— Это что, Долгорукий, внучка твоя? Красивая!
— Да нет, не внучка — сожительница, — ответил Долгорукий, кутаясь в одеяло. — Что, понравилась? — и смиренно попросил: — Помоги ей, когда я загнусь.
— А как же, обязательно. Она, бедная, поди и забыла, что такое мужская солидарность. Это когда один платит, а другой трахает, — и Керим расхохотался, даже слезы на глазах выступили. Разве не ясно, что Долгорукий весь вышел, что ему никогда уже не подняться и незачем тут перед ним расшаркиваться.
Долгорукий, к его удивлению, тоже рассмеялся, словно шутка его и не касалась.
— Короче, пока! — Керим встал. — Скажи своим людям, чтобы больше ко мне за твоей долей не приходили, я другую крышу нашел. А то и вообще никому не буду платить. А внучку твою или там любовницу, мне один черт, пригрею, место найдется.
И, не прощаясь, Керим вышел из комнаты. Тотчас же Долгорукий бодро выскочил из-под одеяла, подбежал к окну и махнул старшему охраннику: пора! Отдавай команду.
— Иди, задержи его на пару минут, — шепнул он Кармен.
Та догнала Керима и встала у него на пути.
— Что тебе? Иди старичка погрей, — Керим еще раз ощупал ее взглядом.
«Нет, — решил он, — мне она не пара: слишком сильный характер и твердый взгляд. Женщина должна быть упруга телом и мягка характером».
— Я стол приготовила, ждала, — улыбнулась ему Кармен. — Может, не станете так торопиться? Зачем обижать старика? Все мы постареем когда-нибудь, если только посчастливится умереть своей смертью.
— Надоел он мне! — отстранил ее Керим. — Пусть скорей помирает, чтобы под ногами не путался!
Он вышел из дому и опешил: на него смотрело добрых три десятка стволов. А какой набор оружия — раньше он ничего подобного не видел. Это была сила, способная перемолоть многое. У Керима вдруг запершило в горле, словно он проглотил сухую корку.
«Е-мое! Откуда их столько взялось? — металось в голове. — Что это значит?»
— Это вроде парада в вашу честь, — объяснил ему старший охранник. — А вообще-то ребята прибыли к ужину. Босс любит ужинать с ними за одним столом.
«Ребята» стояли, держа наперевес стволы, нацеленные в грудь Кериму, молча буравили его мрачными взглядами. И Керим понял, как глупо он залетел, недооценив Долгорукого. Тот, конечно, захочет отыграться. Как? Да при первой же возможности сдаст, хотя бы тем же наркодельцам. Надо как-то его опередить, поскорее выйти с ними на новый контакт и натравить их на Долгорукого. Пусть друг друга перестреляют, выиграет в конце концов он, Керим.
— Что с тобой, Керим, — услышал он за спиной бодрый голос Долгорукого и резко обернулся. — Тебе нехорошо?
Вор в законе стоял на крыльце голый до пояса и лениво растягивал пружины мощного эспандера — мышцы перекатывались под загорелой кожей. Лишь лицо его, изборожденное морщинами, говорило о прожитых годах, а тренированному телу мог бы позавидовать и сорокалетний мужчина.
«Проклятый старик! — чертыхнулся про себя Керим и, словно сквозь строй, касаясь плечом стволов, нацеленных на него, пошел к выходу. — Ладно, мы еще посмотрим кто кого».
— Керим! — окликнул его Долгорукий. — Ты уж с завтрашнего дня своих людей рано не буди — я на рынок и по другим точкам своих пошлю. Мог бы тебе этого и не говорить, да не хочу, чтобы кровь пролилась.
Елена проснулась и, еще не открыв глаза, поняла: Малыша рядом с нею нет. Ощущая на себе теплые лучи солнца, сладко потянулась, приподняла веки. И увидела нечто такое, что заставило ее затаить дыхание, опять притвориться спящей.
Малыш, стоя посреди комнаты, совершал плавные движения, словно в каком-то замедленном танце. Движения перетекали одно в другое, сливались и создавали впечатление, что в его теле нет костей.
Несмотря на невысокий рост, он был отлично сложен, под кожей перекатывались упругие мышцы, глаза оставались закрытыми, и непонятно было, как он умудряется не задеть ни одного предмета вокруг себя.
«Интересно, где он этому всему научился? — подумала Елена. Пока Малыш рассказывал ей о себе не так много, как ей бы хотелось. — Ничего, всему свое время, — успокоила себя, — расскажет».
Наконец Малыш замер, открыл глаза, посмотрел в ее сторону. Решив, что она еще не, проснулась, взял одежду и скрылся в ванной комнате. Он давно уже не проделывал обязательного утреннего минимума упражнений, позволяющих поддерживать тонус и быть в хорошей физической форме. Лишь сегодня, после трудной, но удачной операции — деньгами теперь на ближайшее время они были обеспечены — позволил себе и с утра отдать дань тому занятию, которое и создало его, Малыша, таким, каким он был сейчас.
Когда-то отец рассказывал ему о некоем племени из Камбоджи, люди которого преспокойно бродили по Сайгону без оружия — с ними не хотели связываться, их опасались даже те, у кого были в руках автоматы.
— А почему? — требовал объяснений Малыш, и отец начинал очередной рассказ.
Для Малыша эти истории были куда интереснее всех сказок вместе взятых. Чаще всего речь шла о загадочном малочисленном племени владевшем секретами защиты и нападения без оружия.
— Ты должен встать и развести в стороны полусогнутые в локтях руки. И простоять так, пока не ощутишь присутствия внутри тебя какого-то шара, шарика. Потом надо попытаться мысленно передвигать его в разные точки тела. Кому удавалось довести это до автоматизма, тот становился страшен в рукопашной схватке. Шарик — это как бы сгусток энергии тела, теоретически он может передвигаться по мышцам со скоростью света, нет, даже быстрее, — со скоростью мысли, многократно увеличивая силу удара.
Малыш всегда стремился до конца постигнуть то, о чем рассказывал отец. Но у него не хватало времени. Он не мог посвятить себя тренировкам полностью, что требовалось, чтобы стать настоящим мастером карате, кунг-фу или каких-либо других видов восточных единоборств. Малыш не считал себя мастером, однако те, кто хоть раз сталкивался с ним на ковре, поражались его борцовскому искусству.
Однажды отец рассказал, откуда у него страшный шрам на животе. Он попал под руку пьяному мужику из того племени.
— Тот просто махнул передо мною своей кистью, и все — у меня был распорот живот! Хорошо, что госпиталь оказался рядом, успели зашить. Искусство этих мастеров умирает, у них нет последователей: молодых убивают на войне или они спиваются. А старики гаснут, потому что они старики. Я могу научить тебя тому, что знаю, — остальному научишься сам.
Малыш не верил, что человеческий организм рассчитан на тысячу лет жизни, но отец упорно утверждал, что это так, что об этом говорят древние предания их народа, просто человечество разучилось жить долго, вот и все. Сам отец не дотянул и до семидесяти, хотя и верил в свое долголетие. Почему? Одно Малыш знал твердо: пока ты готов побеждать, ты живешь. Поэтому поддержание физической формы стало не просто привычкой — потребностью всей его жизни.
Местный авторынок не блистал большим выбором: в основном это были новые автомобили отечественного производства и заграничный металлолом. Малышу же хотелось купить надежную иномарку, которая обеспечивала бы хорошую скорость. Он был неплохим водителем — киллеру жизненно необходимо уметь водить машину. Частенько от этого зависит, сможешь ли ты уйти с места выполнения заказа целым и невредимым.
Елена и Малыш шли вдоль строя выставленных на продажу автомобилей и пока ни на чем не могли остановиться. Если и попадались иномарки, то лет им было столько, что Малыш отрицательно качал головой, когда продавец предлагал опробовать машину на ходу. Зачем покупать, пусть и недорого, железный лом?
— Ты знаешь, а мне они все нравятся, — смеялась сама над собой Елена, обходя иномарки. — У меня никогда машины не было, поэтому мне кажется, что они все красивые, все крутые. Представляю, что бы мне тут всучили, если бы я пришла покупать машину одна!
Малышу довелось поездить на разных автомобилях, и он имел представление, как себя будет вести на отечественных дорогах та или другая иномарка.
Наконец ему приглянулся сравнительно новый — пятилетний — «форд», у которого был лишь один небольшой дефект — помято левое переднее крыло.
— Чего ты на вмятину смотришь? — говорил продавец. — Отдашь сотню баксов мастеру, и он тебе это крыло заделает так, что и не заметишь. Бери, мастера я тебе найду, хорошая тачка, пригнал для себя, да вот срочно бабки понадобились.
— Ты это крыло не об задницу чью-то помял? — спросил Малыш. — А то придется отстегивать не на починку, а на отмазку.
— Да ты что, за кого ты меня принимаешь! — замахал руками хозяин «форда». — Можем вместе подъехать в ГАИ, там тебе скажут: машина чистая, как младенец.
— А права ты мне не сможешь случайно организовать вместе с машиной? — поинтересовался Малыш, обходя «форд». — Раз у тебя в ГАИ свои люди. Естественно, за дополнительную плату.
Продавец почесал затылок, посмотрел оценивающе на Малыша, на Елену, вздохнул:
— Я вижу, ты клиент серьезный, не наводчик какой-нибудь. Можно сделать. Пять сотен тебя не испугают?
— Ничуть, — ответил Малыш.
— Будут, значит, тебе права к этой тачке, — сказал продавец. — Бабки у тебя с собой?
— С собой, — кивнул Малыш. — Но если хочешь меня развести, то не советую.
— Да перестань ты, надо доверять друг другу. Прямо сейчас можем ехать оформлять.
— А права?
— И права сразу же.
— Тогда поехали, — кивнул Малыш. — Садись, — сказал он Елене, открывая заднюю дверцу. Пропустив ее, сел сам. — Откуда гнал, из Прибалтики? — спросил у хозяина.
— Нет, из Германии. Там у меня партнер живет, турок, но их гражданин. Скупает машины. Чуть объявление, что кто-то хочет продать, мой турок тут как тут. Купит, а потом накрутит и перепродаст нам. Конечно, где-то что-то подкрасит, но этот «форд» новый, краска своя, заводская, я же говорю, для себя брал. Крыло помял, когда в Польше от рэкета уходил, потому и справки из ГАИ показать не могу. Задолбали вконец. Я так понимаю: если бабки берешь, то за что-то. А они ничего не делают, но бабки за проезд трясут. Меня, вообще-то, на их дорогах хрен достанешь, я же бывший гонщик.