Водяной рассказывал, что Индрик живёт в Фавор-горе, самой высокой горе восточной части Великой Гряды Рифейских Гор, отделяющих северную Сваргорею от остального мира. Горы Рифея от Волыньки далеко, без остановок не добраться. Поэтому путь проложили через крохотную деревню Миронь, где можно запасы пополнить и отдохнуть. Затем надо было спуститься в ближайшее к горам поселение Горянка. А оттуда, через хутор Южный, отправиться в таинственные земли, прилегающие к горной гряде. В крупные поселения и большие княжества решили не заезжать, как и наказала путникам Лада. Путь держать оленьими тропами, дальше от Великой Дороги Южного Передела, как ещё называли Рифейские Горы.
Водяного Василиса в короб посадила и наказала нести Веславу, чтобы жители деревни не заметили духа воды. Путники не сказали деревенским о том, куда они уходят. Рассказали только, что отправляются искать хорсгора – священного оленя, чтобы привести его оберегом к Перуновой охоте. Жители Волыньки желали им удачи, и только маленький Агнешка будто не поверил. Сын рыбака Тихона подошёл к своей любимой Василисе и на прощание дал ей берёзовый оберег.
Белозёр простился с Веславом дома, а Гоенег провожал Василису до хутора Лютогоста, где ждали подготовленные оленеводом к путешествию сани: три пары запряжённых белых оленей и поезд из трёх удлинённых гружёных нарт. На сани поставили огнивицы с Небесным Огнём, который не мерк ни ночью, ни днём и был безопасен для дерева. Огонь-Сварожич силу нечистую от пути отводил и тепло странникам дарил.
Отец крепко обнял дочку на прощание и благословил своим Словом. А потом долго стоял, смотря на пустую дорогу, по которой уехали сани. Увидит ли он Василису вновь?
Олени везли путников по охотничьей тропе, которая уводила в глубь южной тайги. Тайги более тёплой и не такой дремучей, как её северный оплот. В южном лесу было много людских троп и дорог, соединяющих княжества и деревни, и не так много обитателей чащоб, мавок и русалок, как в самой чаще Севера. Путь, хоть и предстоял долгий, но, надеялись путники, будет не очень опасным.
Василиса, которая лучше всех знала местные леса, погоняла оленей. С ней менялся Витенег, ведь за десять лет он стал неплохим охотником и мог ориентироваться в лесу, да и за плечами у него большой опыт в странствиях.
Когда сани отъехали далеко от деревни, водяной вылез из своего короба. Дух воды, сидя на коленях у царевича Веслава, с любопытством смотрел на окружающий мир.
Через некоторое время выглянуло холодное зимнее солнце, и пушистый снег, который лежал на ветвях деревьев, легонько замерцал. Иногда взлетали с веток испуганные шумом саней птицы. Несколько раз встречались любопытные лисицы, которые, сопровождая поезд на почтительном расстоянии, то появлялись среди деревьев, то скрывались из виду.
Лес был высокий и просторный, и упряжка свободно ехала по тропе меж вековых сосен.
На дневной отдых останавливались на перелесных выдувах – более оголённых участках земли, где олени могли добыть себе подснежный корм. В это время путники грелись у разведённого костра и обедали взятыми из деревни припасами: вяленой рыбой и мясом, сухарями. Над огнём растапливали снег и пили талую воду. Сушили и прогревали дублёные шубы, которые надевали поверх свит. Василиса говорила, что будет охотиться только тогда, когда взятая в дорогу провизия начнёт заканчиваться, ибо нельзя у Матери-Природы брать больше, чем необходимо.
На ночь разбивали небольшой лагерь. Натягивали палатку из взятых с собой шкур: одну палатку на всех, так было проще согреться. Караулили сон по очереди. Водяной, который по своей природе не ведал сна, оставался с караульным и веселил его, не давая уснуть.
Перед каждой стоянкой Василиса шептала слова, отгоняющие духов леса, а перед каждым новым участком пути шептала слова на лёгкую дорогу. Шептала охотница и оленям, чтобы животным было легче везти обоз по снегу. Когда белые олени вязли в снегу, волхва передавала место каюра [43] Витенегу, а сама, опустившись у края саней на колени, говорила со снегом. Водяной ей охотно помогал, шепча замерзшей воде, и тогда снег послушно расступался, и олени выбирались из сугроба.
Когда тропа стала сворачивать по направлению к Южному Рукаву Великой Дороги, путникам пришлось направить оленей в лес. Лада предупреждала, чтобы они избегали больших дорог, трактов и княжеств – лучше завязнуть в снегу, нежели быть пойманным кем-нибудь из преданных царских слуг.
Но, не проехав и половины версты по заснеженному лесу, животные встали: даже большие и сильные белые олени не могли преодолеть сугробы. Не помогла и ворожба Василисы. Тогда водяной спрыгнул с саней на снег, встал перед оленями и зашептал. Шепот духа воды походил на хрустальный звон: его слова переливались в морозном воздухе, искрились на снегу и снежинками поднимались в небо. Прекрасная песнь водяного ручьём текла по снегу и тёплым ветром овевала дерева. В ответ духу воды запели птицы, радостно и громко, будто весну встречали. И правда: снег перед прозрачным человечком будто бы опал и затвердел. Водяной запел сильнее, и ветер понёс весенний перезвон, и с ветвей закапала капель. Песнь наполнилась теплом, и кружево слов водяного сложилось в дорогу плотного весеннего снега, которая убегала в глубь тайги. Выглянуло солнце и будто бы нарочно указало на дорожку золотым лучом.
Странники замерли, поражённые чудесной ворожбой.
Довольный водяной повернулся, поклонился и залез обратно на сани.
– Что же ты не явил такое чудо раньше? – спросил его Мухома.
Дух воды звонко захихикал:
– А вы же не просили, – пожал водяной прозрачными плечами.
Олени легко понесли путников по тропе, наговорённой водяным духом. Тропа плавно изгибалась, следуя по просеке, на которой могли поместиться два бегущих рядом оленя и поезд из саней. Деревья будто бы сами расступались перед оленьим поездом. Порой тропа осыпалась, снег смыкался, но водяной вновь запевал свою песню, и замёрзшая вода слушалась его.
Олени ещё больше углубились в тайгу, и плотнее сплелись над головою ветви. Песнь водяного кружевом дрожала над тропой, поднимая над собой нижние лапы вековых елей, которые тут же смыкались за санями. Среди гущи ветвей путники несколько раз видели зеленоватые отблески глаз русалок. Но лесные духи не посмели перечить защите слов водяного. Только холодно горели глаза, которые, не будь среди путников духа воды, непременно бы на странников морок навели, чтобы сбить их с пути.
– Вот как охотники одни в леса уходить могут? – поёжился Мухома. От взгляда лесной силы Зайцу делалось не по себе. Несмотря на старания водяного, несмотря на согревающий в огнивицах Огонь-Сварожич, в воздухе иной, не зимний, холод ощущался.
– Поэтому мы и учимся ворожбе, – шёпотом ответила Василиса. – Иначе бы гибли охотники на своей первой одинокой охоте.
– Зачем нужна одинокая охота? – спросил Веслав, озираясь по сторонам. – Почему нельзя охотиться совместно?
– Мы и охотимся совместно, – ответила Василиса. – Одинокая охота нужна для того, чтобы Дух свой закалить, царевич.
– Холодно-то как стало, – прошептала, сильнее кутаясь в дублёную шубу Яра. – И Небесный Огонь будто бы не греет.
Яромир обнял свою жену.
– Это ненадолго, – тоненьким голоском заверил водяной. – Скоро мы выберемся из русалочьей чащи.
Так, петляя по лесу, держали они путь в деревню Миронь. Днём совершали привалы, ночью оставляли караулить водяного, а сами спали в палатке из шкур подле огнивиц с Огнём-Сварожичем: ворожба благодарного духа воды оказалась сильной. Через седмицу, проведённую в пути, олени вышли на большое поле среди тайги. Веслав, который теперь тоже правил, остановил по просьбе Василисы оленей, и охотница с Витенегом подстрелили птиц, которые отдыхали среди низкорослых деревьев перелесья. Тут же, у крайних деревьев, устроили привал: олени паслись на выдуве, а путники развели огонь, на котором приготовили обед из свежего мяса. Все, что не съели, взяли с собой, и вновь отправились в путь.
Через вторую седмицу достигли, наконец, они Мирони. Уставшие и измученные странники и утомлённые животные. Если бы отправились прямой проторённой дорогой, добрались бы, конечно, быстрее.
Деревенька Миронь была ещё меньше, чем Волынька. Располагалась она на большом поле, часть которого была отдана под посевы. Крайние домики стояли прямо в лесу. Олени вышли на тропу на расстоянии от поселения, и ворожба водяного духа опала. Перед белыми оленями вновь простирался высокий зимний снег.
Водяной залез в свой короб, и Витенег занял место каюра. Добраться до Рифейской гряды без остановок крайне тяжело, особенно в зимнюю пору. Оставалось надеяться, что в такие отдалённые и забытые Богами места, как лесная деревенька Миронь, Драгослав своих соглядатаев не отправлял.
Так оно и оказалось: жители Мирони крайне удивились гостям. Последний караван навещал деревню три года назад, да и то, те путники, как оказалось, просто заплутали, сойдя не на том повороте с Великой Дороги.
В Мирони была крытая гонтина [44], построенная из священного дуба. Первым делом путники отправились благодарить Богов и посмотреть на Великобожие лесного селения. Капий Полоза стоял, как и подобает, в низине святилища. Значит, остались ещё места, коим чужда Полозова ворожба.
Жители Мирони приняли своих гостей радушно: поселили в пристройке дома деревенского старосты, истопили им баню и хорошо накормили. Сказали, что путники, ищущие священного оленя Даждьбога-Хорса, обязательно принесут Мирони счастье и благословение самого Даждьбога.
В течение всего путешествия оленьего поезда от Волыньки до Мирони не было сильных снегопадов; если и падал снег, то лёгкий и пушистый. Но на второй день после прибытия гостей в Миронь пошёл сильный снег. Вьюга мела три дня, на четвёртый немного успокоилась. И только на пятый день странники смогли вновь отправиться в дорогу. Радушные жители Мирони дали им с собой припасов и благословили в долгий путь.