А потом она стала матерью.
И сон стал драгоценным ресурсом, который требовалось беречь и по возможности красть. Ложась спать, Джемма уже знала, что, скорее всего, ее сон будет прерван. Несколько раз. И что выспаться ей не светит, даже по выходным. Маленькому мальчику до лампочки, что сегодня суббота. Ему хочется, чтобы его кормили, развлекали и держали на руках в любой день недели. И в любое время. В частности, в шесть утра. А иногда и в половине шестого.
Так что когда Бенджамин и вправду позволил ей нормально выспаться, две ночи подряд, она не восприняла это как должное. Это был подарок, сделавший ее жизнь намного лучше. Мир показался ясней и радостней. Ее тревоги понемногу рассеялись. Галлюцинаций больше не было. Она стала совсем другой женщиной. Все казалось более простым – работа, время, проведенное с Лукасом, даже надоедливые домашние хлопоты. Приготовление праздничного торта на день рождения свекрови внезапно перестало выглядеть чем-то запредельным и исключительным. Она заглянула к Барбаре, и они испекли его вместе, проведя за болтовней и сплетнями весь вечер.
Но Джемма не собиралась игнорировать тревожные сигналы, которые посылал ей мозг. Многолетние попытки подавить прошлое дали обратный эффект. Она поняла, что все-таки придется встретиться с ним лицом к лицу, и начала искать хорошего и доступного по деньгам психотерапевта в округе, предпочтительно женщину. Джемма еще не знала, что ей скажет, – явно нельзя было поделиться абсолютно всем, даже с учетом врачебной тайны. Но, наверное, будет достаточно и того, если психотерапевт поможет ей хоть каким-то образом закрыть вопрос.
После эмоциональных американских горок, пережитых на этой неделе, она была лишь рада пойти на семейный ужин, намеченный на четверг.
– Бенджамин! Джемма! Лукас! – воскликнула Джойс, мать Бенджамина, когда они входили в переднюю дверь. Она всегда так делала, называя по имени каждого, кто входил в дом, словно какой-нибудь лорд-распорядитель на государственном банкете. И расцеловывая каждого в обе щеки – еще одна ее давняя привычка.
– Здравствуйте, Джойс, – улыбнулась ей Джемма. – Торт и фруктовый салат отнести на кухню?
– Да, а картошку можешь поставить прямо на обеденный стол, – ответила та. – Только что звонила Хлоя. Они немного запаздывают.
– Конечно же, запаздывают, – пробормотал Бенджамин.
Это была еще одна давняя традиция семьи Фостер – Бенджамин всегда приходил вовремя, а Хлоя каждый раз опаздывала, и Бенджамин вечно ворчал по этому поводу.
Джемма наслаждалась этими маленькими привычными моментами. Временами ее чувства к родне Бенджамина были сложными. С тех пор как она оставила свою собственную семью, семья Фостер стала для нее чем-то вроде… ну… и вправду приемной семьи[14]. Долгие годы, когда она была одна, Джемма нередко тосковала по семейным праздничным обедам, по чувству родства, сопричастности. Ей нравилось сближаться со своими новыми родственниками, узнавать их самих и их маленькие причуды. Поэтому в ответ на ворчание Бенджамина по поводу опоздания Хлои она не смогла сдержать улыбки.
Но Джемма также знала, что семьи способны стать и сплошным разочарованием. Что отцы могут уйти из семьи. Что матери могут отвернуться от тебя. Что чувство признания может быть обманчивым. И, конечно же, держала свое прошлое надежно спрятанным от них – укрытым под тонкой завесой лжи. Вроде давно умершей матери, о которой она не хотела говорить. Или скучного и ничем не примечательного детства, похожего на детство всех остальных.
Поэтому Джемма всегда оставалась немного настороже, встречаясь с родственниками мужа.
Поставив торт на кухонный стол, она прошла в столовую. У большого обеденного стола стоял Натан, отец Бенджамина, раскладывая по тарелкам салфетки. Он немного горбился и выглядел усталым. В последнее время Бенджамин все больше беспокоился о своем отце, возраст которого уже давал о себе знать.
– Здравствуйте, Натан. – Джемма подошла к нему и быстро обняла.
– Привет, Джемма. Хлоя немного опаздывает…
– Джойс уже нам сказала. Ух ты, какой красивый стол вы накрыли!
– Да, – Натан выдавил из себя смешок. – Сегодня у Джойс все-таки день рождения.
Он вроде как нервничал – вероятно, беспокоился о том, чтобы семейный праздник прошел как надо. Джойс всегда придавала большое значение дням рождения и изо всех сил старалась достойно их отметить. Естественно, это означало, что, когда наступал ее день рождения, кто-то другой столь же ответственный должен был встать у руля.
Джемма спросила у него, как прошла его последняя рыбалка, и Натан вроде немного расслабился. Пока он рассказывал об этом, к ним присоединились Бенджамин с Лукасом, чем сильно ее выручили. В отличие от Бенджамина, Джемма нисколько не интересовалась рыбалкой и никогда не знала, о чем спросить, кроме как «сколько рыбы вы наловили» и «какого размера была самая большая». Но Бенджамин мог часами говорить с Натаном о наживке, рыболовных снастях и технике ловли.
Вскоре послышался стук в дверь, и голос Джойс объявил о появлении очередных гостей:
– Хлоя! Элвин! Саванна! Мадлен! Джонатан!
А потом, как это обычно бывает, когда в одной комнате оказываются сразу четверо детей, все стало намного шумней и хаотичней. В частности, Саванна, средний ребенок Хлои, всегда начинала кричать, когда была чем-то взволнована, а пребывала она в таком состоянии регулярно. Когда вошли Хлоя и ее муж, обнимаясь, целуясь и обмениваясь любезностями с остальными, всем пришлось говорить чуть громче, чтобы перекричать шум, производимый детьми.
– Бенджамин, угадай, с кем я столкнулась в торговом центре, – сказала Хлоя, держа на руках самого мелкого своего отпрыска, Джонатана.
– И с кем же?
– Давай угадывай!
– Да не собираюсь я гадать… Просто скажи.
– Эйдена, твоего старого школьного приятеля! – Хлоя даже выпучила глаза.
– А кто такой Эйден? – полюбопытствовала Джемма.
– Эйдена?! – выпалил Бенджамин. – Серьезно? Погоди-ка… Он был в шляпе?
Хлоя хихикнула.
– Не было на нем никакой шляпы.
– Кто такой Эйден? – опять спросила Джемма.
Хлоя улыбнулась Джемме.
– Он был лучшим другом Бенджамина.
– Нет, не был, – возразил Бенджамин. – Не слушай ее. Так что же он там делал?
Несмотря на его постоянные жалобы на Хлою, стоило Бенджамину и его сестре оказаться в одной комнате, Джемма сразу же чувствовала их любовь друг к другу. Когда они общались между собой, их манеры менялись, как будто они вновь становились теми детьми, какими были много лет назад. Они одинаково закатывали глаза в ответ на что-то сказанное Натаном. Обменивались шуточками, которые никто, кроме них, не понимал. Обсуждали каких-то одним им известных друзей детства или близкие лишь им обоим события. Как и в случае с разговором о вышеупомянутом Эйдене, Хлоя с Бенджамином были только рады вовлечь в свои дискуссии и других, но это было все равно что пытаться смотреть какой-то фильм с середины. Часто Джемма и Элвин, муж Хлои, ловили себя на том, что лишь молча прислушиваются к разговору, обмениваясь собственными взглядами. Забытые супруги.
У Джеммы никогда не было родных братьев и сестер. Иногда она задавалась вопросом: если б у нее были брат или сестра, все было бы по-другому? Остались бы они рядом с ней, когда весь мир отвернулся от нее? Или же просто отошли в сторонку, потрясенные и напуганные тем, что якобы сделала их сестра?
– …и вот эта семейка заявляется к нам на порог, – рассказывал всем Натан за едой. – Родители одеты как ломти хлеба…
– Как тосты, – поправила его Джойс. – Их костюмы выглядели как ломти тоста. По-моему, они были сделаны из пенопласта. Но, может, и из картона.
– Ну да. А дети были одеты как помидор, авокадо и яйцо.
– Это был не авокадо, а салат-латук.
– Я почти уверен, что это был авокадо. И вот я им говорю…
– Нет, это точно был латук.
– Ладно. Так вот я им и говорю…
– Саванна! – раздраженно выкрикнула Хлоя. – Посмотри, что ты наделала!
– Я схожу за бумажными полотенцами, – предложила Джойс.
– Я хочу соку! – пропищала Мадлен.
– Попроси вежливо, – сделал ей внушение Элвин.
– Мамочка, можно мне тоже сока? – попросил Лукас.
– Хорошо, зайчик, – пробормотала Джемма, помогая Хлое навести порядок на столе.
– Так о чем ты рассказывал, папа? – наконец напомнил Бенджамин.
– Что? – Натан нахмурился. – А-а… Ладно, неважно. Это было не так уж и смешно.
Истории рассказывались, перебивались, обрывались на полуслове… Еще одно любимое развлечение семьи Фостер. Совсем не так, как на обедах Джеммы в детстве, где тебе не разрешалось вмешиваться, когда кто-нибудь что-то рассказывал, и где тебе постоянно напоминали, что нужно говорить вполголоса, а не орать, как на улице. Фостеры, похоже, не видели в этом абсолютно ничего зазорного. Хотя все-таки иногда неплохо иметь возможность минут пять обсудить что-нибудь без того, чтобы тебя дюжину раз не прервали.
Джемма сосредоточилась на еде. Жаркое Элвина оказалось просто восхитительным, а спаржу к нему Джойс приготовила специально для нее. Два года назад Джемма имела неосторожность сказать Джойс, что спаржа очень удалась, и с того рокового дня та каждый раз торжественно объявляла, что приготовила любимое блюдо Джеммы – спаржу. Бенджамин и Хлоя всегда в этот момент хихикали, а Бенджамин постоянно спрашивал Джемму, не хочет ли она еще спаржи. Не то чтобы Джемме совсем уж не нравился этот чертов овощ, но его не было в списке даже пятидесяти ее любимых блюд. Тем не менее она всегда заставляла себя отведать немного, только чтобы потрафить свекрови.
– Мамочка, не забудь про мой рисунок! – прохныкала Мадлен.
– О, точно, – спохватилась Хлоя. – Мам, Мадлен тут кое-что нарисовала тебе на день рождения.
На столе появился лист бумаги. Трехногая лошадь.
– Какая чудесная! – восхитилась Джойс. – Я повешу ее на холодильник.
Джемма поджала губы. На холодильнике красовались уже три рисунка Мадлен и два – Саванны. И ни одного рисунка Лукаса. И не похоже, чтобы он не приносил бабушке и дедушке своих творений. Еще как приносил, да и побольше, чем обе его кузины. Но по какой-то причине рисунки Лукаса лежали где-то в ящике стола, в то время как произведения дочек Хлои висели на холодильнике. И у Лукаса они были ничуть не хуже, чем у Саванны. И уж он-то знал, сколько ног у лошади. Так что…