Наступила тишина. Даже птицы, казалось, замолчали. Алексей открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог произнести ни звука от изумления.
— Я? — наконец проговорил Воронин. — Против действующего чемпиона мира? В мои семьдесят два?
— Именно, — твёрдо сказал Коробов. — Вы легенда советского бокса. Чемпион СССР, победитель международных турниров. Ветеран войны, орденоносец. Кто, если не вы?
— Да вы с ума сошли! — не выдержал Алексей. — Моему деду семьдесят два года! А Джексону сколько? Тридцать? И он профессионал!
— Молодой человек, — холодно произнёс Климов, — речь идёт о престиже страны. О том, чтобы не дать американцам морального превосходства.
— За счёт здоровья моего деда? — возмутился Алексей.
— Тихо, Алёшка, — Воронин положил руку на плечо внука. — Дай я сам разберусь.
Он повернулся к представителям Спорткомитета.
— Вы понимаете, что просите? Джексон меня просто уничтожит на ринге. Я не боксировал профессионально уже пятнадцать лет.
— Мы не ждём от вас победы, Михаил Петрович, — честно признался Коробов. — Мы просим вас выйти и стоять. Показать советский характер. Показать, что наши ветераны не боятся американских чемпионов.
Воронин задумался. В памяти всплыли далёкие образы — зал, полный зрителей, свет прожекторов, запах пота и кожаных перчаток. Адреналин, бурлящий в крови. Звук гонга.
— Деда, ты же не собираешься соглашаться? — с тревогой спросил Алексей. — Это же безумие!
— А я уже один раз страну защищал, — медленно проговорил Воронин, глядя куда-то вдаль, на водную гладь. — Когда надо было. Что, сейчас не выйду?
Алексей схватил деда за руку.
— Но это разные вещи! Там была война, враги! А здесь спорт, просто спорт!
— Нет, Алёшка, — покачал головой старик. — Не просто спорт. Никогда не был просто спортом. Всегда — борьба. Всегда — символ. Они хотят показать, что мы слабые. Что мы боимся. — В его глазах появился знакомый внуку стальной блеск. — Не дождутся.
Коробов еле заметно улыбнулся и достал из папки документы.
— Вот контракт, Михаил Петрович. Всё официально. Гонорар достойный. Медицинское обслуживание гарантируем.
— К чёрту ваш гонорар, — отмахнулся Воронин. — Не за деньги иду.
Но документы всё же взял, просмотрел внимательно. Пока он читал, Алексей пытался образумить представителей Спорткомитета.
— Вы понимаете, что это опасно? Если с ним что-то случится...
— Молодой человек, — прервал его Климов, — ваш дед — взрослый человек и герой. Он сам принимает решения.
— Я согласен, — наконец сказал Воронин, возвращая подписанные бумаги. — При одном условии — моим секундантом будет внук. Алексей Юрьевич Воронин.
Коробов кивнул.
— Без проблем. Машина заберет вас завтра . Вас доставят прямо во Дворец спорта на взвешивание и пресс-конференцию.
Когда представители Спорткомитета ушли, Алексей взорвался:
— Дед, ты с ума сошёл! Тебе нельзя выходить против этого американца! Он же тебя покалечит!
— Не впервой, — спокойно ответил Воронин, сматывая леску. — Собирай снасти, Алёшка. Нас машина ждёт.
— Ты ведь не передумаешь, да? — с горечью спросил внук.
— Нет, — твердо ответил дед. — Есть вещи, которые нужно делать, даже если страшно. Особенно если страшно. — Он положил руку на плечо внука. — Я всю жизнь учил тебя стоять за правду, за своих, за страну. Как я могу сам отступить?
Алексей вздохнул и начал собирать удочки. Он знал этот взгляд деда — упрямый, решительный. Когда в его глазах появлялся этот стальной блеск, спорить было бесполезно.
Глава 4
Квартира Михаила Петровича Воронина никогда не была такой шумной, как в этот день. Известие о предстоящем бое распространилось с невероятной скоростью. Сначала позвонила Наталья, старшая дочь, из Ленинграда — сосед по подъезду увидел Воронина в выпуске новостей и сразу сообщил ей. Затем откуда-то узнала Елена, младшая, живущая в Самаре. К вечеру обе дочери уже летели в Москву, бросив все дела.
А пока в квартире Воронина шла напряжённая подготовка. Алексей помогал деду разобрать старые боксёрские принадлежности, хранившиеся в чулане — перчатки, бинты, капу. Михаил Петрович достал из шкафа выцветшие чёрные боксёрские трусы и красный халат с гербом СССР на спине — реликвию с последнего международного турнира.
— Деда, может всё-таки передумаешь? — в который раз спросил Алексей, наблюдая, как старик пытается натянуть боксёрки, которые стали ему явно малы.
— Не начинай снова, — отрезал Воронин. — Я всё решил.
Звонок в дверь прервал их разговор. На пороге стояла Наталья — высокая, статная женщина пятидесяти лет, с убранными в строгий пучок волосами и решительным выражением лица. За ней маячил её муж Юрий, молчаливый военный инженер в очках.
— Папа! — Наталья бросилась обнимать отца. — Что ты делаешь? Зачем согласился? Это же безумие!
— И тебе здравствуй, дочка, — спокойно ответил Воронин, обнимая её. — Как долетела?
— Не уходи от вопроса! — Наталья отстранилась, сверля отца взглядом. — Ты в своём уме? Боксировать в семьдесят два года?
— В полном, — кивнул старик. — Проходите, не стойте в дверях. Чай будете?
Наталья беспомощно оглянулась на мужа, ища поддержки. Юрий откашлялся.
— Михаил Петрович, может всё-таки стоит отказаться? Здоровье важнее.
— И ты туда же, — вздохнул Воронин. — Алёшка вон тоже голову мне прожужжал. Я всё решил. Не маленький, сам знаю, что делаю.
Они прошли на кухню, где Алексей уже ставил чайник. Наталья, не снимая пальто, продолжала атаковать отца вопросами.
— Ты хоть понимаешь, что тебе противостоит профессиональный боксёр? Чемпион мира? Молодой, сильный? Он же покалечить тебя может!
— Не покалечит, — уверенно сказал Воронин. — Бой будет честным.
— Папа, я работаю в медицинском институте, — Наталья сменила тактику. — Я знаю, что такое нагрузка на сердце в твоём возрасте. Представляешь, что может случиться на ринге?
— Представляю, — спокойно ответил Воронин. — И готов к этому.
Наталья готова была продолжить спор, но тут дверь распахнулась, и в квартиру влетела Елена — младшая дочь, тридцати семи лет, стремительная, эмоциональная, полная противоположность сдержанной Наталье.
— Папа! — она бросилась к отцу. — Ты что, совсем сдурел на старости лет?!
— И тебе здравствуй, дочка, — невозмутимо ответил Воронин, обнимая Елену. — Не кричи так, соседей напугаешь.
— Какие, к чёрту, соседи! — Елена отстранилась, глядя на отца покрасневшими глазами. — Вся страна только и говорит о твоём сумасшествии! "Семидесятидвухлетний ветеран выйдет на ринг против чемпиона мира!" Это же цирк!
— Елена, следи за языком, — строго сказал Воронин. — Я твой отец, а не мальчишка.
— Тогда почему ведёшь себя как мальчишка? — не унималась Елена. — Что ты хочешь доказать? Кому? Себе? Стране? Миру?
Воронин молчал, глядя на дочь с тем спокойным достоинством, которое всегда заставляло её чувствовать себя виноватой. Даже сейчас, будучи взрослой женщиной, она снова ощутила себя нашкодившей девчонкой.
— Мама бы тебе всыпала за такую выходку, — тихо сказала Елена, и её голос дрогнул. — Она всегда говорила, что ты упрямый как осёл.
— И любила меня за это, — мягко ответил Воронин. — Присядь, Ленка. Чаю выпей. Поговорим.
Вся семья расположилась за кухонным столом. Юрий, муж Натальи, молча наливал чай. Алексей сидел рядом с дедом, как телохранитель, готовый в любой момент встать на его защиту. Наталья и Елена устроились напротив, и их лица выражали сочетание тревоги, раздражения и бессилия.
— Папа, я понимаю твои чувства, — снова начала Наталья, уже спокойнее. — Ты гордишься своим прошлым, своими достижениями. Но нельзя вечно жить воспоминаниями. Ты пожилой человек...
— Старик, — поправил её Воронин с усмешкой. — Не нужно подбирать слова. Я знаю, сколько мне лет.
— Хорошо, — кивнула Наталья. — Ты старик. С целым букетом возрастных заболеваний. Артрит, гипертония, последствия контузии. В твоём возрасте люди сидят на лавочке у подъезда, а не выходят на ринг против профессиональных боксёров.
— Вот именно! — подхватила Елена. — Папа, я вообще не понимаю, как ты прошёл медкомиссию! Наверняка эти бюрократы из Спорткомитета всё подделали! Им ведь главное — шоу устроить!
— Лена, — спокойно сказал Воронин, — ты не на митинге. Успокойся.
— Я не успокоюсь! — вскинулась Елена. — Не тогда, когда мой отец идёт на верную смерть ради... ради чего, пап? Ради чьих-то политических игр?
Воронин вздохнул и отпил чай. Затем медленно поставил чашку и обвёл взглядом родных.
— Послушайте меня внимательно, — сказал он тихо, но твёрдо. — Я прожил долгую жизнь. Видел много всякого — и хорошего, и плохого. Пережил войну, которая забрала моего брата и многих друзей. Стал чемпионом, когда страна только поднималась из руин. Вырастил двух прекрасных дочерей и внука. Похоронил любимую жену...
Он сделал паузу, собираясь с мыслями.
— За всё это время я понял одну простую вещь: жизнь имеет смысл, только когда ты делаешь то, что считаешь правильным. Не то, что удобно. Не то, что безопасно. А то, что правильно.
— И выйти на ринг против молодого чемпиона в твоём возрасте — это правильно? — с горечью спросила Наталья.
— Да, — просто ответил Воронин. — Потому что речь не о победе, дочка. Речь о том, чтобы показать — мы не боимся. Что мы можем встать и принять бой, даже когда шансов нет. Как под Сталинградом.
— Но это не война, пап! — воскликнула Елена. — Это спорт!
— Всё — война, — неожиданно жёстко сказал Воронин. — Просто формы разные. Сегодня они бьют по нашему престижу, завтра начнут бить ракетами. А наша задача — показать, что мы стоим твёрдо.
Повисла тяжёлая тишина. Каждый понимал, что спор бесполезен. Воронин принял решение, и изменить его уже ничто не могло.
— Юрий, — неожиданно обратился Воронин к зятю, — ты-то что думаешь? Сидишь молчишь.
Муж Натальи поправил очки и откашлялся.