По законам войны, в случае масштабного наступления, мы – обречены. В принципе, это обычная судьба защитников «первой линии». Днем раньше, неделей позднее, без разницы – от пули, осколка, жажды, – исход известен.
Разумеется, вслух об этом говорить нельзя, ибо разговоры на подобные темы и есть пропаганда панических и упаднических настроений, за которую по законам военного времени полагается известно что. Говорить-то нельзя, но куда деваться от мыслей на эту тему?
Обнадеживает другое – сценарий дальнейших событий в этой войне неизвестен никому. Запросто может случиться так, что никакого масштабного наступления с «той стороны» (равно как, к великому сожалению, и «с этой») так никогда и не грянет. Значит, будем на собственном опыте, на собственной шкуре изучать все «прелести» позиционной войны.
А если всё-таки – массированное наступление по всему фронту? Да ещё при поддержке артиллерии и авиации? Только и остается вспомнить расхожую народную мудрость про ту самую смерть, что «на миру красна». А может быть и ничего не надо вспоминать. Достаточно не забывать, что ехали мы сюда по собственному желанию и отчетливо представляли все возможные варианты личной судьбы в этой обстановке.
Тема «принадлежности к первому эшелону» и «последствий нахождения на передовой» не выходит из головы. Понятно, начни мусульмане наступать на этом участке фронта, нам не поздоровится. Точнее, мы обречены. Не более привлекательные откроются для нас перспективы, если… начнут наступать сербы. Без всякого сомнения, если такой приказ грянет – авангардом атакующих будут, конечно, русские добровольцы. Судьба наступающих в самых первых рядах известна даже неискушенным в ратном деле людям: встреченная огнем обороняющихся, большая часть их …всегда погибает. Велика ли разница: погибнуть в обороне, спасая братьев-сербов, или в наступлении, прикрывая тех же самых братьев от тех же самых мусульманских пуль?
Опасная тема. Неудобная тема. Для добровольцев, приехавших по зову сердца помочь братскому славянскому народу противостоять коварному Мировому порядку, её просто не должно быть. Однако она существует. Больше того, назойливо вертится в сознании, затирая и подминая все темы прочие. Значит, надо «включать внутреннюю цензуру» и волевым усилием заставить себя не думать на эту тему. Хотя бы потому, что от всех этих умствований попахивает рядовой трусостью. Разве стоило ехать за тысячи километров, чтобы убедиться в собственном несовершенстве? Непростительная роскошь!
А во время серьёзной настоящей войны за подобные высказанные вслух «пораженческие настроения» могли бы и к стенке поставить! И были бы правы! Потому что такие мысли откровенно мешают достижению главной цели любой войны – Победе! Значит, про особенности ведения боевых действий в «первом эшелоне» – забыть!
Караул, заготовка дров, завтрак, обед, ужин – бедноват ассортимент наших занятий. Но выбирать не из чего. В разговорах у костра с напарниками по караулу вспоминаем родных, гражданскую жизнь. Для некоторых эти темы достаточно болезненны. Кого-то бросила и прокляла жена, кто-то попал в переплет, из которого надо было как можно скорее уносить ноги. Московский казачок Ленька К. наехал за рулем своего «жигуленка» на какого-то именитого иностранца. Белорус Валерка Г. запутался в долгах. Кое за кем тянется и самая обыкновенная уголовщина. Что ж, в наших палатках места хватит всем.
Ура! Сегодня звонил в Москву. Дозвонился. Все живы-здоровы. Отлегло от сердца. Слава цивилизации! Слышимость такая, будто от дома нахожусь в сотне метров.
Этого дня мы ждали больше месяца. Раньше ребята звонили в Россию, на Украину, в Белоруссию и прочие регионы из Вышеграда. Сейчас такой возможности нет. То ли сербы отказали. То ли связь не в порядке. Поэтому пришлось ехать километров за шестьдесят от базы-казармы в небольшой городишко Р. На это ушел полностью день, отведенный для отдыха (пока поймали попутку, пока нашли в городке здание узла связи, пока выяснили коды нужных городов и т. д. и т. п.). Д о глубины души растрогали женщины – работницы узла связи. Узнав, что мы русские добровольцы, они немедленно побросали все дела, кинулись искать коды российских и украинских городов, приготовили кофе. Из путаного разговора на диковинном русско-сербско-английско-немецко-украинском диалекте выяснилось, что городок в статусе прифронтового находится уже не один год. И не осталось здесь ни одной сербской семьи, где бы женщины не носили траурных платков, где бы не оплакивали павших в бою, замученных в концлагере, просто сгинувших в никуда в кровавой смуте.
Буквально в нескольких десятках шагов от нашей позиции на горе Заглавок, где мы чаще всего в последнее время несем караульную службу, есть места, откуда в ясный день виден Вышеград.
Россыпь черепичных крыш, белые кубики каких-то зданий, ползущие букашки редких автомашин. Всё это на дне гигантской чаши, стенки которой образуют поросшие елями склоны гор. Красиво!
Красиво-то – красиво…
Только нам не до ландшафтно-панорамных красот.
Наша высота – главенствующая на подступах к Вышеграду.
Наша смена – единственное подразделение, обороняющее эти подступы.
Выходит, мы – главные и единственные защитники целого города. Это очень ответственно: обеспечить покой, свободу, жизнь целого города. Между прочим, в каждый караул заступает от восьми до двенадцати русских добровольцев. Совсем не густо для защиты целого города.
Да ещё такого красивого!
Человек, прошедший через кровь – человек совершенно иной формации. Он не лучше, не хуже других, крови не видевших, крови не проливавших. Но он – совсем другой. Из другого измерения.
В последнее время среди русских становится всё больше прошедших через кровь. Приднестровье, Абхазия, Сербия – главные адреса «фабрик взросления», «фабрик прозрения». Людей, побывавших там, – уже многие тысячи. Для нации это отрадный факт. Людям, прошедшим «горячие точки», уготована великая миссия. В их руках судьба нации и Отечества. Эти руки должны быть очень крепкими.
Правда, возможно, и скорее всего так и будет, что высшая власть в лице антирусски ориентированных политиков сделает всё возможное, чтобы людей, прошедших через фронты национального мужания, изолировать и скомпрометировать. Спецслужбы, правоохранительные органы, чиновники на местах получат указивку – «глаз да глаз» за добровольцами и… начнется: кого за мельчайший проступок на «зону», кого спровоцировать, чтобы потом был повод – вот, он наёмник в прошлом, а ныне преступник, не доверяйте ему, бойтесь его, гоните его…
Участвовал в коротком, буквально часа на два, рейде в окрестностях положая. Едва ли не в сотне метров от нашей позиции наткнулся на аккуратно сложенные ветки и доски, на свежий, не успевший раскиснуть в подтаявшем снегу, окурок, недавно опорожненную жестянку от куриного паштета. Сопровождавший нас серб уверен, что это – лежка мусульман. Значит, здесь был разведчик или снайпер. Был совсем недавно. Об этом напоминает и консервная банка, остатки содержимого с которой ещё не успели склевать птицы. Возможно, именно мы и вспугнули того, кто только что был здесь. Скорее всего, мы вспугнули всё-таки снайпера, прибывшего сюда за своим кровавым оброком.
По очереди занимали вражеский лежак и рассматривали через прицел снайперки наши собственные позиции. Оптика позволяла видеть в деталях не только наше расположение, но и, кажется, даже выражение лиц тех, кто там остался. Если бы лежавший здесь снайпер имел желание или получил приказ открыть огонь, зарубок на его прикладе непременно бы прибавилось. Мишенью для него мог бы послужить любой из нас.
Вот оно очередное напоминание о том, что здесь наши маршруты и маршруты старухи в саване и с косой переплетены и составляют единый дьявольский орнамент.
Подобный вывод оптимизма на ближайшее будущее не прибавляет. Впрочем, разве время смаковать подобные эмоции? Самый рациональный вывод из увиденного: чаще организовывать подобные выходы в территорию, прилегающую к нашему положаю. Ради нашей же безопасности.
Самые разные мысли лезут в голову во время караула, во время хождений по горам, во время привалов и перекуров. От воспоминаний на мелочно-бытовые темы до масштабных философско-политических обобщений.
Часто пытаюсь определить для себя и своих боевых товарищей место в нынешнем социально-геополитическом раскладе. Звучит нескромно, попахивает ничем не прикрытой гордыней, но… Мы – патриоты, мы – пассионарии. Используя термин из советского лексикона, мы – люди с активной жизненной позицией.
Кажется, это – факт неоспоримый, не вызывающий сомнения не только у наших друзей, но и у наших врагов.
Вот только почему реализовывать свой недюжинный потенциал мы рванули «за три моря»? Неужели нельзя дать волю своим чувствам и своей энергии в России, в пределах своего Отечества? Тем более, что обстановка на Родине такова, что, кажется, именно там должны быть востребованы наша энергия, наша отвага, наша жертвенность. Неужели бескрайние просторы России оказались нам тесны для реализации нашего потенциала? Или не так уж и нужны мы своему Отечеству, если оказались здесь, «за тридевять земель»? Понятно, сербы – братья. Ясно, их беды – наши беды. Только что может быть важнее проблем Родины? Разве все места в окопах (в переносном и самом прямом смысле этого слова) на её территории заняты? Или наше присутствие здесь кому-то откровенно нежелательно? Или судьба у России такая трудная, что даже её сыновья не могут сейчас ей помочь?
Вопросы… Вопросы… Думаю, ни нынешние политологи и социологи, ни будущие их коллеги так и не смогут дать на них исчерпывающих ответов.
Вот уже сутки назойливо крутится в мозгу строчка В. Высоцкого: «Мне этот бой не забыть нипочем, / Смертью пропитан воздух…»