— Вальчик? — позвал, поворачиваясь к машине. — Живой?
Из задней дверцы вылезла потная голова с грубо залатанным носом.
— А чего?
— Скоро дадим тебе работешку. На вот пока подыми, — бригадир протянул Шишову три папироски, дал и спичечный коробок. — Вот как выкуришь все, тут нам трактор и подадут.
Однако Иван недостаточно знал Мигунова, который верен остался себе, действуя как в поговорке: должен, не спорю, отдам, да не скоро. Шишов выкурил все папироски и еще одну попросил, а Лева проверил мотор, вытер стекло и, уклав на баранку книгу, читал ее так, словно это было его окончательным делом. Иван же ходил взад-вперед. Полчаса ходил. Час. Наконец не стерпел. «Чего они там?» — досадливо буркнул и рассерженным шагом подался во двор.
Во дворе было солнечно и уныло. Металлический лом. Груда щебня. Железная бочка. Невдали два корпуса мастерских. Дальше — шеи старых комбайнов. Вокруг ни души. Неожиданно из-за бочки возник плюгавенький мужичок в кожаном фартуке и берете.
— Кого, гражданин, потерял?
— А ты кто такой? — Слободин поглядел на него с досадой.
— Я — слесарь… Аркаша.
— Послушай, Аркаша, где тут у вас дают «Беларусю» обкатку?
— Дровишек небось захотел? — кончики тоненьких губ Аркаши дрогнули и привстали — он улыбался. — Откуда везти? И куда?
Слободин хотел уже было послать Аркашу подальше, да вдруг учуял в его вопросах припрятанный смысл.
— Не ты ли ладишь везти?
— Может, и я, орсик-морсик. Мы с этим делом попеременно. Кто посвободнее, тот и повез…
Дослушивать дальше Иван не стал.
— Мигунова случаем не видел?
Аркаша выставил ногу вперед.
— Родня ему? Кореш?
— Кум! — насмешливо бросил Иван.
Но Аркаша ему поверил, глаза проблеснули желанием тут же Ивану и угодить.
— Все в порядке тогда! Кто-кто, а Илюша потрафит. Мастер на это. Вторую неделю старается для людей.
— Почему — вторую? — не понял Иван.
— Потому, орсик-морсик, что трактор до Майских еще излажен. А за ним чего-то не приезжают. Забыли, видать. Вот Илюша прокатку ему и затеял.
— С чем прокатку? — Иван почувствовал скверный озноб, с каким его начинала захватывать ярость. — С дровами?
— По потребности, кому с чем, — Аркаша взялся за лямочки фартука, оттянул их и отпустил. — Мне, например, с навозом на огород. А вон Валентину Петровичу, нашему буху, с мебелью из хозмага. А тебе-то чего везти?
— Мне не везти, мне сеять, — сказал Иван угрожающим тоном. — Пшеницу сеять. Сообразил?
— Ну да?! — не сразу поверил Аркаша, а поверив, перепугался и готов уже был ускользнуть, да Иван протянул к нему руку, забрав его фартучек вместе с рубахой.
— Где-ка механик? — мрачно спросил, ощущая, как душу его охватило негодование не только к Аркаше и Мигунову, но и ко всем остальным, на кого вторую неделю работает трактор.
— Орсик-морсик, откуда я знаю…
Иван подтянул Аркашу, чуть не подняв его над землей, и тот, будто муха, засучил ногами.
— Где, говори? А не то удавлю как мелкого паразита!
Глинисто-желтое, с пышненьким носом лицо Аркаши стало глянцево багроветь.
— Дома, — услышал Иван круто сдавленный голос, — ей-богу, не вру. Шурка Манойлов должон…
— Что — должон?
— Должон свезти ему обрези с пилорамы.
— Где живет Мигунов?
— Там, — Аркаша скосил глаза на забор, в котором виднелся пролом. — Тут ему ближе.
— Адрес? — потребовал Слободин.
— Пролетарская, двадцать четыре.
— Дыши! — Слободин разжал запотевшие пальцы, отпуская Аркашу на волю. Однако слесарь, сделав с десяток шагов, осторожно остановился:
— Прости, товарищ, но ты откуда?
Но Ивану было не до Аркаши. Он торопливо ступал к машине.
— На Пролетарскую! — приказал.
И Лева по свекольно-красным щекам Ивана, по властному голосу и посадке, с какой бригадир погрузился в сиденье, сообразил, что получилась нелепость, и, рассердись на того, кто Ивана так сильно расстроил, нажал ногой на педаль.
На перекрестке двух улиц «уазик» тряхнуло. Иван повернулся к Шишову:
— Зри в оба! Видишь вон «Беларусь»?
— Вижу, — ответил Шишов, поедая глазами стоявший в конце проулка трактор с тележкой.
— Небось узнаешь?
— Чего?
— Трактор, на коем пикировал с мосту?
— Ху-у! — засмеялся Шишов. — Почему, интересно, он тут? Да еще с горбылем?
Слободин посоветовал:
— Не задавай ученых вопросов. А приготовься! Будешь делать сейчас пересадку.
— Это на трактор?
— Правильно понял. На тракторе сразу поедешь домой.
— Прямо с тележкой?
— Прямо.
— А куда ее деть?
— Где-нибудь по дороге отцепишь.
Визжа тормозами, «уазик» остановился, почти притершись к кривому крылу «Беларуси». Шишов из дверцы метнулся наверх, лишь голые пятки его блеснули. Трактор кряхтел, работая вхолостую, и Вале понадобилась минута, чтоб он пошибче затараторил и, тронувшись с места, удаленько побежал, увлекая вслед за собой и тележку, на которой захлопал откинутый борт, и на поросшую мать-и-мачехой бровку канавы посыпались горбыли.
Ржаво пропела калитка, и на дорогу выскочил Мигунов, а за ним низкорослый в нейлоновой куртке механизатор.
— Трактор украли! Эй! Эй! — Мигунов подбежал к машине и, не глядя, кто в ней сидит, махнул вдоль улицы бархатной кепкой. — Давай-ко догоним! Я не я, чтоб в тюрьму, стервеца, не упечь! — И только хотел было юркнуть в «уазик», как и увидел своих знакомцев. Увидел и отшатнулся. Приземистый, в кителе речника, на котором было расстегнуто несколько пуговиц с якорьками, он отступал, прикрывая ладонью лицо и следя сквозь пальцы, как сквозь решетку, за шофером и бригадиром, словно узнав в них опасных субъектов, с кем встречаться не собирался.
— Руку-то опусти, — посоветовал Лева и обнял пальцами рычажок, собираясь ехать следом за Валей. Но Слободин задержал, почувствовав вдруг к Мигунову странное любопытство, как к человеку нелепой судьбы, которого он неправильно понял.
Мигунов перестал отступать. Утвердился на бровке канавы. Лицо его было бледным, лишь около носа неровно и жидко разлился морошечный цвет. И вдруг эта кривенькая улыбка.
— Корреспондент областной газеты? — таиться и прятаться было уже ни к чему. Мигунов осмелел, кровь ударила в голову, пожилое лицо его стало красным. — Смелы-ы! Ничего не скажешь! Только за смелость эту придется ответить! Обоим!
— Гы-ы, пугает, — пренебрежительно гыкнул Лева и оглянулся на бригадира, взглядом требуя от него, чтобы тот приказал ему ехать.
Однако Иван не любил нехороших намеков, тем паче сказанных с явной угрозой, и потому, распахнув свою дверцу, высунул ногу.
— Дальше?
— А дальше вам разговаривать не со мной! — Механик глянул на парня в нейлоновой куртке. — Поди, Манойлов! Милицию вызывай!
Слободин и вторую ногу высунул из машины.
— Насчет чего?
— Насчет тележки украденных дров! — отозвался механик и показал Манойлову путь, каким он должен поторопиться. — Самому Николаеву скажешь. Пусть этих гавриков заберет. А за тем, что с тележкой, пошлет дежурку!
Вот и понял Иван механика Мигунова, понял, как оборотистого дельца, который, спасая себя, пойдет на любое. Иван испугался, подумав о том, что в истории этой можно не разобраться и наказать не того, кого надлежит. «Как так? — заворочалось в голове. — Неуж без вины виноватыми будем? Да что это? В наше-то время?»
— Постой, — Слободин резво выбрался из машины, — может, мы без милиции обойдемся? Э-э, Манойлов! — крикнул нейлоновой куртке.
— Ваша песенка спета! — механик, погладив ладонями плечи, заговорил утверждающе, властно, с довольным смешком, как говорят зависимым людям, когда желают их попугать. — Нынче вам дома не ночевать… — Он еще собирался что-то добавить, но, увидев, что Манойлов топчется возле забора и в милицию не идет, недовольно спросил:
— Что, Манойлов, с тобой?
— Нельзя мне туда: я там был.
Мигунов досадливо сплюнул, однако расстраиваться не стал.
— Ладно! Сам добегу! У меня в один миг! — И, обойдя дорожную лужу, ступил на бревнистую перемычку. Ступил и забился ногами и головой, ощущая под мышками чьи-то ладони, которые грубо сгребли его и, поддернув к распахнутой дверце машины, так турнули туда, что механик не сразу и понял: откуда, зачем и куда он попал?
— Пешком ни к чему! На машине быстрей! — пояснил Слободин, забираясь вслед за механиком на сиденье. — Давай, Лева, жарь! Мигунову в милицию надо. И нам заодно.
Механик виду не подал, что растерялся. Наоборот, решил показать, что бывать в таких переплетах ему не в новинку.
— А ты с головой! — он скептически усмехнулся. — Но, кажется, с глупой. Вам-то в милиции что за нужда?
— Узнать, — ответил Иван, — откуда дровишки?
— С лесозавода. А что? — сказал механик с ехидным задором. — Или думаешь, я бесплатно?
— Кто вас, пакостных, знает, может, и платно. Только нам надо понять и другое.
— А что — другое! Мне, разумеется, ты не скажешь?
— Могу, потому как тебе так и так отвечать. Сколь раз трактор гонял по дрова? По картоху? По мебель? Это первое. А второе: гонял для кого?
Вопросы были серьезные, но Мигунов сделал вид, что нисколько не испугался, и хлопнул Ивана рукой по ноге.
— Скажу по секрету: гонял для многих. И для милиции в том числе.
Такого циничного откровения Иван совершенно не ожидал. Он потянулся к шоферу.
— В милицию не поедем Редакция знаешь где?
— Я и туда гонял! — деланно рассмеялся механик, снова хлопнув Ивана рукой по ноге.
Это было уже глумление — беспринципное, грязное, страшное тем, что бороться обычным способом с ним невозможно. Чуял Иван, что механик сейчас смеялся над каждым, кто по уму, по совести и по долгу работы должен был защищать справедливость. Он поглядел на свои широченные руки, которые вдруг затряслись, наливаясь разгневанной кровью, и испугался, что может не совладать и тогда случится такое, чего никто ему не простит.
— Вот оно как! — стиснул челюсти Слободин и боковым резким взором окинул лицо Мигунова. Лицо было дряблым, но и румяным, с хитрой бороздочкой на щеке. Казалось, бороздочка говорила: «Зря стараешься, бригадир, поймать на крючок меня не удастся, потому что я из породы ловчил, которые многим бывают полезны…»