В родном доме он застал настоящую трагедию.
Из Секерок Божена вернулась смертельно зарёванная, до крайности разъярённая и очень несчастная. На сей раз виновными были ужасные дети, вполне достойные своей мамочки. По дороге девушка ещё успела поругаться с пассажирами одного автобуса и водителем другого, и это обстоятельство её ещё больше взвинтило.
Пани Халина сразу поняла, в каком состоянии вернулась её падчерица. Вслед за грохотом захлопнувшейся двери послышались громогласные рыдания, с которыми девица взбежала по лестнице, потом ещё один хлопок — уже двери спальни. Там страдалица бросилась на кровать, колотя кулаками по подушке и ногами по матрасу. И матрас, и подушка покорно и мягко подчинились ударам, что ни в коей мере не способствовало разрядке стресса, к тому же звуки получились настолько умиротворяюще приглушёнными, что необходимый для разрядки шум пришлось производить самостоятельно, рыдая, вскрикивая и подвывая.
Все это не слишком взволновало пани Халину, и вовсе не потому, что она была бессердечной мачехой. Напротив, сердце у женщины было доброе и она одинаково внимательно и заботливо относилась ко всем детям в их общей с сантехником семье. Просто успела изучить особенности характера старшенькой и привыкла к её преувеличенно бурным эмоциям по совершенно неадекватным поводам. Самозабвенные, продолжительные рыдания, переходящие в истерику, могло вызвать неосторожное высказывание подружки; тройка по физике, разумеется незаслуженная; некстати размазавшаяся тушь на ресницах; тот факт, что в магазине увели из-под носа последние серёжки с мордой шимпанзе, и тому подобные превратности судьбы. Пани Халина уже знала, что попытки. успокоить израненную душу во всех этих случаях лишь усиливали истерику, и потому научилась спокойно её пережидать.
На сей раз, однако, вопли и рыдания вывели из себя бабушку, которая в соседней комнате смотрела по телеку свой любимый сериал и вдруг перестала слышать, что черноволосый герой в порыве страсти нашёптывал белокурой героине. Старушка постучала в стенку — без толку, прибавила в телевизоре звук — без толку. Пришлось призвать на помощь дочь.
Пани Халине в данный момент очень не хотелось заниматься нравственными терзаниями Боженки. Она находилась в заключительной стадии приготовления обеда, когда все кипело и шкворчало и от плиты не отойдёшь. В их доме обед был святым делом, к моменту возвращения с работы отца семейства суп должен стоять на столе, и никакие оправдания, объясняющие отсрочки и опоздания, сантехник не принимал во внимание. Обычно покладистый и во всем подчиняющийся жене, в этом отношении он был твёрд и священные часы обеда соблюдал с точностью маньяка. Даже если на работе приходилось задержаться, обязательно звонил, чтобы поставить жену в известность, на сколько минут опоздает.
Обед пани Халина всегда готовила, то и дело поглядывая на часы. Вот и сейчас все шло по расписанию. В духовке доходила запеканка, суп оставалось только заправить в последний момент, в миксере уже поджидал будущий мусс, взбить — и готово. Пришлось все бросить и подняться наверх.
Как и положено, первые же сочувственные расспросы вызвали у Вожены новый взрыв отчаяния.
Кулаки замолотили по подушке с удвоенной силой, по комнате полетели пушинки. Среди воя и рыданий пани Халина расслышала вроде бы имя Тадеуша и встревожилась. Неужели сын отмочил что-то такое, от чего несчастная девушка так страдает?
Старушка всегда была сообразительнее дочери, хотя тоже не вдавалась в эмоциональные тонкости.
— Совсем сдурела девка! — неодобрительно заметила она. — За парнями бегает, стыд потеряла!
И нечего её жалеть, так и надо. Отбери у неё подушку, не то совсем разорвёт.
Боженка завыла громче.
Пани Халина попыталась отнять у падчерицы подушку, та вцепилась в неё зубами, отчего вытьё зазвучало глуше, и женщины смогли обменяться замечаниями.
— Я ведь ей все объяснила, Тадик её не хочет, а она знать ничего не желает! Видишь, мама, до чего дошло!
— Говорю же — стыда у девки нет!
— Только вот не понимаю, что у них ещё произошло, что он ей мог сделать, ведь Тадик сейчас на работе.
— С неё станется и на работу к нему заявиться.
Должно быть, оттуда её выгнал, вот и бесится.
Боженка зарылась головой в отвоёванную подушку и принялась истерически вскрикивать, молотя ногами одеяло.
— Воды ей дать? — совсем растерялась пани Халина.
— Лучше на голову вылить! — посоветовала бабушка.
— А потом мне же постель сушить. Тогда, может, водки? Или валерьянки?
— Можно и валерьянки, но говорю тебе — лучше всего облей девку водой, сразу в себя придёт. И по-человечески скажет, что приключилось. Из этих криков ничего не поймёшь.
Боженка слышала все и соображала тоже все, при желании могла бы и объяснить как человек, да вот беда — до неё вдруг постепенно стало доходить, что сама виновата в сегодняшних неприятностях.
Признать такое, да ещё рассказать о случившемся было свыше её сил. Дышать становилось нечем, она опрометчиво оторвала голову от подушки, чтобы глотнуть воздуха, чем мачеха и воспользовалась, выхватив разодранную подушку. Теперь пришлось биться головой о матрас.
Увидев это, бабушка высказала предложение как следует всыпать ей по одному месту, но пани Халина не согласилась — такая воспитательная мера была привилегией родного отца. Вспомнив об отце Боженки, она сразу вспомнила и о запеканке в духовке, и о недоделанном муссе, и раздражение придало ей храбрости.
— А ну говори, где была? Неужели к Тадику попёрлась? — крикнула она, случайно угодив в яблочко.
Божену так и подбросило от ярости. Ведь сейчас не из-за Тадика она психовала, и в глаза его не видела. Зато все эти сволочи, которые его окружают, которые так обошлись с ней, так унизили её, а она не смогла им ответить как следует…
И, сев на постели, несостоявшаяся невеста заорала:
— Я же говорила! Я знала! Куда вы его отправили, это же бандитская малина! Посмотрела бы я на вас, мамочка, захоти вы с сыночком поговорить!
Так вам и разрешат, как же, держи карман шире.
Вот разве что в тюрьме, когда за решётку посадят вашего обожаемого сыночка, если свидание дадут!
Обед вылетел из головы у пани Халины. Ужасная картина — Тадик за решёткой — заставила её забыть обо всем прочем.
На хаотичные расспросы Боженка давала ещё более хаотичные ответы, которые вконец запутали пани Халину. А тут ещё бабушка подзуживала, она-то ни на грош не верила Боженке и стеной стояла за Тадика. Сбежались младшие дети, плачем и криками усиливая общую неразбериху. Сантехник, вернувшийся, как всегда, минута в минуту в положенное время, не увидел в кухне на столе никакого обеда и, разъярённый, помчался наверх, откуда доносился невообразимый гвалт. Тут он быстро навёл порядок, раздавая тумаки направо и налево. Младшие дети с рёвом убежали во двор, Боженка, получив свою порцию, наконец замолчала — рука у отца была тяжёлая, а бедная пани Халина, наскоро заправив суп и налив мужу тарелку, лихорадочно принялась готовить омлет с ветчиной, ибо запеканка превратилась в угли, а недовзбитый мусс пошёл водой.
И в этот момент заявился Тадик. Пришёл он преисполненный решимости окончательно объясниться и расставить все точки над i, чтобы раз и навсегда покончить с матримониальными планами Боженки.
Инстинкт подсказывал ему, что говорить на эту тему лучше всего с сантехником. Поговорят как мужчина с мужчиной, тот поймёт. С самого начала, как только его мать вышла замуж, и даже ещё раньше, у Тадика установились прекрасные отношения с отчимом, никакие недоразумения ни разу не нарушили их тесной дружбы, в лице пана Бронислава он всегда находил союзника. Кто-кто, а уж дядя Бронек должен понять, почему Тадеуш не полюбил его дочь, точную копию покойной мамочки.
Вежливо поздоровавшись, Тадик без церемоний сел за стол и получил изрядный кусок пригоревшей запеканки. Мать знала, что в отличие от мужа сын съест все. Однако, как ни голоден был парень, как ни занят своими проблемами, он заметил неладное.
— Что тут у вас происходит? — прямо спросил он. — Я пришёл кое-что выяснить, но вижу — у вас что-то стряслось. В чем дело?
Зарёванная Боженка, сидя по известной причине на самом краешке стула, не решилась при всех высказываться. За неё высказалась бабушка.
— А в том, дитя моё, что тут на тебя невесть какую напраслину возводят. Этой глупой девчонке, — старушка ткнула вилкой в сторону распухшей от плача Боженки, — втемяшилось что-то в голову, вот её дурацкий язык и натворил бед! Ты переехал в отцовский дом — твоё дело, а она там воду мутит. И пусть мне тут зять не встревает, — грозно обратилась бабушка к сантехнику, который, сделав своё дело, сидел тихо и даже рта не собирался раскрывать. — Я в этом доме прожила всю жизнь, а её мать знаю с рождения, и уж кому, как не мне, понятно, чего только Бронеку не пришлось с ней вытерпеть!
По этому вопросу зять полностью разделял мнение тёщи.
А та продолжала:
— Не пойди она характером в мать, её любой бы с радостью взял в жены. А так — избави Бог!
Такие номера выкидывает, что вот даже обед пропал! Уж не знаю, что она там выделывала…
— Зато я знаю! — перебил бабушку Тадик, чрезвычайно благодарный старушке за то, что провернула за него самую трудную вступительную часть работы. — Об этом и пришёл поговорить. Мама, я же просил…
— Да не говорила я, — смущённо стала оправдываться пани Халина, — она сама сообразила. Хоть я и не очень умна, да, да, знаю сама, чего уж там, но тебя, родного сына, не стала бы выдавать. Возможно, невзначай проболталась, но не нарочно.
— Ладно, пустяки. Приди она ко мне поговорить по-хорошему, все бы миром и кончилось. Так разве она может нормально, как человек? Примчалась, словно фурия бешеная, крик подняла, такой скандал устроила — не рассказать. И хотя вдова моего отца тоже не ангел…
— Ещё бы! — вырвалось у Боженки.
— …но в чужом доме стоило бы вести себя малость поприличнее, — бросив на неё злой взгляд, закончил Тадеуш. — Слышали бы вы…