том со всеми.
– Прости? – передразнила Виктория Тео, придав голосу плаксивые нотки.
– Послушай, Вик, я не…
– Не называй меня Вик! – рявкнула Виктория.
Вик было ее прозвищем, когда они были маленькими девочками. Когда были лучшими подругами. Пока жизнь не вмешалась и не развела их в разные стороны. Если Тео и надеялась заставить Викторию припомнить те времена, то этим надеждам явно не было суждено сбыться. Виктория позволила маске холодного спокойствия упасть с лица, и Тео увидела, насколько она на самом деле зла – зубы стиснуты, все тело дрожит, щеки красные… Наверняка по-настоящему взбесил Викторию тот факт, что этот рисунок увидел Зейн, ее парень. Даже когда они были маленькими, она всегда очень трепетно относились к тому, какими глазами смотрели на нее мальчики.
Обычно Виктория довольствовалась просто всякими обидными прозвищами. Или замечаниями, брошенными шепотом ее подругам и сопровождавшимися ехидным хихиканьем, когда Тео проходила мимо по коридору. Но Тео пришло в голову, что на сей раз Виктория действительно может причинить ей боль. Не к этому ли все шло? К девчачьей драке в туалете с дерганьем за волосы и царапаньем ногтями?
Тео рванулась было к двери, но была тут же схвачена.
– Знаешь, – произнесла Виктория дрожащим от ярости голосом. – Прыщи появляются, когда… э-э… Это из-за грязи. Тебе следует помыть их. Твое лицо, в смысле.
У Виктории наверняка имелось остроумное, язвительное оскорбление, заготовленное заранее. Наверное, она отрепетировала его перед зеркалом. Но сейчас, в гневе, слова прозвучали совсем не так, как надо. Это не имело значения. Основная идея была ясна.
– Нет! – Тео сопротивлялась, когда ее потащили обратно в кабинку.
Она пнула Донну в лодыжку, и та хрюкнула от боли, но не отпустила ее. Они заставили ее опуститься на колени – Тео почувствовала, как влажный пол пропитывает ее брюки. Чью-то руку у себя на затылке. Толкающую ее вперед, все ближе и ближе к унитазу. К коричневым потекам на белом фаянсе. Вода в унитазе подернулась рябью, когда ее лицо приблизилось к ней. Она стала вырываться сильнее и взвизгнула.
Тут кто-то наклонился вперед и спустил воду. Вокруг нее забурлила вода, забрызгав лицо, волосы, рубашку. Тео как можно плотнее закрыла глаза и сжала рот, чувствуя брызги у себя на губах.
Удерживающие ее руки разжались. Она резко вскочила и вихрем развернулась, вытирая воду с лица, слепо моргая, с колотящимся сердцем и стиснутыми зубами. Виктория выставила перед собой телефон, явно снимая происходящее.
– Ты гребаная сука! – истошно выкрикнула Тео.
Они не выглядели победителями. Донна была бледна. Губы у Виктории дрожали, как будто она вот-вот расплачется. Две другие девицы не смотрели Тео в глаза. Но Виктория продолжала крепко держать телефон в руке.
– Я убью тебя, Виктория! Просто подожди. Я убью тебя, мать твою!
Виктория убрала телефон. Открыла было рот, как будто чтобы что-то сказать, когда Тео бросилась на нее. Донна обхватила ее и прижала к двери кабинки.
Виктория отступила на шаг.
– Ладно, пошли.
И все они убрались в коридор, закрыв за собой дверь. Тео стояла, дрожа, с ее волос капала вода. Она хотела их всех убить. Она хотела умереть.
…Джемма сморгнула, отгоняя это воспоминание. Руки с переплетенными пальцами были у нее крепко сжаты, зубы стиснуты. Она все еще чувствовала это, даже спустя столько лет – то унижение. Отвращение. Сколько раз она помыла голову, когда вернулась домой? И все равно не чувствовала себя чистой. Извела целый флакон зубного эликсира, чтобы прополоскать рот, и все равно представляла, как микробы из унитазной воды, из этих коричневых потеков, осели у нее на ее губах, языке, зубах. Футболка, ее любимая концертная футболка, отправилась прямиком в мусорное ведро.
Тео тогда отпросилась с уроков, сославшись на боль в горле. Дома она лежала в постели, вновь и вновь прокручивая в голове те моменты. Основное действо длилось не более нескольких секунд, но в ее сознании оно превратилось в долгие минуты, а затем и в часы – унитазная вода омывала ее лицо, поднималась к шее, заливалась в рот… Иногда Тео думала, что никогда больше не вернется в школу. Закончит учебу дома. Если никуда не выходить, то можно избегать встреч с этими людьми до конца своей жизни. А иногда представляла, как, окончив школу, станет успешной художницей – знаменитой, богатой. И, вернувшись в город двадцать лет спустя, увидит, что Виктория стала толстой неряхой, живет в трейлерном парке, замужем за пьяницей…
Через два дня Тео увидела в том же чате, где был размещен рисунок, видео и фотографии. На видео она поднималась от унитаза – с мокрым лицом, отплевывающаяся, жалкая. А на фотографиях запечатлена с головой, опущенной в унитаз. Подпись гласила: «Прыщавка получает столь необходимый уход за лицом».
И ее фантазии стали намного мрачнее.
Глава 8
Джемме обычно нравилось встречаться с Барбарой вне работы. Но прямо сейчас нервы у нее были на пределе. Поэтому ей было трудно увидеть все то, что она обычно любила в Барбаре – ее врожденную жизнерадостность и доброту, а также то, как та умела поддерживать беседу. Вместо этого Джемма постоянно обращала внимание на то, насколько громко звучал голос Барбары, особенно в гостиной, где была проблема с резонансом и любой шум, как правило, только усиливался. Кроме того, у Барбары была неприятная привычка все время говорить о работе, в то время как Джемма предпочитала говорить о делах в основном только в стенах «Примадонны».
– …та тетка, которая зашла прямо перед твоим уходом, – ты ее видела? Появилась впервые, но я думаю, станет постоянной. Ей реально была нужна моя помощь! Видела бы ты ее ноги… Педикюр занял почти час. Вот почему мы опоздали. Прости за опоздание, кстати. Надо было мне позвонить.
– Все нормально.
– Мы проходили мимо дома твоих соседей по пути сюда… Того, перед которым растут такие розовые кустики. Ты видела, как они украсили его на Хэллоуин? Это же ни в какие ворота не лезет! Они что, не знают, что в этом районе есть семьи с маленькими детьми?
– Понимаю, что ты имеешь в виду, – кивнула Джемма, хотя так и не поняла, что имела в виду Барбара. Она не помнила, чтобы видела что-то неподобающее.
– Кай испугался. Мне пришлось его успокаивать. Он вообще очень чувствительный. На прошлой неделе посмотрел мультик, в котором потерялся песик, и после этого не мог заснуть. Поделом мне, что разрешила ему посмотреть телевизор перед сном! Это и моя дурная привычка, ты же знаешь. В смысле, смотреть телевизор перед сном… О, по-моему, это котик там потерялся! Кто это был, Кай, песик или котик?
Вышеупомянутый Кай все еще держал Барбару за руку, застенчиво глядя в пол и напрочь игнорируя вопрос своей матери. Лукас стоял позади Джеммы, тоже даже ни пытаясь заговорить.
– Лукас, – подтолкнула Джемма своего сына. – Почему бы тебе не отвести Кая в свою комнату и не найти во что поиграть?
Сын придвинулся к ней еще ближе и пожал плечами. Иногда это так раздражало… Каждый раз, когда эти двое встречались, им приходилось проходить через одну и ту же церемонию, когда обе матери подталкивали их друг к другу и уговаривали поиграть вместе. А потом, за двадцать минут до того, как распрощаться, оба вдруг проникались такой взаимной симпатией, что их было трудно оторвать друг от друга. После чего Лукас жаловался, что ему не дали как следует поиграть с Каем, и Джемма обещала, что они скоро опять встретятся. А затем, две недели спустя, они вели себя так, словно были совершенно незнакомы. Неужели Лукас не мог найти в себе силы хоть разок побыть гостеприимным хозяином?
Частично, если даже и не полностью, в этом была ее вина. Лукас наверняка все еще приходил в себя после недавней истерической сцены. Как и сама Джемма. Не помогала и мысль о том, что меньше чем через два часа им предстояло отправиться в этот дурацкий поход за конфетами. О чем она только думала, пригласив Кая и Барбару не когда-нибудь, а именно сегодня? Ах да… Она ведь рассчитывала, что компанию сыну составит ее свекор.
– Кай, хочешь посмотреть комнату Лукаса? – спросила Барбара.
Кай пробормотал что-то невнятное. Никакого прогресса.
– Мне еще нужно приготовить угощение для тех, кто придет за сладостями, – сказала Джемма Барбаре. – Что ты планируешь раздавать?
– Я испекла на Хэллоуин кучу того же домашнего печенья, что и на прошлой неделе, помнишь? Они и вправду вкусные, и в них нет всех тех добавок, которые есть в конфетах массового производства. Хотя не то чтобы я помешана на здоровом питании или чем-то в этом роде, сама ведь знаешь… Но мне все-таки кажется, что если большинство ингредиентов – сплошь буквы и цифры, то это не может быть чем-то хорошим.
Джемма, в шкафу у которой лежали три упаковки жевательных конфет «Соур патч кидс», припасенных для раздачи сладостей, ощутила легкий укол вины.
– Ничего себе! Здорово… Думаешь, хватит?
– Да я его напекла… просто несметное количество. По-моему, целый рабочий день на одну только выпечку потратила. В доме пахло как в кондитерской, Кай и Джордж чуть с ума не сошли. В конце концов я разрешила им съесть по две штучки – просто чтобы отвязаться от них.
– Просто невероятно!
Джемма надеялась, что Барбара не спросит ее о том, какие лакомства она сама приготовила. Ей нужно было еще немного времени, чтобы успокоиться, осмыслить события последних нескольких часов. Или, скорее, последних нескольких дней. Подумать о произошедшем и о своей собственной реакции. Разобраться во всем этом. Это было непросто, учитывая присутствие Барбары и Кая, а также грядущий поход за сладостями. И, еще хуже, она была почти уверена, что забыла что-то важное. По ее опыту, это было постоянное материнское состояние – думать, что ты забыла что-то важное.
– Лукас, как насчет «Горок и лесенок»[12]? Не хочешь поиграть с Каем в «Горки и лесенки»?
– Нет. – Лукас был вроде сердит. Или готов расплакаться. А может, и то и другое. В голосе у него звучали плаксивые нотки – признак опасности.