мы злодеи?.. А? Скажи мне, товарищ старший сержант? Это я злодей?
— Ты отправляешь детей на убой? — Не повел я и бровью.
Слова мои, спокойные, ледяные, прозвучали в тишине туннеля, как гром среди ясного неба. И так же оставили за собой едва уловимое гулкое эхо, отразившись от стен.
Бычка, казалось, даже опешил от услышанного. Он будто бы не понял моих слов сразу. Будто бы мы с ним говорили на разных языках.
И когда до него дошло, его брови медленно поползли вверх от удивления.
— Ты вооружаешь их и засоряешь голову пропагандистским мусором? — Продолжал я.
Бычка открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не нашел слов.