— Вы помните кого-нибудь из тех, кто с вами работал?
— Всех помню. Кто вас конкретно интересует?
— Конкретно все.
— А зачем? — Егоршев ничуть не удивился вопросу.
— Надо, раз спрашиваем.
— Ну, тетя Паша была, на Библии повернутая. — Он налил еще стопку и выпил, галантно приподняв ее в честь дам. — Потом этот, бабник из дурдома. Не помню, как его звали. Он еще сторожиху пялил… Пардон, состоял в интимных отношениях.
— С какой сторожихой? — насторожилась Калашникова.
— А я помню? Шишкина или Чижкина, как-то так, короче.
— Шилкина? — уточнила Клавдия.
— Ага, точно, Шилкина! — обрадовался он. — Этот бабник пропал потом куда-то… A-а, вспомнил, его в Олимпиаду из Москвы выперли. Наверное, боялись, что он спортсменок иностранных перепортит. — Егоршев задорно гоготнул. — Ну больше его и не видели. Потом еще один был, профессор. Этого посадили. Он по пьяни то ли башку кому-то проломил, то ли ногу сломал — не помню. Потом еще слесарь работал. Васильев его фамилия была.
— Василюк, — поправила Ирина.
— Ну или Василюк, какая на хрен разница. — Скушав дольку лимона, Егоршев развернул шоколадную конфетку и отправил в рот. — Хороший был мужик, руки золотые. Больше всех на поляне имел.
— Поляна — это кладбище? — спросила Клавдия.
— Ага, оно. — Скушав конфетку, Егоршев распечатал пакетик орешков и принялся поедать их один за другим. — Этот Василюк ограды чинил, надгробия, мрамор мог левый достать, отникелировать шишечки сам умел — короче, с понятием. Сейчас уже, наверно, в директора выбился.
— Не выбился, — сказала Клавдия. — Умер три года назад.
— Правда? — Николай Андреевич забросил в рот очередной орешек. — А чего? Он же еще не старый вроде был.
— Убили его.
— Убили? Что вы говорите? — Егоршев даже не попытался изобразить удивление. Он вообще ничему вокруг не удивлялся, потому что ничего, кроме собственной персоны, не замечал. — И за что его?
— Он слишком много знал… — сказала Ирина многозначительно.
— Ну что ж, бывает. — Егоршев передернул плечами и выбросил пустой пакетик из-под орешков в корзину. — Все там будем рано или поздно.
— Скажите, а этого человека знаете? — Клавдия положила перед ним фотографию Корытова.
— Этого? — Егоршев взял снимок и наморщил лоб, заставляя мозги думать быстрее. — Он с нами не работал. Он к Василюку ходил. Какие-то у них дела общие были.
— А скажите, Василюк дружил с кем-нибудь на работе?
— Да, дружил. — Егоршев прикрыл ладошкой вырвавшуюся отрыжку. — Он с этим, с бабником дружил. Во всяком случае, работали они на пару.
Клавдия вынула из папки фотографию с похорон и протянула ее Егоршеву.
— Николай Андреевич, посмотрите внимательно. Вы никого на этом снимке не узнаете?
Егоршев потянулся за снимком, но в этот момент запищал телефон.
— Алло… Это ты, Люсек? — Николай Андреич поморщился и отвернулся вместе с креслом от женщин. — Да, еще работаю… Совещание у меня, совещание… Не знаю, когда приеду… Ну ладно, ладно. Только в следующий раз не обижайся, если я…
Но Люсек, видно, бросила трубку, потому что Егоршев развернулся обратно и швырнул аппарат на стол.
— Вот дура, блин… — Он нажал на кнопку селектора. — Галя, скажи Боре, пусть спускается к машине. И можешь идти домой, на сегодня — отбой.
Взяв, наконец, снимок, он долго рассматривал его и потом сказал:
— Там, у дерева. Это как раз и есть дядя Гена.
— А рядом с ним кто? — спросила Ирина, вытянувшись от нетерпения, как борзая перед броском.
— А рядом с ним бабник. Как же его звали, не помню… — Егоршев снова наморщил лоб.
— Эдик, — решила помочь ему Клавдия. — Эдуард Артурович Вальдберг.
— Точно, Эдик! — Николай Андреич облегченно вздохнул. — Да, это они вдвоем на снимке. А кто остальные — не знаю.
— Большое вам спасибо, Николай Андреевич. — Дежкина выбралась из этого чересчур мягкого и жутко неудобного дивана. — Вы нам очень помогли.
— Правда? — Егоршев заулыбался. — Ну приходите еще, если что. Кстати, если хотите знать, у нас самые дешевые компьютеры в городе. Если надумаете покупать, то…
— То ваш адрес у нас есть. — Дежкина вежливо улыбнулась. — А если вы вспомните что-нибудь еще…
— То у меня есть ваш телефон, правильно? — Николай Андреевич рассмеялся. — Сразу позвоню.
— Ну, что скажешь? — спросила Дежкина у Ирины, когда они вышли на улицу.
— Терпеть таких не могу, — ответила та, поморщившись. — Он вел себя так, словно он владелец огромной фирмы, а не какого-то занюханного магазинчика. Такие как раз самые тупые и самодовольные. Подумаешь, компьютерами он торгует. Сейчас все кому не лень торгуют компьютерами.
— Я не про это спрашиваю. Мне он тоже не сильно понравился. Но я спрашиваю, что ты думаешь о его словах?
— Это про Вальдберга? — Ирина пожала плечами. — А чего еще от бабника ожидать? Свинья, она везде лужу найдет.
— Да, если не учитывать того, что Шилкину убили вчера. — Клавдия остановилась у светофора. — Да и с Василюком, как мы узнали, у него были какие-то дела. Что ты на это скажешь?
— А что я могу сказать? — Ирина пожала плечами. — Надо поехать и поговорить с ним. Этого бомжа нам все равно не скоро найдут, чего ж зря голову ломать.
— А может, и правда? — Клавдия задумчиво улыбнулась, представив себе горящие на солнце золотые купола. — Давай завтра плюнем на все и смотаемся в Сергиев Посад. Сто лет уже там не была.
ПЯТНИЦА
За окном медленно проползали белые от снега поля, полуразрушенные, словно так и не восстановленные после войны, товарные станции, по трассе лениво двигались маленькие автомобильчики.
Клавдия с тоской смотрела на проплывающий мимо унылый пейзаж и в глубине души благодарила Бога за то, что живет в столице, а не где-нибудь в провинции. Ирина сидела рядом и что-то чертила карандашом в тетрадке.
— Что ты рисуешь? — поинтересовалась Дежкина.
— Связи, — коротко ответила Калашникова.
— Что? — Клавдия не поняла.
— Связи. — Ирина оторвала взгляд от тетради и посмотрела на Клавдию. — Кто с кем был связан и по какому делу. Чаще всего человек, на котором все замыкается, и оказывается виноватым.
— Чушь какая! — Клавдия громко засмеялась, заставив весь вагон на нее посмотреть.
— Почему это чушь? — обиделась Калашникова.
— Потому что так только в дешевых детективах бывает. Ладно, покажи, что у тебя получается.
— Вот. — Ирина протянула ей тетрадь. — Все почти замыкается на Василюке. И Шилкина, и Корытов, и Шаповалов, и Вальдберг. Тот, молодой, неопознанный, на Вальдберге замыкается.
— Так-так, объясни. — Клавдия придвинулась поближе.
— Смотрите сами: Шилкина и Вальдберг вместе Василюком работали. У Вальдберга с Шилкиной, как мы знаем, были, скажем так, более тесные отношения, чем просто у коллег по работе. А с Василюком они дружили. Могли они втроем сговориться на преступление?
— Могли.
— С Шаповаловым и с Корытовым Василюк тоже связан.
— Каким, интересно, образом? — Дежкина внимательно слушала рассуждения Калашниковой.
— Я сначала тоже никакой связи не видела. А потом подняла дело Василюка. Вчера, пока вы гулять ходили. И заметила одну любопытную деталь. Шаповалов сидел с шестьдесят шестого года по семьдесят второй в колонии строгого режима при шестом горнодобывающем главке. Потом устроился в артель старателей при той же конторе. Корытов сидел с шестьдесят девятого по семьдесят четвертый. В том же лагере. Потом год мыл золото и вернулся в Москву.
— Это я и сама тебе сказала. А Василюк?
— А Василюк сидел с пятьдесят второго по пятьдесят девятый год в том же самом лагере, что и Шаповалов.
— Ну и что? Шаповалов сел на целых шесть лет позже, чем Василюк освободился.
— Правильно! — радостно воскликнула Ирина. — Но на работу в Москве он устроился только в шестьдесят девятом. Я копнула и выяснила, что приехал он в Москву и прописался тоже только в шестьдесят девятом. А это значит, что десять лет он еще оставался на Колыме. И знаете, что он там делал?
— Мыл золото? — наугад сказала Дежкина.
— Нет! Работал вольнонаемным в том же главке, что и Шаповалов. Шаповалов по специальности в зоне был слесарем. А мы знаем, что Василюк тоже отличный слесарь. Так вот в зоне он тоже руководил бригадой слесарей. Так что они точно были знакомы.
— Господи, и откуда ты все это узнала? — искренне удивилась Дежкина.
— Это ж золотые годы лагерей были, — улыбнулась Калашникова. — Тогда про каждого зека все записывали. Кем работал, какие книги из библиотеки брал, о чем в страшных снах кричал.
Клавдия была на седьмом небе от удовольствия. Не от того, что дело потихоньку раскручивалось. И даже не оттого, что всплыла связь Шаповалова с Василюком. Честно говоря, плевать она хотела и на того и на другого. Она радовалась тому, что эта молодая красивая стажерка без году неделю работает с ней и уже видит, слышит, замечает то, что даже Клавдия не сразу видит, слышит и замечает.
— Но и это еще не все. — Ирина захлопнула тетрадку.
— В каком смысле? Еще что-то?
— Я просмотрела личное дело Шрама. Знаете, когда на него было первое дело?
— Ох, уже не помню.
— В пятьдесят втором. Арестован за квартирную кражу. Но был отпущен за недостаточностью улик. А знаете, кто проходил с ним по одному делу?
— Вспомнила! — воскликнула Дежкина так громко, что люди в вагоне обернулись и посмотрели на нее как на ненормальную. — Вспомнила, откуда я его видела, этого мужика с фотографии Бербрайера! Это ж и был Василюк! Мы тогда всех его бывших подельников опрашивали, когда в розыск на Шрама подали. Но этот был в завязке, как он сказал. Ну, Ирочка, ну, ты даешь… И все равно, как ты мне объяснишь пальчики? Я вчера всю ночь голову над этим ломала.
Ирина ничего не ответила. Отвернулась к окну и принялась рассматривать проплывающие мимо черные скелеты деревьев. Клавдия заметила, что она пытается скрыть улыбку.