Как ни велико значение курганных раскопок, археологи не могут ими ограничиться. О боспорской знати, о могущественных правителях, прославленных полководцах и грозных скифских вождях много и подробно писали древние историки. Раскопки богатых погребений и дополняют, и расширяют, и исправляют эти сведения. Они дают богатейший материал для изучения удивительного искусства боспорцев. Но этого мало. Чтобы понять историю Боспорского царства, этого могущественного рабовладельческого государства, нужно знать историю жизни простого народа, а о нем немного писали древние. Погребения земледельцев и ремесленников бедны и о многом рассказать не могут. И тут уж приходится от некрополей переходить к остаткам древних поселений, городов и городков Боспора Киммерийского, разыскивать и раскапывать те самые места, в которых рождались, трудились, умирали целые поколения людей самых разных профессий, бедных и состоятельных, свободных и рабов. Вот этим и занялась прежде всего и настойчивей всего наша советская археология.
Каждое лето работает археологическая экспедиция профессора Гайдукевича возле Керчи. Роются в земле Тиритаки, исследуют Мирмекий, раскапывают древнюю крепость Илурат. Живут лагерями. Одни у самого моря, — эти счастливцы бегают в перерывах купаться, другие подальше от моря. Археологи, как всюду и везде у нас, выпускают стенгазету, поют песни, спорят ночи напролет, работают, не считая времени. Когда только они спят — неизвестно. Здесь, в маленьких городках, ученые добывают самый ценный и нужный материал — летопись жизни простых людей.
Старики керчане, люди опытные в делах археологии — «сами копали!» — только плечами пожимают: и что они подбирают, эти нынешние археологи, — «бросовый материал!». Если такой многоопытный человек встретится среди рабочих экспедиции, он не перестает удивляться.
— И на что вам черепица? У вас же таких уже десятки?!
— Эта с клеймом, милый человек, — отвечают ему. — Черепица с клеймом — большая ценность. Это значит — был целый завод кровельных черепиц. Сам царь боспорский был владельцем этого завода и основательно на нем разбогател. А клеймо — вот оно-то и гласит: «царя Спартока» (конечно, по-гречески!).
Не говоря уж об интересном клейме, и сами черепицы замечательны. Массивные, прямоугольные плиты весом до двадцати девяти килограммов покрыты снаружи для красоты и долговечности кровли темно-красной глазурью; черепицы, лежавшие по краям кровли, украшены скульптурными узорами и головой Медузы, которая должна была отгонять злых духов.
Все меньше и меньше находок оставляют земле, как «бросовый материал». Каждый глиняный черепок, каждый кусочек металла может рассказать ученому целую историю. Даже ребятишки, которые вечно толкутся возле раскопок, научились кое-чему и, разглядывая осколок скифской тарелочки, важно заявляют: «В древности разбитая».
Раскопки поселений — работа трудная и кропотливая: ни драгоценных сосудов, ни богатых уборов здесь не встретите, редко попадаются ценные вещи. Тут приходится иметь дело с обломками зданий, черепками посуды, рыбьими костями, обуглившимися зернами пшеницы, ячменя, проса, чечевицы, гороха.
Однажды нашли бронзовый стерженек, расплющенный с одного конца.
Очистили, рассмотрели. На другом конце стерженька имелось выпуклое изображение богини Афродиты, точно такое, какое встречается на золотых бляхах, украшающих одежды знатных боспорцев, погребенных в склепах. Оказалось — нашли штамп, которым чеканились все эти золотые бляхи. А это значит, что не только в Пантикапее, но и в десяти километрах от него, в маленьком городке рыбаков и ремесленников, имелись ювелиры, а может быть, и целые мастерские.
Было известно, что боспорцы покупали в Греции вино, что его ввозили в Пантикапей в больших остродонных амфорах. Скифы, те, по свидетельству древних писателей, пили его неразбавленным. «Пить вино по-скифски» значило «пьянствовать». Долгое время считалось, что здесь на Боспоре еще не умели в те времена выращивать виноградники, что мешал этому недостаточно теплый климат. И вдруг обнаружили настоящие винодельни с давильными площадками, стоками, целые резервуары, врытые в землю, выложенные камнем и оштукатуренные, вмещающие до пяти тысяч литров виноградного сока. Сок этот потом разливался в огромные глиняные «пифосы» и там уже превращался в вино.
Такие винодельни найдены в Пантикапее, в Тиритаке, в Мирмекии. С течением времени боспорские виноделы научились делать более совершенные давильни с прессом для выжимания сока, оставшегося в винограде, перемятом сначала простым способом, то есть ногами. Винодельни говорят о виноградниках, сливовые и алычовые косточки — о фруктовых садах вокруг Пантикапея, каменные зернотерки, ручные мельницы и зерна пшеницы на дне глиняных сосудов рассказывают о хлебных полях Боспора Киммерийского.
Греческие писатели много писали о рыбных богатствах Черного моря. Вот здесь, в Тиритаке, очевидно, и жили те рыбаки, те мастера засолки, которых прославил грек Архестрат, написав специальное сочинение о боспорской соленой рыбе. Именно здесь отрыты большие рыбосолильные ванны, найдено множество бронзовых крючков, грузил для сетей и огромное количество рыбьих костей. О крупных осетрах, которые ловили в этих местах, греки писали, что они «величиной почти равны дельфинам».
И все же настоящая слава, богатство и сила Боспора Киммерийского не в вине и даже не в рыбе, а в хлебе. Об этом свидетельствует все: и писания древних, и деловые документы, и надписи на камнях, и археологические находки. Недаром самым почитаемым божеством была здесь Деметра — богиня земли и земледелия.
Правители Боспора очень умело пользовались продовольственными затруднениями в Афинах, чтобы укрепить торговые и политические связи, поднять авторитет династии Спартокидов, превратить Боспорское царство в богатую, культурную страну. Есть очень интересный документ — судебная речь афинского оратора Исократа, составленная им в 393 году по поручению одного боспорского купца, который судился с афинским банкиром Пасионом.
Вот что случилось с этим молодым купцом. Его отец — богатейший боспорский хлеботорговец и судовладелец Сопей — был в то же время крупным государственным деятелем и находился в дружеских отношениях с самим царем Сатиром I. Историки полагают, что Сопей был огречившимся варваром. Желая, чтобы сын его получил греческое образование и нажил самостоятельно богатство, Сопей отправил его в Афины с двумя кораблями, нагруженными хлебом. Надо думать, что и денег он дал ему немало.
Сынок прибыл в Афины и первым делом, как и полагается деловому человеку, положил свои деньги в банк — так они и лучше сохранятся и дадут проценты.
Мы не знаем, насколько старательно молодой купец обучался в Афинах наукам, но думается, что жилось ему там неплохо. И вдруг, как гром среди ясного неба, — приказ от самого царя: вернуться немедленно на родину и дополнительно распоряжение кому следовало о конфискации всех денег Сопея, имеющихся у его сына. Оказалось, что царь приказал арестовать своего друга Сопея по подозрению в государственной измене. Но сын и тут не растерялся: он живо сговорился с банкиром и заявил, что денег у него нет. Банкир подтвердил.
А тем временем пришло новое известие: царь помирился с Сопеем, восстановил его во всех правах и женил своего сына, царевича Левкона на сестре молодого купца, дочери Сопея. Но теперь показал себя банкир. Он заявил, что этих денег у него нет и не было, и он ничего платить не намерен.
Началось судебное дело, в которое вмешался сам боспорский царь. Послания шли из Боспора в Афины и обратно. Банкир посылал специальных людей в Пантикапей; им было поручено там защищать интересы банка, — а царь созвал виднейших купцов для защиты прав Сопея. Вот об этом деле и держит речь Исократ. При этом ой неумеренно восхищается и самим царем Боспора и помощником его Сопеем, а заодно и боспорскими купцами, напоминая афинянам, что они никогда не имели отказа в хлебе, даже тогда, когда купцам других стран почему-либо отказывали.
Мы не знаем, чем кончилась эта тяжба, но нам, в сущности, не так уж важно, удалось ли царскому любимцу прибавить к своим несметным богатствам еще и деньги, присвоенные мошенником-банкиром. Нам интересно, как в этой судебной речи отразилась картина отношений между Афинами и Боспором в годы его расцвета.
Чем больше богатели боспорские цари, тем больше почестей оказывали им далекие Афины. Их изображения-статуи воздвигали на городских площадях, декреты, прославляющие боспорских владык, высеченные на мраморных досках, выставлялись на людных перекрестках. Правда, расчетливые афиняне хитро устраивали такие дела: например, увенчание боспорцев золотыми венками не стоило им слишком дорого. Был уговор: цари Боспора заранее посвящали свои пышные награды Афине-Палладе; тогда они оставались на вечное хранение в святилище богини в самих Афинах. Все складывалось ко всеобщему удовольствию: царям — почет, а полису, городу — почти никаких расходов.
Сейчас даже очень далекие от археологии люди знают, что тот, кто ведет раскопки, добывает вещи не для себя, а для науки. И все же многих удивляет: часто прекрасная золотая старинная монета великолепной чеканки вызывает у археологов меньший восторг, чем маленькая, полустертая медная или бронзовая монетка. А все дело в том, что золотая в данном случае оказалась не единственной, не первой: такие точно уже есть в коллекциях наших музеев, она уже изучена. А вот эта маленькая, бедная монетка — единственная. Мало того — может быть, ее-то и не хватало для доказательства чьей-то смелой мысли или опровержения чьей-то ошибки.
До сих пор идут споры об одной такой монетке. На ней только четыре греческие буквы: сигма, альфа, ипсилон, мю.
По-русски они читаются — САВМ. Что это значит? Имя? Часть имени? Не Савмак ли?
Во II веке до нашей эры на Боспоре вспыхнуло восстание. Вождем восстания был царский раб, скиф Савмак. Мало, очень мало писали об этом древние историки, но все же кое-что дошло до нас. Из надписи на одной статуе стало известно, что восставшие овладели Пантикапеем и Феодосией, что против них был послан прославленный полководец Диофант. Тот самый Диофант, которому за его «великие деяния» и была воздвигнута бронзовая статуя с выбитым на пьедестале кратким сообщением о его борьбе с вос