– Что? – Кандис задохнулась от возмущения. – А о дочерях ты подумал? Нас теперь принимают в лучших домах Бактры. Как ты собираешься им женихов искать? Или ты уже нашел себе зятя – этого деревенщину из Кушаншахра?
– А что, – Деимах принялся рассуждать вслух, бросив щипцы в лекану, – Куджула не эллин, зато царских кровей. Герай купается в золоте и самоцветах – одни копи Бадахшана и Вахана чего стоят. Вспомни персидскую поговорку: «Рубин в Бадахшан не везут»… А пошлины за транзит караванов с пушниной из Сарматии, метаксой[87] из Согдианы, шелком-сырцом из страны Серес[88]… Ух!
Стратег помотал головой из стороны в сторону – такое богатство ему и не снилось.
Справившись с чувствами, продолжил:
– Брак может быть политическим, примеров в истории предостаточно. Царь Соломон взял в жены дочь египетского фараона Псусеннеса, затем разгромил с его помощью филистимлян и получил богатый город Газер в качестве приданого… Другой иудейский царь, Ахав, заключил стратегический брак с Иезавелью, дочерью сидонского царя, чтобы вместе с ним противостоять Ассирии. Правда, это привело к гражданской войне. Но он сам виноват – не надо было истреблять жрецов Яхве… Александр Македонский сначала женился на Роксане, дочери бактрийского князя Оксиарта, а после индийского похода сразу на двух персидских принцессах: Барсине, дочери Дария, и Параситиде, дочери Оха. Хм! Стратегический брак. А разве я не стратег? Если начнется война с Кушаншахром, нам ничто не помешает встать на сторону Герая. Эх! Времена Диодота и Эвтидема не вернуть… Ассакены будут править Бактрой или кушаны – какая нам теперь разница? Зато при Герае мы получим больше привилегий… С помощью Аглаи.
Кандис, слушая мужа, постепенно успокаивалась. Стоило Деимаху упомянуть золотые прииски и каменоломни, где добываются драгоценные камни, как ее настроение заметно улучшилось. Она подумала, что сережки из сердолика очень подошли бы к ее новому желтому хитону, а если еще добавить такого же оттенка кольцо… или нет – пусть лучше будет с лазуритом, под цвет глаз…
Молодая женщина мечтательно зажмурилась и поспешила поставить точку в разговоре.
– Куджула мне тоже нравится. Я заметила, что Аглая им увлеклась… Он едва появился в городе, но столько успел сделать для нашей семьи. Пусть заходит, я не против. Но чтобы никаких иудеев в доме не было!
На этом семейный совет закончился. Деимах потянулся к жене и привлек ее к себе, а она и не сопротивлялась…
В это время Иона, виновник беспокойства Кандис, вместе с Шаддаем и Иешуа сидел на полу хижины покойного рофэ, разглядывая древнюю книгу. Казалось, после смерти учителя жилище потеряло душу: засушенные травы больше не пахли ароматно и загадочно, превратившись просто в блеклые ломкие пучки, а кувшины со снадобьями словно утратили матовый глянец, потускнели, стали обычной глиняной посудой.
Иешуа осторожно переворачивал свинцовые пластины с закругленными углами. Обратную сторону первого листа и лицевую сторону второго покрывали маленькие четырехугольные буквы. Они плохо просматривались из-за налета окисла, но текст все-таки можно было прочитать.
Иешуа протер страницы рукавом куттонета.
– Свинец, похоже, из Мицраима, – со знанием дела заметил Шаддай.
В Хагматане он работал в лавке дяди, где продавалась утварь из разных сплавов, поэтому знал, что при изготовлении бронзы в качестве присадки к меди можно использовать еще и свинец. А его в основном добывают на африканском берегу моря Ям-Суф[89].
– Ладно, пусть так… Но нам это ничего не дает, – задумчиво заметил Иешуа.
Шаддай обиженно насупился, потому что его эрудицию никто не оценил.
Иешуа сначала прочитал надпись на иврите:
– И поставил истукан Астарты, который сделал в доме, о котором говорил Господь Давиду и Соломону, сыну его: «в доме сем и в Иерусалиме, который Я избрал из всех колен Израилевых, Я полагаю имя Мое на век; и не дам впредь выступить ноге Израильтянина из земли, которую Я дал отцам их, если только они будут стараться поступать согласно со всем тем, что Я повелел им, и со всем законом, который заповедал им раб Мой Моисей»[90].
Затем перевел греческий текст:
– И сыны Израилевы пошли каждый в свое место и в свой город. И стали сыны Израилевы служить Астарте и Астарофу и богам окрестных народов; и предал их Господь в руки Еглона, царя Моавитского, и он владел ими восемнадцать лет[91].
Троица долго сидела, обсуждая строки из Писания, строя догадки и высказывая предположения. Сошлись в одном: упоминание Астарты в обоих текстах не случайно. Но дальше этого дело не двигалось. Символы и фигуры на других пластинах показались на первый взгляд совсем непонятными, поэтому пока решили на них время не тратить.
Наконец друзья оставили попытки найти ключ и отправились к дворцу Гондофара. Куджула каждый вечер оставлял для них в караульном помещении корзину с едой: несколько лепешек, сушеный виноград и финики, иногда кусок сыра или вареного мяса – то, что кушан просил для себя, но отдавал иудеям, чтобы те не умерли с голоду в незнакомом городе, где чужакам не так-то просто найти заработок.
Вернувшись, поужинали, затем снова уселись в кружок. Близился закат, в комнате стало темнеть. Иешуа сосредоточенно вертел в руках свинцовый кодекс. Вдруг он порывисто встал и подошел к маленькому окошку под потолком. Выставив реликвию на меркнущий дневной свет, начал внимательно разглядывать листы.
– Что там? – спросил Иона.
– Сейчас, – пробормотал Иешуа.
Он повернулся к друзьям.
– У нас есть уксус?
Иона метнулся к корзине у стены. Покопавшись, достал запыленную бутылку. Затем вынул пробку, понюхал жидкость и скривился от резкого кислого запаха. Иешуа тщательно протер две первых пластины смоченной в уксусе тряпкой, после чего снова поднес книгу к свету. – Ага… может, это подсказка, – загадочно произнес он.
Ничего не понимающие друзья обступили его.
– Вот, смотрите – над некоторыми буквами едва заметные дырочки. Они были замазаны жиром, а уксус его растворил. Шаддай, возьми уголь, встань к стене.
Иешуа продиктовал девять букв.
– Ерунда какая-то, – пробурчал Иона.
В комнате стало совсем темно. Иудеи затопили печь, после чего снова замерли на полу, уставившись на стенку, где плясали отсветы пламени. Так и сидели до глубокой ночи, пытаясь составить из букв слова и найти скрытый смысл.
Безрезультатно.
– Подождите… а может, это числовой ряд? – предположил Иешуа.
– Ну, и что нам это даст? – буркнул Шаддай, он все еще обижался на друга за то, что тот не оценил его познания в литье металлов.
– Пока не знаю, надо подумать.
Иешуа явно не понимал – буквы это или числа.
Ну и ну…
3
Аглая и Куджула стали встречаться.
Когда кушан приходил в гости к Деимаху, его угощали копченой рыбой, жареной ягнятиной и домашним хлебом из вымоченных пшеничных зерен на винной закваске. Он не испытывал недостатка в еде, но македонская кухня ему нравилась, тем более, что хлеб выпекала сама Аглая, отчего он казался еще вкуснее.
Деимах часто жаловался, что ему не хватает соленой осетрины. Ассакены ее тоже любят, поэтому осетров, которых купцы доставляют с Гирканского моря, они забирают себе.
После обеда влюбленные уходили к Балху.
Эллины Бактры, конечно, не предоставляли дочерям полную свободу по примеру тирренцев, но и не ограничивали жесткими рамками приличий времен Солона или Эврипида, когда добропорядочная девушка могла выйти на улицу только в сопровождении гинеконома[92].
За молодыми людьми неотступно брел конвоир, как две капли воды похожий на первого. Деимах рассказал, что во время аудиенции у Гондофара ему пришлось выслушать много резких слов из-за гибели ассакена.
Стратег оправдывался тем, что повальное пьянство горожан на празднике – это вековая традиция. Если запретить оргии, убеждал он царя, народ начнет искать выход недовольству в чем-то другом, так дело может и до восстания дойти. Он также просил не ограничивать Куджулу в передвижении. Гондофар согласился, но заявил, что гибель еще одного ассакена не простит: эллины за это ответят, а кушан будет раз и навсегда посажен под замок.
Новый конвоир тоже оказался покладистым: за драхму садился неподалеку и отворачивался, позволяя влюбленным остаться наедине.
Куджула нежно гладил шелковистые волосы Аглаи, целовал ее лицо и шею…
Про свадьбу пока разговор не заходил, хотя то, что паре позволяли проводить время без присмотра родни, говорило о многом. Да и кто смотреть-то будет? Сестра? Так за ней самой присмотр нужен, вон иудей вокруг нее так и вьется. Если окружить детей токсотами, горожане поднимут на смех.
Родители положились на милость Аполлона Боэдромия и махнули рукой – пусть все идет, как идет, со свадьбой торопиться не надо. Деимах и Кандис знали о болезни Герая, поэтому прекрасно понимали, что впереди у Куджулы серьезные испытания. Зачем подвергать дочь опасности в чужой стране, пусть сначала он станет ябгу, а любовь, если она настоящая, никуда не денется. Ведь главная цель брака – это дети, но для того, чтобы они появились, в доме должен царить покой.
Куджула уже несколько дней не приходил в дом стратега, хотя Иешуа принес от него записку, что все в порядке. Аглая из любопытства отправилась во дворец Гондофара. Получила разрешение у начальника крепостной стражи, после чего проскользнула в ворота, закрывшись до самых глаз пеплосом скромной расцветки.
Куджула с Октаром занимались фехтованием во дворе казармы. Ассакены хмуро наблюдали за тренировочным боем заложников, прекрасно понимая, что перед ними враги. Кангюец еще полностью не восстановился после падения, поэтому отрабатывал удары вполсилы, просто чтобы не потерять навыки.