— Не жалуюсь.
— Врешь.
— Вру, есть такое дело.
— То-то же…
Юзовский знал, что возражать старому упрямцу бесполезно да и опасно. Переминаясь с ноги на ногу, разделся. Действительно, по сравнению с хозяином дома он выглядел неважно. По бокам — толстые складки жира, живот, тоже толстый и мягкий, так и норовил сползти на колени, мускулатура отсутствовала напрочь. Он давно уже не загорал, был белым, как снег. А старик выглядел отлично. Поджарый, с хорошо развитыми бицепсами-трицепсами, он был еще очень крепок. Недаром к нему льнула такая баба, как Кармен.
«Хорошо тебе, — думал Юзовский, — у тебя Кармен. Такой бабы днем с огнем не сыщешь, ни за какие деньги. Тут можно и о весе порассуждать».
— Что там у тебя стряслось? Залетные, что ли, пожаловали или менты?
— А черт его знает, — Юзовский пожал плечами. — Думал, залетные, но пять трупов — это же перебор!
— Что?! — Долгорукий отодвинул блюдце с чаем, вытер лицо полотенцем. — Сколько трупов?
— Пять: четверо из охраны и кассир. Такого никогда не было.
— Да, — кивнул Долгорукий, — такого не наблюдалось. И кто они, чего хотели?
— Этого даже милиция не знает, — ответил Юзовский. — И притом, один он был.
— Как один? Пять трупов и — один? Быть такого не может!
— Может. — Юзовский начал одеваться. — Лучших ребят положил, как костяшки домино.
— Из автомата?
— Голыми руками, — Юзовский никак не мог попасть ногой в штанину, чуть не упал. — Одному яйца вырвал, как букетик цветов с клумбы. Я с ментами говорил, так они руками разводят: сами обалдели. Садюга какой-то, больной.
— Сколько взял? — спросил Долгорукий, уже ставший серьезным.
— Сущую мелочь, три штуки в кассе всего-то и было, — вздохнул Юзовский. — Мы сейчас каждый день больше теряем. Газеты воняют, клиенты отворачиваются. Что-то надо делать.
— А ты что, маленький? — взорвался вдруг Долгорукий. Достал из холодильника бутылку водки, плеснул себе в стакан. — Привыкли, чуть что — ко мне: Иван Леонидович выручит, Иван Леонидович все может. Да, могу! А вы что-нибудь можете? У тебя же папаша шишкой был! Все писаки от своих начальников зависят. А начальники — от бабок. Значит, кто-то больше, чем ты, дал, вот они и пишут. Найди кому, дай столько, сколько никто не сможет дать, и на следующий день сам увидишь, как все газеты начнут тебе петь дифирамбы! Сопляки! Молокососы! Только баб трахать и умеете!
Юзовский растерянно слушал эти выкрики и все шире раскрывал рот. А ведь старик прав! Тысячу раз прав. Он Юзовский, хорошо знает всех редакторов местных газет, знает их слабости. Да, все они любят бабки! Как он сам не допер, что ушат грязи, вылитый газетами на казино, есть не что иное, как следствие его бездействия? Кто-то не скупился, заплатил — и вот он, результат.
— Ну, что молчишь? — подошел к нему вплотную Долгорукий.
— Верно вы говорите, — кивнул расстроено Юзовский. — Я, идиот, столько времени зря потерял. Действительно, можно было все предусмотреть.
— А с этим, что там у тебя начудил, я сам разберусь, не бойся, — сказал Иван Леонидович. — Залетный, на испуг берет. Где-то обязательно еще объявится, слишком мало он взял. Не та цена за пять трупов. Пока сидит, ждет, чтобы все стихло. Но к тебе в казино уже не сунется. Какой бы садист ни был, сам в западню не полезет.
Складки на лице Долгорукого вдруг сделались жесткими, словно были отлиты из чугуна. Взгляд потемнел. Тонкие губы над чисто выбритым волевым подбородком подрагивали в усмешке, не сулившей ничего хорошего тому, кому она была адресована. И Юзовский понял: крыша у него что надо, пока жив старик, никто в городе не посмеет наложить лапу на казино. Юзовского это устраивало: Долгорукий брал в меру, давал возможность дышать.
«Что я с тебя возьму, если придушу? — шутил тот иногда. — Дыши, ты мне живой нужен. А с мертвого, кроме запаха, взять нечего».
— Иди, работай, если что — звони. А я с тобой пошлю двух своих ребят, они тертые калачи, присмотрят.
Успокоенный Юзовский, не заезжая в казино, совершил вояж по редакциям газет, где очень быстро нашел общий язык с теми, кто, как говорится, формирует общественное мнение. Ему клятвенно пообещали завтра же начать кампанию в поддержку репутации казино.
До сих пор Морозову не приходилось встречаться с Долгоруким, тем более по такому пикантному поводу: речь шла ни много ни мало — об установлении союзнических отношений. Кому расскажи, не поверят. Одно дело иметь в преступной среде секретных агентов, двурушников, которые продают себе подобных за бабки, или из мести, или еще из каких побуждений, и другое — найти с рецидивистом общий язык, склонить его на сторону закона.
Для расширения кругозора Морозов попросил принести ему все, что имелось на Ивана Леонидовича. Имелось много: майор просидел часа три, ни на минуту не отрываясь. Жизнь у заслуженного преступника была захватывающей, как романы Александра Дюма.
Социальное положение — вор в законе.
Возраст — от шестидесяти до шестидесяти пяти.
Из них просидел в общей сложности тридцать пять…
Специализация: рэкет, шантаж, грабежи…
Мокрые дела — ни одно не доказано.
Кличка «Долгорукий» дана за то, что никогда никому ничего не прощает — никому ничего. Может посвятить поиску обидчика все силы, поставить на кон собственную жизнь. За это пользуется большим уважением. Его побаиваются даже новые беспредельщики, живущие по своим законам, а точнее по ту сторону всяких законов.
Уже десять лет, как отошел от активных дел, но крепко держит в кулаке весь город. Многие «новые русские» платят ему мзду, хотя довольны им, как крышей, потому что берет в меру и никому больше не позволяет доить его коров.
Привлекла Морозова информация о том, что у Долгорукого есть сожительница, лет на сорок пять моложе его, очень миловидная, тоже деловая, у нее свой бизнес. Работает через подставных лиц, поймать с поличным никогда не удавалось. Привлекалась несколько раз, но у нее всегда находились солидные покровители, нанимавшие хорошего адвоката. Войдя в особое доверие к Долгорукому, стала недосягаемой.
«Вот она, воровская элита, — думал майор. — Живут себе спокойно, стригут купоны. Впрочем, сейчас так много развелось такого отребья, что эта публика по сравнению с ними — просто гуманисты, которых становится все меньше, впору заносить в Красную книгу, как вымирающий вид».
Основательно подготовившись к визиту, Морозов переоделся в штатское (он вообще не любил мундира). Решил предварительно позвонить, а то еще подумает невесть что. Телефон узнал в архиве, когда получал информацию. Девицы с любопытством посматривали на него: зачем майору понадобилась живая легенда криминального мира? Но Морозов промолчал.
Трубку снял явно не хозяин дома.
«Ого, у него и сейчас персональная охрана, — отметил про себя Морозов, попросив пригласить к телефону Долгорукого. — Явно на пенсию старик не собирается».
— А кто его спрашивает? — вроде и вежливо, но вместе с тем давая понять, что на том конце провода не очень-то ждут всяких звонков, поинтересовался молодой голос.
— Может, мне записаться заранее на прием? — сыронизировал Морозов, специально идя на конфликт: ему было интересно, чем все это обернется.
— Есть время в следующем месяце, — невозмутимо ответил молодой человек, очевидно, личный секретарь Долгорукого, чем привел майора почти в восхищение. — Пятница, двадцать седьмого, устроит?
— Ладно, пошутили и хватит, — прервал обмен любезностями майор. — Передай хозяину, что с ним хочет встретиться майор Морозов из областного управления. Надеюсь, он слышал обо мне, как и я о нем.
Секретарь словно что-то проглотил, помолчал, потом попросил подождать у телефона.
— Иван Леонидович примет вас в любое удобное для вас время, — через минуту сообщил секретарь майору. — Он просил передать, что пенсионеру времени не жалко, оно у него бесплатное.
— Спасибо, я подумаю.
Морозов положил трубку.
«Пойти сегодня вечером или завтра? — гадал он. — Если пойду сегодня, он может подумать, что я в нем сильно нуждаюсь, и это будет не в мою пользу. А завтра придется опять созваниваться, назначать час. К тому же за ночь многое может измениться. Ладно, плюнем на гордость, двинем сегодня же на поклон к вору в законе».
Морозова и самого уже разбирало любопытство: что из себя представляет Долгорукий? Много ходило о нем разных легенд. Вообще-то, ему приходилось встречаться с так называемыми ворами в законе. Разные попадались. И умные, и недалекие, и добродушные, и просто звери. Одни зарабатывали свой авторитет умом, другие жестокостью. О Долгоруком Морозов слышал такую историю.
За очередное ограбление ему дали приличный срок. Сидеть он должен был в зоне где-то в Средней Азии. Уже там Долгорукому стукнули, что сдал его один из соучастников, тем самым выкупив себе волю. Он тут же сбежал, прошел пешком по пустыне больше ста километров. Добравшись до железной дороги, сел в поезд, доехал до нужного города, нашел двурушника, прикончил, потом вернулся в зону. Управился за неделю. И все это так чисто сделал, что доказать, повесить на него убийство не удалось. Добавили за побег совсем немного: ведь он сам вернулся с повинной, сдался. А среди блатных пошел слух, что с Долгоруким лучше не связываться, а если связываться, то вести себя честно, иначе он из-под земли достанет и уберет.
«Да, такой мужик заслуживает уважения», — думал Морозов, подъезжая к дому Долгорукого. Остановился у ворот, в которых тотчас приоткрылась калитка, к машине подошел здоровый бугай. Неожиданно вежливо он осведомился, кто приехал, а услышав фамилию Морозова, гостеприимно распахнул ворота и дал машине въехать во двор.
— Сюда, пожалуйста, — пригласил майора, показывая на высокую веранду, которая соединялась с жилой комнатой широким окном и дверью, — и то, и другое из одного стекла.
«При такой охране воров можно не бояться, — усмехнулся про себя Морозов, поднимаясь по бетонной лестнице. — Так-то приятнее, чем за стальной дверью, как многие сейчас живут».