Жены яшей – раташи – умеют оживлять мертвых каменных козлов. Эти ведьмы злые, кровожадные, обожают человечину. Но если их как следует задобрить, они будут охранять поля и фруктовые сады. Часто раташи приходят на ток и начинают колотить по деревьям палками. Это, значит, они себе часть намолоченного зерна требуют. Крестьяне, ясное дело, их боятся, поэтому сразу выставляют заготовленный горшочек гречневой каши. Раташи забирают его и уходят. Правда, могущество яшей и раташ не такое сокрушительное, как невероятная сила ямалов…
Уловка удалась: не успел проводник закончить сказочное повествование, как кушан крепко спал. Даже исходящий от козлиной шкуры резкий запах не мешал сну утомленного дорогой воина.
Глава 6Бактриана, 113-й год Кушанской эры, месяц Хаурватат
1
Тучи нависали над Бактрой словно разбухший от воды ковер из верблюжьей шерсти, который выткали чем-то сильно расстроенные мастера. Мрачные свинцово-серые клубы чередовались с черными сгустками, сквозь прорехи – словно из засады – внезапно вырывались яркие, режущие глаза всполохи.
Сестры едва успели вбежать в дом, как начался дождь, да такой сильный, словно Господь решил наказать грешников новым потопом. Они жались к жарко растопленному очагу. Иешуа дал им чадар[146], один на двоих. Голые ноги – чтобы согреться – македонянки засунули под толстые войлочные курпачи, раскиданные по комнате.
Первой разговор начала Мирра, ей не терпелось рассказать о посещении багина Веретрагны.
– Точно Геракл! Я потом у мамы спросила, она говорит, что это копия с бронзовой статуи Лисиппа. Здоровяк… Опирается на палицу, на нее наброшена львиная шкура. Голова маленькая, а тело огромное. И мышцы такие…
Мирра шумно вдохнула, надув щеки, затем смешно раздвинула руки с растопыренными пальцами. Иешуа и Аглая рассмеялись.
Она все никак не могла остановиться, ее просто распирало от впечатлений.
– И на метопах[147] – сцены подвигов: Геракл, принесший Эриманфского вепря микенскому царю Эврисфею, Геракл, подносящий Афине убитых Стимфалийских птиц, Геракл и убитый Немейский лев, еще какие-то сюжеты… – Хорошо, хорошо… – Иешуа поднял руку. – Теперь ясно, что мы на правильном пути.
– Так ведь я узнала, там точно раньше был храм Ареса… Разве я не сказала? – перебила македонянка, состроив уморительную гримасу.
– Эх, Мирра! С этого и надо было начинать, – рассмеялся Иешуа.
Он повернулся к Аглае.
– Ты помнишь, я объяснял вам с Куджулой, что такое таттвы?
– Да, конечно. Я Мирре потом пересказала наш разговор.
– Прекрасно! Так вот, Арес повелевает планетой Марс, которая указывает на Каму – энергию чувственного наслаждения. Она способна пробудить в человеке неутолимую страсть, но также помогает реализовать и другие личностные качества. Индийцы считают Каму главной добродетелью женщины, потому что благодаря этой энергии женщина приносит мужчине ни с чем не сравнимое наслаждение.
Покрасневшие македонянки переглянулись. Не обращая внимания на их смущение, Иешуа продолжил:
– Металлом Камы считается железо, цвет – красный, стихия – огонь. Каме соответствует таттва Теджес, благодаря которой человек воспринимает горячее и острое на вкус. Она проникает в тело и выходит из него через глаза.
Иешуа обратился к Мирре:
– Просто внимательно смотри вокруг, стараясь запомнить все, что тебе покажется необычным.
– Я уже придумала, как попасть в святилище, – выпалила македонянка. – Я скажу, что желаю провести ночь с Гераклом. Деньги у меня есть – мне родители подарили на Таргелии.
Иешуа с сомнением покачал головой.
– Вообще-то я не слышал, чтобы у бактрийцев был такой обычай.
– Не у бактрийцев! Я узнала, они с эллинами службу по очереди проводят: один день посвящен Веретрагне, другой Аресу. Ведь почитатели Ареса продолжают посещать храм. Куда им еще ходить? Я придумаю какую-нибудь трогательную историю… Например, скажу, что в меня вселилась душа нимфы, одной из дочерей беотийского царя Феспия, поэтому я не успокоюсь, пока не возлежу с Гераклом. Ты помнишь, – обратилась она к сестре, – Геродор из Гераклеи Понтийской писал, что герой лишил невинности пятьдесят дочерей царя за одну ночь? И каждая родила ему сына. Об этом же писал и Диодор Сицилийский. Разгул страсти даже стали считать одним из подвигов Геракла. Не думаю, что жрецы откажутся от денег.
– А если ты не успеешь вовремя уйти? – спросил иудей.
Мирра смутилась, видимо, ей не приходило в голову, что ее могут силой заставить выполнить оплаченный ритуал.
Решение нашла Аглая: повернувшись к сестре, она сказала:
– Я попрошу Куджулу, чтобы он отправил с тобой Октара. Самого не пущу, а слугу – пожалуйста. Куджула говорит, что он один стоит целой декурии[148]. Октар тебя в обиду не даст.
На том и порешили. На следующий день Мирра отправилась в багин Веретрагны, сжимая в руке мешочек с драхмами. Отыскала в храме мобада и изложила просьбу. Тот сначала и слушать не хотел, но, ощутив на ладони тяжесть серебра, задумался, потом сказал:
– Подожди здесь.
Он куда-то вышел, но вскоре вернулся в сопровождении эллина, который представился жрецом Ареса. Мирре пришлось повторно рассказать, зачем она пришла. Плотный, с глазами навыкат и большой курчавой бородой грек бесцеремонно взял ее за подбородок двумя пальцами.
Плотоядно улыбаясь, проговорил:
– Конечно, любой из великих сыновей Зевса с радостью примет тебя в свои объятья. Ты выбрала Геракла. Иди домой, подготовься как следует, а вечером приходи сюда. Твое дыхание должно быть чистым, а тело умащено благовониями, иначе бог не захочет с тобой возлежать. У тебя есть нардовая вода?
Македонянка отрицательно покачала головой. Жрец недовольно скривил губы.
– А камфорное масло?
Мирра молчала.
– Ну, тогда хотя бы прими ванну с ветками эвкалипта и натрись листьями розмарина. Уж он-то у тебя точно должен быть. А если нет, купи на базаре, потому что Гераклу нравится запах розмарина… Деньги можешь оставить мне, твоя просьба будет удовлетворена. Но ты должна знать, что Геракл будет в маске, потому что всякий, кто увидит его божественное чело, тотчас сгорит от молнии Зевса. Привратнику скажешь, что тебя прислал Агафокл.
Мирра закивала, выражая готовность выполнить любые требования жреца, лишь бы Геракл не передумал.
На закате она стояла перед огромными воротами храма вместе с Октаром. Легкий ветер с Балха приятно остужал покрытые румянцем волнения щеки. На стук бронзового кольца из дверцы рядом с окованными железом створками вышел привратник. Он пропустил македонянку, но загородил путь кангюйцу.
Мирра запротестовала, тогда грек твердо заявил:
– Велено пустить тебя одну. Слуга может подождать за стеной или вернуться утром.
Он повел ее вдоль колонн перистиля. На стенах святилища чадили светильники, за фигурами идущих крались черные тени. Наконец, они подошли к бронзовой двери. Позвякивая связкой ключей, привратник обернулся.
– Тебе оказана особая честь – Геракл соединится с тобой в адитоне.
Он пропустил гостью вперед, а сам остался снаружи. Послышался звук запираемого замка. Мирра оказалась в огромном темном зале совершенно одна. Робко поежилась, но тут же начала деловито озираться.
В дальнем конце храма маячило пятно света, она поняла, что горит канделябр на стене, отделяющей адитон от целлы. Вскоре глаза привыкли к темноте. Тогда она легкими шагами пересекла зал.
Из мрака выплыл темный силуэт Веретрагны.
Гранитную фигуру бога увенчивал остроконечный колпак, весь в чешуйках, больше похожий на шишак катафракта, чем на царский кулах. К шлему крепились крылья, но не два, как у Гермеса, а три. Он держал меч острием вниз, с плеча свисала львиная шкура.
Иранский бог войны и победы не казался страшным, спокойное лицо смотрело в сторону входа в храм.
Вот и арка адитона.
Мирра проскользнула внутрь святилища. Масляные лампы едва освещали небольшой пилястровый зал, в углах которого стояли желто-черные лутрофоры с высоким горлышком и длинными тонкими ручками. К стене жался канапелон[149]. Массивная мраморная курильница в центре зала источала аромат благовоний. На столешнице тлели кусочки ладана, а внутри тумбы за железной решеткой плясали язычки пламени – там горели сандаловые щепки.
Выгибали витые ножки бронзовые треножники с чашами для воскурений.
А это что? Перед курильницей словно растекается кровавое пятно. Она подошла ближе – так и есть: пол выложен пластинами красного мраморного оникса. В центре вмурован странный светлый камень – на одной стороне два острых зубца, а другая ровная.
«Железо… красный… огонь…» – молнией пронеслись в голове наставления Иешуа.
Схватив стоящие у курильницы щипцы, Мирра начала выковыривать зубчатый камень. В пылу работы она не заметила, как в адитон вошел человек в маске и коротком хитоне. Одной рукой Геракл придерживал висящую через плечо львиную шкуру, в другой сжимал внушительного размера палицу.
– Ты что делаешь?!
Македонянка в испуге оглянулась. Геракл угрожающе двигался прямо на нее. Она вскочила и попятилась, выставив перед собой щипцы.
– Ах ты сучка! – злобно зашипел бог, поднимая грозное оружие.
Мирра метнулась к канапелону. Геракл бросился следом. Она побежала вдоль стены адитона, полы фиолетового пеплоса развевались, словно крылья испуганной птицы. Грозный бог настигал, вот сейчас он схватит за край одежды…
Увернувшись, македонянка бросилась к курильнице, как вдруг зацепилась пеплосом за треножник. Она тянула одежду на себя, но ткань не поддавалась. Мирра рванулась в сторону, разрывая пеплос, а тяжелый треножник со звоном рухнул к ногам бога. Тот споткнулся и, грязно ругаясь, повалился на пол.