Как только класс затих, госпожа Анна вернулась к прерванному монологу, будто никакого спора и не было.
– Так вот, ребята. Приятная новость заключается в том, что ваша одноклассница Марта Даба стала победительницей детского общеевропейского литературного конкурса «Дети против войны и терроризма», ее стихотворение вошло в сборник произведений победителей, и она получила приглашение на праздничную благотворительную елку двадцать пятого декабря! Давайте от души поздравим ее.
Народ захлопал, кто-то выразился, что я, мол, крута. Ребята у нас в классе вообще-то что надо. А мне стало как-то неловко. Не знаю почему. Излишней скромностью я не страдаю, и хотя быть на виду не очень люблю, но в родном-то классе, среди ребят, со многими из которых седьмой год вместе учишься! Однако чувство неловкости не отпускало. Особенно когда выяснилось, что у госпожи Анны имеется этот сборник. Она открыла его и начала читать мое стихотворение, написанное в октябре. Сама я ни на какой конкурс его не отправила бы, эта была ее инициатива. И по-моему, победе она радовалась больше, чем я.
Дома полны вечерней дрожью
И мучаются липким страхом.
Вдруг тишины не потревожит
И стекла не развеет прахом
Взрыв – тот, что землю, словно мячик,
Небрежно отшвырнет в сторонку,
В последнем не зайдется плаче
Над мертвой матерью ребенок?
Читала Анна с излишним пафосом, а еще с паузами, будто во время диктанта. От этого стихи казались мне совершенно чужими.
И мир, неотвратимо рушась,
Не вспыхнет в огненном хаосе,
Вдруг не взметнется в небо ужас,
Все разделив на «до» и «после»?
Вдруг ничего еще не будет,
И все проснутся на рассвете?
Не умерла надежда в людях
За полмгновения до смерти.
Я вдруг явственно услышала причитания маленькой девочки в трамвае: «Мамочка, пусть ничего не будет, сделай так, чтобы ничего не было». Но учительница, слава богу, закончила. По школьному радио объявили, что и урок тоже закончен – звонок по-прежнему не работал. Вот уж не предполагала, что литература может оказаться для меня не лучше алгебры. Ну, по крайней мере, политики сегодня больше не будет, подумала я, выходя из класса. Как же я ошибалась!
Все-таки я жутко ненавижу Золиса! Он еще молодой, не старше тридцати, но ничтожный и злобный. Всегда в сером штопаном свитере, и волосы у него тоже серые, реденькие. Ну подумаешь, свитер старый, – был бы человек нормальный. Но Золис – человек исключительно ненормальный. Закомплексованный и все свои комплексы на нас отыгрывающий. Гад, одним словом. Да еще на контрольных не тесты дает, где можно ответы выбирать (а у меня интуиция хорошая, на положительный балл я бы точно навыбирала), а задачи. И чтобы с полным решением! И не посписываешь у него. Очки толстые, а все видит через свои окуляры. Особенно Золис не любит, когда для подсказок используют мобильники и прочие высокие технологии. Вот и сейчас наклонился над Деннисом, хлоп – и вытащил у него из рукава трубку:
– Меркалис, не трудитесь. За работу вам «ноль». Полугодовой бал у вас неудовлетворительный, так что можете отдыхать до следующего полугодия. Впрочем, с мозгами вам не поможет и Санта-Клаус.
– Но господин Золис! Я же ничего не сделал. Посмотрите, сети даже нет, связь опять не работает.
– Что ничего не сделал, это я и так вижу. Потому и «ноль» за работу. А будете пререкаться, мигом окажетесь за дверью.
Для Золиса выставлять в коридор на растерзание Черному Иосифу – дело обычное. Деннис, оттолкнув от себя чистый лист, уныло уставился в окно.
А нас с Дедом Золису ни разу поймать не удалось. Мало того, что у моего друга определенно талант к этой распроклятой алгебре, так что он без особого труда за урок и свой, и мой вариант делает. Он еще и подсказывает классно. И вообще, у нас с ним взаимопонимание не то что с полуслова – с полузвука! Золис, ясное дело, все прекрасно понимает. Но что толку понимать, коли разоблачить не в силах. Он и рассадить нас без причины не может, потому как в гимназии – самоуправление и демократия, хоть и ограниченные чрезвычайными обстоятельствами. Но в данном случае обстоятельства ни при чем. Не пойман – не вор.
Хотя однажды отомстил мне Золис зверски, – тогда-то я его и возненавидела. В начале декабря Дед целую неделю не ходил в школу. Не то простудился, не то проблемы у них с матерью какие-то были. Скорее, проблемы, потому что плел он мне что-то невнятное, я даже обиделась. Лучше бы сказал по-простому, что секрет, разве я не поняла бы? Но обида – полная ерунда по сравнению с тем, что за время его отсутствия случилось. Мало того, что в эти дни была самостоятельная работа по алгебре, и я, естественно, провалилась. Так Золис четыре дня подряд вызывал меня к доске. И все четыре раза ставил, выражаясь маминым языком, «пары». Хотя отвечала я, как мне кажется, не меньше, чем на «пятерку» по десятибальной системе. До этого оценки у меня были вполне приличные (мы уж с Дедом постарались), но чтобы получить удовлетворительный балл в полугодии, за контрольную мне нужна «восьмерка», про «шестерку», конечно, было маме в утешение.
Не надо только думать, что я совсем уж тупица. Формулы сокращенного умножения выучила, скобки раскрывать умею. Так что, когда все по формулам, вполне могу и сама. А когда не совсем по формулам? Или совсем не по формулам? Черт его знает, как быстрее курьеру доставить донесение и вернуться обратно, если всю дорогу он пройдет пешком или если туда поплывет на лодке по течению реки, а обратно – против, а собственная скорость лодки равна скорости пешего хода. В одну сторону течение ему помогает, в другую – мешает. «Одинаково?» – прошептала я одними губами. Дед тихонечко покачал головой: нет, мол.
Конечно нет! Вообще неизвестно, доберется ли он со своим донесением. А если артобстрел? А уж по реке – тем более, если по нашей Синей… По берегам палят, не дай боже. Кстати, а что у него там в донесении? Может, это русский лазутчик с координатами целей? Или наоборот, наш разведчик, работающий за озерами? Собрал необходимую информацию, а связи никакой нет, вот и идет пешком, чтобы потом вернуться обратно.
Тут мне сделалось немного неловко. Честно говоря, я уже далеко не в первый раз размышляю так по поводу задачек, которые не могу решить. Однажды рассказала об этом отцу, он долго смеялся, говорил, что рад за меня: это явно литературные задатки. А потом принес рассказик одного русского писателя, Аверченко. Про мальчишку, который на экзамене по арифметике, вместо того чтобы задачку решать, тоже целую историю сочинил.
По-русски я читать умею. Ведь все свои авантюрные и детективные романы отец писал почему-то на русском. Потом сам переводил на родной, ну а на другие языки переводили уже профессиональные переводчики. Не ждать же мне, когда отец переведет! Вот я и читала в первом, русском варианте. Как-то я сказала отцу, что по-русски писать непатриотично. Он засмеялся: зато, говорит, ты еще один иностранный язык выучишь, а так – разве заставишь? Да и с русского легче переводы делать, на нашем-то языке всего миллиона два на всей планете разговаривает. Наверное, этот, последний довод отец приводил не только мне, и казался он вполне убедительным. По крайней мере, в непатриотичности отца никто не обвинял. Наоборот, гордились, что его имя сделало наш маленький народ всемирно известным. Фильмы по его романам снимали даже в Голливуде. После того, что случилось в июле, когда отца не стало, популярность его только выросла. В общем, мы могли бы очень хорошо жить, если бы уехали из Города. Но мама уезжать не хотела, и я не хотела, и Александр. Потому что это наш Город.
Ну наконец-то! Дед просунул мне под ладонь клочок бумаги, исписанный его бисерным, но абсолютно разборчивым почерком. Я торопливо начала перекатывать нерешенные задания. Золису было не до нас, он пристально наблюдал за Алиной и Ритой. Что они делали, было и так ясно: списывали что-то из конспектов, причем чужих. Свои Алина и Рита не вели сроду. Ровно через тридцать секунд девчонки получили «нули».
– Так, что тут происходит? – это был, конечно же, Золис. И когда только успел подойти. Хотя, если уж быть точным, он не успел, это я успела!
– Пожалуйста, господин Золис, у меня все готово.
– Да ну? За десять минут до конца урока?
– А вы посмотрите.
Золис склонился над нашим столом и уставился в работу своими чересчур большими за стеклами очков, лягушачьими глазами. Чем дальше проверял он работу, тем больше выцветали от злости эти бесцветные глаза, а губы становились тоньше. Ни одной пометки не сделал он своей красной (перьевой!) ручкой и, презрительно хмыкнув, поставил внизу листа тоненькую, кругленькую «восьмерочку». «Десяток» он вообще никому не ставит (даже Деду и Юрке, которые по математике лучше всех), а девятку я (или, точнее, мы с Дедом) вполне заслужили. Но зачем мне «девятка», мне и восьми баллов для итоговой «пятерки», которая уже удовлетворительная оценка, хватит. Никакой пакости Золис мне уже не подложит. До каникул осталась одна математика, и я уж как-нибудь выкручусь. Так что ура мне, артиллерийский салют и тысяча фейерверков.
И тут действительно грохнуло. Никто не испугался, почему-то сразу все поняли, что это не обстрел. А вот удивиться – удивились: как только началась блокада и обстрелы, в школе сразу куда-то пропали весьма популярные (несмотря на неизбежную кару со стороны Черного Иосифа) петарды и другая пиротехника. И вот опять, да еще во время контрольной. Ого! Еще и на столе у Золиса! Конфетти и белые листы бумаги, чуть опаленные по краям, разлетелись по всему классу.
– Ух ты, ни фига себе! Ребята, гляньте, – крикнул проснувшийся от многолетнего сна Томас.
Все забегали, заголосили, начали хватать листы. Как ни странно, Золис даже и не пробовал навести порядок. Он сам схватил листок и вперился в него, как давеча в мои задачки. Я тоже поторопилась, пока не расхватали все.