Хозяин «форда» действительно оказался порядочным человеком, все, как обещал, организовал. Крыло заделали, права Малышу сварганили.
— Ты должна научиться водить машину, — сказал Малыш Елене. — Это необходимо, сам тебя научу.
После того, как старик Долгорукий спровоцировал Керима на конфликт и отнял все точки, где его люди собирали дань с проституток, лотков, киосков, рыночных продавцов, тому срочно надо было что-то предпринять. Свободных денег у него после визита Малыша практически не осталось, а жить он привык на широкую ногу.
«Люди, если им не башлять, враз отвернутся и уйдут хотя бы к тому же Долгорукому».
— Всем за работу! — Керим решил, что пока «завтра» не наступило, можно еще по разу собрать бабки со всех, выбить какую-то часть долгов. — На рынок, по киоскам, трясите всех! Нужны деньги! Не церемоньтесь! Я объявляю новую экономическую политику: трясти столько, сколько вытрясешь! Все равно это торгашеское племя не переведешь. Разорится один — тут же на его месте возникают трое. Деньги, нужны деньги! — орал на своих парней Керим.
Оставшись один, извлек из тайника ствол, передернул затвор, проверил патроны в обойме. Да, давненько он не чувствовал себя в шкуре простого боевика.
«И все равно лучше одиночкой стану, волком, но работать на кого-то не стану!» — скрежетнул зубами.
Взяв себя в руки, стал подсчитывать, что у него осталось. А осталось наличными не более десяти штук, смешная для него сумма. То, что имелось на счету фирмы, в которой он неофициально значился хозяином, было не в счет — каким образом превратить активы в наличные, выдернуть из дела, знал только покойный Финансист.
«Разжирел я, дурак, думал, до конца дней все так гладко будет идти, — ругал себя Керим. — Хозяином жизни себя возомнил. Все в дело пустил от жадности. Теперь попробуй свою долю у партнеров истребуй, когда вся коммерция на одном честном слове держалась — ни расписок, ни залога».
— Вот и получи! — это он произнес уже вслух.
Регион, в который входило, кроме Кузнецка, еще несколько менее крупных городов всегда считался идеальным местом для приложения всякого рода сил. Людей тут жило много. И в основном рабочая масса, падкая до спиртного, до сделанных под фирму дешевок, а в последнее время и до наркоты. Положение между Азией и Европой позволяло доставлять сюда кайф легко, но те, кто занимался наркотой, были люди из уголовного мира, и власть над территорией им давалась с трудом, как конкистадорам, осваивавшим новые земли.
Кузнецк не сдавался без боя, в нем «сидел» вор в законе Долгорукий. Наркодельцы не могли с ним разойтись полюбовно: он хотел получать свой процент, ему предлагали другой. До открытого столкновения дело пока не доходило. У Долгорукого не было необходимости насылать на наркодельцов своих боевиков, а те опасались соваться на его территорию. Все это Керим представлял себе очень смутно.
К вечеру стали возвращаться его люди, и он понял, что проиграл. Возвращались не все. Несколько человек в результате стычек с боевиками Долгорукого, который поспешил перекрыть Кериму кислород, попали в больницу, одного нашли с проломленным черепом, кое-кого Долгорукий переманил к себе.
Когда Керим понял, что больше ждать некого, он насчитал возле себя всего лишь семь человек. И кто! Так себе людишки, которым на роду написано всю жизнь подгребать за другими. Типа Макаронника. Он, кстати, тоже был в числе этих семи.
У Керима мало-помалу складывался план дальнейших действий. Он решил на время уйти из города, завязаться с наркодельцами, может, с ними он скорее встанет на ноги: до него доходило, что наркота приносит баснословные барыши. Но и статья за нее солидная, не то что за мелкий рэкет, который еще и доказать надо.
— Можете идти по домам, — сказал он, кидая каждому из семерки по сотне зеленых. — Это вам на поддержку штанов, пока я буду раскручиваться по новой. Кто хочет — меня дождется, кто найдет более хлебное место, что ж — его воля. Но как бы потом не пожалели. Я скоро вернусь.
Стали расходиться. Никто не сказал ни слова. Макаронник чуть замешкался на свою голову, хотя он-то и раньше подумывал о том, чтобы уйти от Керима. Он был по натуре исполнителем и принять самостоятельно какое-либо решение практически не мог.
— Макаронник, останься, — велел ему Керим.
Макаронник молча сел. Привычка подчиняться опять сыграла с ним злую шутку. А Керим решил оставить его при себе потому, что уже не мог обходиться без человека, который был бы у него под рукой, то есть исполнял роль слуги, мальчика на побегушках.
— На! — бросил ему Керим один из пистолетов. Макаронник дрожащими руками, с испугом, неловко, но все же поймал его. Перекладывал из руки в руку, мялся. Сбор дани на рынке не требовал применения оружия, хватало кулаков. — Особо не размахивай им, но и не прячь, ты теперь у меня и за телохранителя, и за всех остальных. — Керим скривил губы в подобии улыбки.
Керим решил уехать в этот же вечер, чтобы не дразнить Долгорукого. Теперь, когда война практически объявлена, его мог убрать каждый, кому захотелось бы выслужиться перед авторитетом.
— Позвони, чтобы принесли что-нибудь пожрать, — отдал первое распоряжение своему новому телохранителю Керим. — И передай там, чтобы директор гостиницы ко мне поднялся. Скажи, Керим поговорить с ним хочет.
Макаронник в точности выполнил поручение. Когда ему приказывали, он становился грубым, крутым, несмотря на довольно мягкий характер.
Ужин принесли в течение пяти минут: Керима все еще боялись в гостинице.
«Представлю, как они обрадуются, когда узнают, что Долгорукий меня просто-напросто выгнал из города, — думал Керим, запивая красным сухим вином жареное мясо. — Ничего, я еще вернусь».
Он решил сегодня не пить ни коньяка, ни водки — голова должна быть ясной.
Пришел директор гостиницы. Он уже что-то почуял, но еще не знал, в чем дело, и опасался показывать зубы. Был, как обычно предупредителен до назойливости, все время смеялся, словно Керим говорил сплошными анекдотами. С точки зрения директора гостиницы выходило: если дать человеку понять, что у него отменное чувство юмора, то это будет принято как самый изысканный комплимент.
«Идиот!» — думал Керим. Ему хотелось удавить эту подстилку, готовую служить любому, лишь бы тот платил и считался в городе крутым.
Директор гостиницы шестым чувством вдруг понял настроение грозного постояльца и заткнулся, перестал не к месту хихикать.
— Сколько я у тебя прожил? — спросил Керим.
— Года два, наверное, — развел руками директор. — Не помню. А что?
— Сколько бабок ты у меня выудил? — вновь задал ему вопрос Керим.
— Как это, выудил? — директор гостиницы понял, что его ждут неприятности. — Это же не моя гостиница, государственная, я выставлял счет, вот и все. Мне лично ничего, кроме оклада, не доставалось.
— Кончай лапшу на уши вешать! — рявкнул Керим. — Короче, мне нужно пять штук. Бери, где хочешь, но в течение получаса их должны принести сюда. Жив буду, — отдам, я долгов не люблю. Не будет бабок — останешься в моем номере навсегда. Понял?
— Где же я возьму такую сумму? — побледнел директор гостиницы. Он понял, что предчувствия его не обманули и что неприятности уже начались. — Да если бы у меня были такие бабки, я бы давно себе машину купил.
— Врешь, машина у тебя есть, только оформлена на твоего шурина, — уличил его во лжи Керим.
Он специально поинтересовался делами директора, когда решил поселиться в гостинице. Ему надо было наверняка знать, что тот не стукач. И потом, чем больше ты знаешь о человеке такого, что тот пытается скрыть от окружающих, тем легче его в чем-то убеждать.
— И дом у тебя за городом, можно сказать, дворец, тоже твой, хотя оформлен на свекровь. Так что деньги у тебя водятся, звони, если жить хочешь. Время не ждет, мне надо успеть на поезд. Не будет денег — останешься здесь с перерезанным горлом.
Директор гостиницы тяжело вздохнул, поднялся. Керим отправил его под присмотром Макаронника звонить в другую комнату. А сам думал, планировал ближайшие действия.
«Кого бы еще хоть малость раздеть? — вертелось у него в голове. — Даже если этот слюнтяй бабки достанет, все равно будет мало. Зря я столько раздал ребятам».
В это время директор, с которого не спускал глаз Макаронник, звонил жене и грозно требовал, чтобы та немедленно взяла (она знает, где взять) пять тысяч долларов и привезла в гостиницу.
— Ты меньше спрашивай, дура, а делай быстрей, — кричал в трубку директор. — Я тебе потом мозги вправлю, чтобы ты с первого раза понимала!
Минут через пятнадцать примчалась на такси жена директора, пышная бабенка, разодетая во все импортное. Директор молча вырвал у нее из рук сверток с зелеными, быстро пересчитал и протянул Кериму. Тот с безразличным видом сунул их в карман.
— Я могу идти? — несмело спросил директор.
— После меня, — ответил Керим. — Сначала я, потом ты с женой. Свяжи их чем-нибудь, — приказал он Макароннику.
Директор рванулся было к двери, но Макаронник при его двухметровом росте оказался проворнее и свалил его на пол короткой подсечкой. Директор заныл, жена его сидела, открыв рот, испуганно глазея на Керима и Макаронника.
— Да не бойся ты, никто не собирается тебя убивать, не хватало мне из-за такого дерьма, как ты и твоя жена, брать на себя мокруху, — сказал Керим, глядя, как Макаронник связывает директора. — Ты же, отпусти я тебя сейчас, тут же сдашь меня за пять копеек. Ничего с тобой не сделается, и с ней тоже, если посидите тут до утра. Утром придет коридорная и освободит вас.
Макаронник связал директора и подошел к его жене. Той недавно исполнилось тридцать пять, и была она в теле, может, кое-где и с некоторым перебором. Но Макаронник любил именно таких женщин, в соку. Другая на ее месте носила бы что-нибудь посвободнее, но директорша натянула на себя платье в облипку, из которого тело выпирало, как поднявшееся тесто из дежи.
Керим поймал недвусмысленный взгляд Макаронника.