– Зайти надо ночью. Привратник наверняка будет спать возле двери. Если он спросит, почему так поздно, скажете, что утром вам предстоит заключить важную сделку, но перед этим непременно нужно посоветоваться с Гермесом. Дайте ему денег, чтобы не путался под ногами. Обязательно возьмите с собой барана для жертвоприношения. Греческие храмы ориентированы так, чтобы первые лучи солнца освещали идола через распахнутую дверь, поэтому искать нужно справа от входа, на северной стороне. Фрески, рельефы, статуи – все может быть ключом. Юпитер указывает на Манас. Манасу соответствует таттва «Ваю». Ее цветом может быть любой оттенок голубого или зеленого, а также желтый. Великий Тот указал, что стихией этой таттвы является воздух…
Иешуа остановился, заметив, что Иона с Шаддаем недоуменно переглядываются. Затем махнул рукой.
– Неважно… Короче, обращайте внимание на любые предметы и символы, окрашенные в желтый, зеленый или голубой цвета, они могут послужить подсказкой. Я не представляю, что именно вы найдете, но точно знаю, что искать надо с помощью осязания. Нужный нам предмет должен быть прохладным на ощупь или кислым на вкус. Помните: любое движение воздуха может служить ориентиром…
Он положил перед ними лист пергамента.
– И вот еще… Языческих молитв я не знаю, но вы не можете сидеть в храме молча, такое поведение наверняка вызовет подозрения. Это гимн Гомера «К Гермесу». Вам обоим надо выучить его назубок… И не делайте сложные лица! – сердито сказал он. – Никакая это не молитва, а образец высокого поэтического искусства. Ха-Шем вас за это не осудит…
Утром друзья отправились в дорогу.
Теперь они были не просто молодыми иудеями, которые в поисках лучшей жизни решили покинуть Паропамис. Деимах по просьбе дочерей выдал им верительную грамоту, где сообщалось, что они – эпитропы, агенты стратега Бактры, которые направляются в Александрию в Арии для укрепления с этим городом торговых и политических отношений.
Он был рад отправить Иону хоть на край света, лишь бы тот не вертелся возле Мирры. А еще лучше, если наглец вообще не вернется назад.
Путь предстоял неблизкий – сто двадцать фарсахов в один конец, так что обратно друзей можно ждать не раньше месяца Тиштрия[121].
Иона купил на деньги, которые он с Шаддаем заработал у филарха, двух ослов, несколько лепешек, дваш[122], а также кожаный турсук со свежей иппакой. Иудеи за годы жизни на чужбине привыкли к этому популярному у кочевников напитку из скисшего кобыльего молока. Сейчас, когда лошади пасутся на густом ковре из сочной травы и степных цветов, он особенно хорош – крепкий, пьянит, с привкусом горького миндаля, дыма и копченой кожи. А от взбалтывания во время перевозки он становится еще ядреней. По дороге в турсук всегда можно долить свежего молока или воды. Напиток обладает удивительным свойством: когда его пьешь, по телу разливается приятная истома, накатывает лень, так что можно убивать время, подремывая на осле…
До Александрии в Арии они добрались без приключений. Конные разъезды ассакенов, а потом саков особо не шерстили караван. Получив от караван-баши положенный бакшиш, всадники отъезжали в сторону, пропуская нагруженных хурджунами бактрианов, мулов и ослов.
Наконец на двадцатый день пути вереница измученных долгой дорогой, запыленных и уставших людей и животных приблизилась к широкой каменистой степи, отделявшей хребет Банди-Зармаст от долины Теджена.
К вечеру следующего дня впереди выросли холмы, среди которых выделялась лысая вершина горы Хулайи-Амбес. На закате караван спустился по лощине между отрогами хребта Давиндар в предместья Александрии в Арии, после чего, напрягая последние силы, добрел вдоль русла Каруха до железных северных ворот.
Иудеи заплатили хозяину караван-сарая за постой, после чего перетащили нехитрый скарб в маленькую прохладную комнату с лееваном. Идти к храму Гермеса ни у кого из них не было сил, они просто повалились на кошмы и мгновенно заснули.
Утром Иона с Шаддаем отправились в шахристан. Сначала обошли храм Гермеса Криофора – «Несущего барана», внимательно изучая окрестности. Засекли, как часто и по какой дороге проходят токсоты во время патрулирования района. Отметили, на каком расстоянии от храма находится агора. По груде тряпья возле одной из стен и стойкому запаху нечистот они поняли, что здесь ночуют нищие. Так, а вот и крепления для факелов – днем светильники сняли, чтобы заправить свежим битумом, но вечером точно поставят на место, об этом говорят застарелые черные пятна на плитах крепидомы[123].
Закончив внешний осмотр святилища, паломники отправились за бараном. Заходить внутрь храма не стали, потому что два иудея, внимательно осматривающие святилище эллинского божества, наверняка вызовут подозрения у адептов. Вон их здесь сколько! Гермес является покровителем не только торговцев и атлетов, но также воров всех мастей, а у этих глаз наметанный – сразу заметят фальшь в поведении.
Иона вспомнил легенду, которую ему рассказал греческий сверстник в Хагматане, когда они помирились после драки. Едва родившись, Гермес украл пятьдесят коров у брата – Аполлона, однако, стоило Зевсу уличить его во лжи, моментально выкрутился, предложив брату в обмен на коров лиру.
Друзья прекрасно знали, что с точки зрения планировки греческие храмы отличаются друг от друга лишь количеством колонн да наличием или отсутствием опистодома[124] и пронаоса[125]. Так что сюрпризов быть не должно.
Остаток дня они посвятили отдыху, а также обсуждению деталей предстоящей вылазки. Привязанный к опоре айвана молодой баран тоскливо блеял, от страха вываливая все новые порции катышей.
Наконец солнце село. Помолившись, друзья вышли с постоялого двора. Шаддай тащил на плечах барана со связанными ногами, а Иона вышагивал рядом.
К храму подошли, когда стало совсем темно. Вернувшиеся с агоры попрошайки тихо сидели на ступенях крепидомы, передавая друг другу мех с вином. Привратник завалился было спать на скамье возле огромной двери, завернувшись в гиматий, но мгновенно вскочил, услышав шлепанье сандалий в перистиле.
– А?.. Что?.. Кто такие? – заполошно выкрикнул он, метнувшись в светлый круг под факелом, как будто оттуда лучше видно, кто идет.
– Добрые люди, – дружелюбно ответил Иона. – Мир тебе. Мы заезжие купцы и хотим принести Гермесу жертву. – Закрыто! – рявкнул грек. – Утром приходите.
– Не можем, добрый человек, утром нас будут ждать покупатели в канцелярии агоранома. Опоздать никак нельзя, вот мы и решили – уж лучше помолимся затемно, чем засветло. Нужно выспаться, чтобы не сплоховать при заключении сделки. Торговля – дело тонкое.
Иона торопливо приблизился к привратнику, с поклоном протянул серебряную монету. Попробовав ее на зуб, тот удивленно оглядел прибывших, после чего проворчал:
– Ладно уж, но не задерживайтесь, не ровен час токсоты увидят свет в храме и припрутся узнать, что случилось… Придется делиться.
Последние слова он произнес с нажимом, выразительно посмотрев на гостей. Иона сразу же вынул вторую монету и сунул ее в ладонь грека. Тот удивленно крякнул – надо же, иудеи, а молятся Гермесу, так еще и не жадные. Чудеса!
Отперев дверь большим бронзовым ключом, он впустил заискивающе улыбающихся парней внутрь. Прошлепал вслед за ними в пронаос, пошарил рукой на полке в поисках огнива, а затем прошел в целлу и зажег два канделябра по обеим сторонам алтаря. Отработав мзду, с недовольным выражением на лице поковылял обратно.
До иудеев донеслись звуки его шаркающей походки вместе со старческим бормотаньем: «Шляются тут всякие негоцианты… А я пол помыл перед алтарем… Вытирай потом кровь за ними… Ох, Гермес Психопомп, будь милостив к моей душе, когда поведешь ее в Гадес[126]».
Шаддай положил барана на алтарь, расправил затекшие плечи и огляделся. Храм выглядел вечно пустым, словно здесь никогда не бродят толпы паломников. Канделябры едва освещали стены до уровня барельефов, при этом потолок терялся высоко над головой.
За каменным алтарем возвышалась статуя Гермеса. В полумраке высеченный из белого мрамора бог казался живым. Он стоял, опираясь на пенек, беззащитный в своей наготе, слегка повернув голову вбок. Плащ перекинул со спины через согнутую в локте левую руку, в которой сжимал мешочек с монетами.
Пальцами правой руки – невесомо, словно пушинку, – олимпиец придерживал кадуцей. Казалось, разожми он пальцы, жезл останется висеть в воздухе. Голову небожителя покрывал круглый крестьянский петас с двумя крылышками. И уж совсем некстати кто-то прислонил к руке бога внушительного размера копье, возле ног поместил медную чашу, а вокруг статуи расставил тяжелые четырехрожковые подсвечники квадратной формы.
Друзья поняли, что таким невинным способом саки превратили Гермеса в Фарро. Видно, даже у них рука не поднялась на очевидную красоту.
Договорились так: поисками будет заниматься Иона, а Шаддай сделает вид, что готовится принести в жертву барана, чтобы отвлечь привратника, если тот вздумает зайти в целлу.
Иона заголосил:
– Муза! Гермеса восславим, рожденного Майей от Зевса!
Благостный вестник богов, над Аркадией многоовечной
И над Килленою царствует он[127]…
Распевая гимн, он заметался по храму – сначала прошелся по периметру зала, ощупывая штукатурку руками. Вдруг раздался звон опрокинутой на пол бронзовой треноги. Иона полушепотом выругался, но Шаддай мгновенно среагировал – врезал барану кулаком под ребра. Несчастное животное – и так напуганное до смерти – громко и тоскливо заблеяло. Эхо разнеслось по помещению, заглушая остальные звуки. Этим же кулаком Шаддай погрозил Ионе.