Ученый взялся за дело.
Чем дальше продвигалась работа, чем дальше шел Герасимов, применяя свои обычные расчеты и приемы, тем яснее, как бы само собой, независимо от его воли, вырисовывался перед ним облик толстогубого человека с выдающимися надбровными дугами, с тяжелым характерным носом. Абиссинец? Дравид?
Кто угодно, только не европеец, не славянин.
Работа закончена, и мастер видит, наконец, фотографию того, кого он изобразил заочно. О радость — это папуас!
В 1912 году он вместе с целой группой соплеменников был привезен с далекой родины в Москву каким-то бойким дельцом. Зачем привезен? В те времена казалось вполне нормальным где-нибудь в зоосаде рядом с верблюдами и бегемотами демонстрировать публике «дикарей».
Московский климат губителен для жителей Меланезии. Настойчивые требования нескольких ученых вынудили «русского Барнума» возвратить папуасов домой. Но одного из них спасти не удалось: он умер, его скелет стал собственностью Антропологического музея, и именно его череп и попал теперь в руки «воскресителя мертвых» — Герасимова.
Вглядитесь в два рисунка на 247 странице. Разве на них в разных прическах и уборах изображено не одно и то же характерное лицо? Безусловно, одно: скульптурное изображение передает и индивидуальное, личное, и расовое, этнографическое, сходство. Значит, найденные законы и соответствия в основных чертах универсальны. Значит, есть все основания предполагать: действуя этим методом, мы можем работать и над ископаемыми древними черепами. Две, пять, пятьдесят тысяч лет назад они принадлежали людям, которые уже и тогда в главных чертах своих были людьми. Важнейшие соотношения и тогда уже были теми же, какие известны нам сейчас. А если забраться глубже в бездну прошлого, если добраться до отдаленных предшественников человека — обезьяно-людей чудовищной древности, то не поможет ли нам тщательное изучение черепов и голов наших современных обезьян? Надо полагать, поможет.
Так думает М.М. Герасимов. А что же он делает? Что он уже сделал?
Нет никакой возможности хотя бы вкратце описать все его работы: они составляют целый музей образов — от питекантропа до наших современников. Мы расскажем лишь о нескольких случаях из этой интереснейшей практики — о тех, которые нам самим кажутся наиболее убедительными и удачными.
Началом всему были тени великих людей.
Мы неплохо знаем дела Ярослава, сына Владимира Киевского. Современники недаром прозвали его Мудрым: высоко вознес он честь и славу приднепровской «империи Рюриковичей» в годы своего правления.
Он хорошо понимал древнюю мудрость — ту, которая сто лет спустя прозвучала в лукавых словах великой русской поэмы: «Аже сокол ко гнезду летит, а ве соколца опутаеве красною девицею». Всю Европу «опутал» он нежной прелестью дочерей Руси, паутиной брачных связей своего дома. Сам муж шведской принцессы, он выдал одну дочь за Гаральда норвежского, другую — за Генриха I, короля Франции, третью, Анастасию, — за Андрея, повелителя венгров. Его сын был женат на византийской царевне, сестра замужем за польским крулем Казимиром. Английские, датские, скандинавские принцы и военачальники, попадая в опалу у себя дома, искали приюта в Киеве и дивились его красоте, мощи и блеску. «Заложи Ярослав город Великий Киев, у него же града суть Златые ворота; заложи же и церковь святые Софии, митрополью, и по сем церковь на Золотых воротах Богородице Благовещенья, а по сем святого Георгия монастырь и святые Ирины... И книгам прилежа и почитая е часто в нощи и в дне... и списаша книгы многы...»
Да, нам известны дела этого человека, хромого мудреца и отважного воина. Но вплоть до сороковых годов XX века мы не знали ни единого изображения, про которое можно было бы уверенно сказать: вот это он!
В 1939 году была вскрыта мраморная гробница Ярослава в том самом Софийском соборе, который он воздвиг. Покоившийся в ней мужской скелет, несомненно, принадлежал ему: это были останки человека на склоне дней, высокорослого, бесспорного славянина, с чуть заметной примесью северной крови, и притом хромого (летописцы прошлого не любили сочинять!). Перед М.М. Герасимовым, приглашенным по этому поводу в Киев, на сей раз не вставал вопрос о разрешении тайн и загадок — надо было восстановить облик по черепу, не вызывавшему сомнений. Но дело от этого не стало менее ответственным.
Да, вот он в руках мастера, этот череп, хранивший некогда думы мудреца. Впервые заходит речь о воссоздании черт исторической личности. И методика такой работы еще не выработана: ее придется всю создавать на ходу.
Ученый с блеском разрешил трудную задачу. Он вылепил голову мужчины, усопшего девять веков назад. Было немало хлопот, особенно когда пришлось придавать изображению головной убор, прическу, одеяние. По фрескам, по книжным миниатюрам, по отдельным археологическим находкам все это было восстановлено. Появился скульптурный образ властелина в преклонных годах, человека с глубоко запавшими умными глазами, с клинообразной характерной бородой.
И тут случилось неожиданное: вскоре там же, в Ярославском Софийском соборе, реставраторы обнаружили под слоем позднейшей штукатурки древнюю фреску. В центре ее в княжеском уборе был изображен современниками «старец доблий» на склоне дней. Его глаза прятались глубоко в орбитах, клиновидная борода ниспадала с подбородка. Не возникло никаких сомнений — это один и тот же человек. Полная победа!
Говорят, от великого до смешного один шаг. Вот что случилось спустя недолгий срок после создания головы Ярослава. Герасимов выполнил свою работу и был почтен учеными собратьями. Но широкая известность еще не пришла к нему; надежды на скорую вторую удачу, на такое же ответственное и почетное поручение было немного: не так уж часто вскрываются гробницы великих людей прошлого.
И вот однажды в квартире Герасимова раздался звонок. Вошел очень серьезный, можно сказать, солидный мальчик в пионерском галстуке. «Юнкор газеты «Пионерская правда», — с достоинством отрекомендовался он. — Мне поручено написать статью о работах и замыслах товарища Герасимова».
М.М. Герасимов человек с чувством юмора, он не стыдится признаться: он был растроган и обрадован. Пресса еще не баловала его вниманием. Ну что ж, что «Пионерская», для начала и это хорошо!
С большим увлечением и жаром он долго вводил «корреспондента» в положение дел. Товарищ юнкор деловито строчил в традиционном блокноте. Очень вежливо попрощавшись, он заверил ученого, что как только статья появится в свет, она будет непременно прислана по его адресу. Потом он ушел. А потом произошло то, что, к сожалению, случается нередко: ни статьи, ни юного репортера Герасимов не дождался. Впрочем, занятый неотложными повседневными делами, он, собственно, и забыл об этом случае.
Внезапно, как гром среди ясного неба, на него обрушилась телеграмма. Телеграмма из Ташкента. Научные учреждения Узбекской ССР приглашали глубокоуважаемого товарища Герасимова принять участие во вскрытии могилы великого Тимурленга, Тамерлана европейских летописей. Предполагалось, если это окажется возможным, восстановить по костным останкам его не ведомый миру облик: Тимур был верным сыном пророка, а магометанство запрещает изображение человека; никаких его портретов нет.
Это было совершенно неожиданным, даже необъяснимым счастьем: работать над черепом Тимура! Проникнуть в сумрак мусульманской святыни, мечети Гур-Эмир в Самарканде, вырвать у нее пятисотлетнюю тайну! Без сомнения, очень важные причины побудили Узбекистан начать такое великолепное и смелое дело. Согласен ли он? Ответная телеграмма была отправлена немедленно. Билеты взяты. В Узбекистан!
И вот там, в Ташкенте, в доме известного скульптора, старого знакомого, за столом возник любопытный разговор. Герасимов поинтересовался, как родилась эта замечательная идея — потревожить прах «Бича мира».
— О, — сказал скульптор, — да это вот кто виноват! — И он указал на чернокосую девочку, дочку. — А очень просто, почему. Так же вот раз сидели мы за пловом у меня с одним моим другом, очень влиятельным товарищем... Ну, говорили о том, о сем... Коснулись истории Узбекистана, коснулись Тимура. А она вдруг: «Папа, ты слышал? Ученый Герасимов будет восстанавливать по черепу лицо Тимура».
Мы крайне удивились: как же так? Тимур-то погребен все-таки у нас, в Самарканде! Как же без нашего ведома можно его восстановить?
Оказалось, в «Пионерской правде» напечатано. Дочка газету принесла. Все правильно: там и про Ярослава Мудрого, и что Герасимов теперь намерен заняться черепом Тимура. Да! Подумали мы, поудивлялись. «А ведь мысль-то, — говорим, — прекрасная! Замечательная, — говорим, — мысль!»
Ну, потолковали, с кем следует, и провели идею. Вашу идею, товарищ Герасимов!
А товарищ Герасимов был в полном недоумении: никогда, ни с одним человеком не говорил он о черепе Тимура.
— Ну-ка, покажите мне, друзья, эту газету!
Теперь все ясно: почтенный двенадцатилетний корреспондент, написав статью, не удовлетворился собранным материалом. Он решил пополнить его. «Теперь М.М. Герасимов мечтает о том, чтобы восстановить облик великого Тимура»... Кто знает, почему ему пришел в голову именно Тимур? Может быть, сам он только что прочел повесть Гайдара «Тимур и его команда»?
Вот с этого смешного случая и началось большое дело.
Место, где почиют кости Хромого Тигра, было издавна известно. Оставалось только узнать, сохранился ли в гробнице его скелет, и если да — создать скульптурный портрет. Казалось бы, все ясно. Но, как и всюду, где речь идет о властителях дум целых столетий, о тех, перед кем в ужасе трепетали народы, таинственная романтика окутывала имя Тимура. И отличить правду от вымыслов было не просто.
Считалось бесспорным: Тимур, сын Таргая, был «барлас» — отуреченный монгол. Он родился в 1334 году, умер во время Китайского похода 1405 года. По-видимому, на двадцать восьмом году жизни он повредил себе ногу в бою с туркменами. Великий воин был хромым и сухоруким. Но дух его был деятелен и свиреп. Он покорил себе полмира: Хорезм, Золотую Орду, Турцию, Индию... Только смерть его спасла мир от огня и меча, которые он принес человечеству. Судя по всему, конец его скрывали от народа, боясь возмущений; тело привезли в Самарканд и тайно погребли под голубым, как небо, куполом Гур-Эмира. Об этом свидетельствуют древние хартии, начертанные вязью совершенней