Мне действительно было бы все равно. В аэропорту, пока мы ждали рейс, я зарядился бутылкой Бейлиса, для разогрева, и бутылкой рома, перед посадкой, чтобы отметить вылет. Все это я сделал тайно, разумеется. Рядом была жена. Но, большой зал ожидания с десятками магазинов дьюти-фри и укромных уголков, в которых можно запрокинуть, давал огромное количество возможностей даже для дилетанта. А я был, к тому моменту, уже профессионалом тайного алкоголизма.
И вот, стюардесса, увидев мои, подернутые пеленой глаза, уже была готова идти за вином, как я нарушил привычный для нее, ход событий.
– Я не пь-пь-ю-ю! – гордо сказал я и надменно поджал нижнюю челюсть, давая понять своим видом, что предлагать мне вино – да, такое стыдно и в мыслях держать.
Она удивленно пожала плечами и ушла. А я, продолжил горланить песни и задевать других пассажиров. Естественно, распространяя вокруг пары Бейлиса и рома.
Нечего и говорить, что когда жена с дочерью заснули, а стюардессы куда-то подевались, я стащил у них две бутылки вина и приглушил их в туалете. Так-таки, смешав красное и белое. Да и преимуществами бизнес-класса все-таки воспользовался.
***
Когда порции алкоголя становились все больше, слова превращались в кашу, а движения телом все чаще заканчивались «ощупыванием» воздуха перед собой, я придумал историю про элеутерококк. Это такой корень для повышения давления. Настойка элеутерококка на спирту, а пить ее нужно, добавляя несколько капель в чай или кофе.
Нечего и говорить, что у нас дома, во всех углах и на полках, поселились и регулярно обновлялись, пузырьки с этим лекарством.
Но, важнее было другое. С этого момента, я получил официальное разрешение иметь запах спирта изо рта. Ведь моя клятва бросить никак не распространялась на медикаменты. Не пить лекарство!? Ну, нет! А как же здоровье?
Сам элеутерококк я, разумеется, тоже употреблял (там же есть спирт), причем далеко не в лекарственных дозах. Я выпивал два пузырька утром и два вечером, что в общей сложности составляло двести грамм сорокоградусной настойки. Лекарство приобрело для меня другое значение. В сочетании с газированной водой, сто грамм настойки, как ничто лучше, стало снимать приступы похмелья.
Кроме того, к тому времени, из-за моего пьянства, у нас начались ощутимые проблемы с деньгами. Что, само по себе, только увеличило пьянство. Как вы уже знаете, любые проблемы алкоголик записывает в реестр «все не так», только являющийся оправданием для следующей выпивки.
Поэтому, я стал пить не меньше, а больше. Но, пришлось снизить затраты. А настойка элеутерококка была весьма экономичным вариантом.
В какой-то из выходных, к полудню, внутри меня плескалось ноль-семь джина и два пузырька настойки.
В тот день, в гости, собиралась прийти подруга жены с мужем. Они и правда пришли. Но, к тому моменту, как они появились, для меня это выглядело, как «кто-то, кажется, пришел». В гостиной образовалось два новых ярких пятна, исторгающих какие-то звуки, отдаленно похожие на голоса.
Я кое-как поздоровался с «пятнами», и чтобы уже совсем не «спалиться», спрятался за кухонный остров, размышляя, чтобы такое начать готовить, чтобы подольше не присоединяться к компании «пятен».
В холодильнике оказалась скумбрия, целиковая рыбина. В хлебнице, я нашел бородинский хлеб. Возиться с рыбой в пьяном состоянии, – большая ошибка, поверьте, лучше выбрать колбасу.
Однако, первая часть «рыбной операции» мне как-то удалась. Я не помню, как нарезал хлеб и почистил рыбу, но, когда предметы перед глазами, на какое-то время, прояснились, я увидел перед собой две тарелки с чем-то, похожим на рыбную тушку и обжаренные куски хлеба.
«Пятна» в комнате по-прежнему что-то говорили, может быть даже и мне. Я, наверное, тоже что-то говорил, конечно же, сейчас совершенно не помню, что. В таких случаях мне здорово помогало кредо писателя. Ведь достоверно известно, что писатели люди творческие, поэтому часто и глубоко погружаются в свои мысли. Значит, других людей не должно удивлять, что на вопрос «что ты готовишь», писатель ответит что-то типа «да, я тоже думаю об инцесте, как основе греческой мифологии».
Примерно что-то такое, я, возможно, и говорил.
Но, хуже было другое. Впереди меня ждало серьезное испытание. Нужно было очищенную тушку нарезать на тонкие длинные кусочки, чтобы потом завернуть их вокруг поджаренного хлеба. Просто положить рыбу сверху – меня никак не устраивало. Иногда алкоголик, на пике пьянки, становится чрезвычайным перфекционистом. Хотя, совершенно понятно, что ничего перфектного в состоянии опьянения получиться не может.
Но, в тот момент, мне было важно изготовить именно такие, лихо закрученные, по всем правилам закусок хорошего ресторана, буквально прозрачные, рыбные канапе. И чтобы это исполнить, я решил слегка принять для храбрости и верности рук.
Где-то проскочила мысль, что если я выпью хоть бы и пятьдесят грамм еще, то не смогу не только различить, где у меня правая, а где левая рука, но и вообще отличить руки от остального тела.
Несмотря на это, я побрел в туалет, где во флаконе Листерина плескалась половина чего-то. Я так и не понял, чего. Запрокинув флакон, я не только не почувствовал, что именно выпил, но и не почувствовал, выпил ли вообще. Флакон опустел, значит выпил. Хотя, никакого движения в горле и пищеводе я, среди беснующейся там бури, не уловил.
Зато отметил появившуюся вдруг, уверенность, что именно сейчас я все-таки смогу нарезать именно такие тонкие куски скумбрии, как этого хочу. Что-то типа «да я щя-я-яс-сс к-а-а-к…».
Дальше я не совсем помню, что произошло. В какой-то момент, «пятна» задвигались и зашумели.
– Что… эт-т-о… началось!? – сбивчиво и робко спросил я, не поняв, про что именно спрашиваю и что должно было начаться.
Следующий, краткий эпизод, который я запомнил, – это как «пятна» несут меня. А я пытаюсь зажмурить то один, то второй взгляд, разглядеть, кто это. И еще две короткие фразы:
– Костя, похоже, пьяный. – сказал женский голос. (Что, правда!? Да, ладно…)
– Да, он с утра элеутерококк свой выпил. – сказал другой женский голос, чужой и далекий, но явно принадлежащий моей жене.
В следующий раз, я открыл глаза, когда вокруг было темно. Правая рука была перебинтована, палец, даже через толстый бинт, сильно намок кровью. На кухне, я нашел разделочную доску с брызгами крови, а в мусорном ведре страшно истерзанную тушку скумбрии, в таком виде, как будто на нее, с разных сторон, напали маленькие, но очень злые бульдозеры с заостренными ковшами.
В туалете, на полке, я нашел пустую банку от Листерина, она лежала на боку, из горлышка на кафель, пролилось и засохло две красные капли, по цвету, сильно похожие на кровь.
Вино! Так вот, что меня так пришибло! – сделал я оправдательный, но совершенно не соответствующей правде, вывод, и отправился искать другие «закладки». Голова болела, глубокая рана жутко ныла. К тому же, надо было хоть как-то восстановить в памяти, что я говорил «пятнам».
Чем можно вернуть память!? Выпивкой, конечно. К тому же, – применил я свою любимую формулировку, – Надо, чтобы пена осела!
***
Один раз мы поехали кататься на горных лыжах. Более разочаровывающей поездки я в своей жизни не помню. Французские Альпы, маленькие деревушки, где на каждом шаге разнообразная выпивка. Кроме того, у нас был отель «все включено», в том числе, с бесплатной винной картой.
А я должен кататься на каких-то идиотских лыжах! И ладно бы еще кататься. Я готов был кататься на чем угодно, хоть на носороге, если бы по пути, попадались хотя бы малюсенькие ларьки с пивом или фермы с домашним вином.
Так, нет же! Горные лыжи – на то и горные, что на них приходится кататься в горах.
Черт! Три дня я мучился, каждое утро, забираясь в холодный, влажный фуникулер, где в глазах рябило от ярких дурацких курток, очков и шапок других лыжников. Но, больше всего, меня раздражали их кретинские улыбки. Мне так и хотелось закричать: Какого хрена вы улыбаетесь! Вы видите, что мы поднимаемся, а не спускаемся! Вы знаете, что это значит, знаете, черт вас дери… это значит, что мы отдаляемся от выпивки! Вот, что!
И правда, после нескольких минут подъема, внизу появлялась, раскинувшаяся темным пятном, деревня. Я прямо физически ощущал боль, представляя, как какой-нибудь старый француз, потягиваясь у окна, в тепле, опрокидывает за утренним кофе, первый бокал вина.
Конечно, я тысячу раз пытался получить у жены разрешение, в один из дней, не ездить, ссылаясь, то на боли в спине, то на начавшийся бронхит или применял универсальное: мне нужен разгрузочный день. Но, всякий раз натыкался на железную стену отказа: приехали всего на семь дней, вот и катайся.
Вот я и катался, скрипя от злости, проклиная все, что связано с идиотской придумкой человека скользит по снегу на двух дурацких деревянных палках.
Но, на третий день… да, случилось самое прекрасное, о чем только можно было мечтать. Мы с группой остановились на плато, где у нас предполагался обед в ресторане, там расположенном.
Тут мне и горы, и лыжи, и даже другие лыжники в своих ярких штуках, очень понравились. Как и в истории с приготовлением бутербродов-канапе из скумбрии, все лыжники быстро превратились в неопределенные яркие пятна, двигающиеся хаотично и что-то непонятное выкрикивающие.
Луковый суп я запил бутылкой розового вина. Не знаю, чем его запивают и нужно ли вообще его запивать. Просто схватил и в одно горло «раздавил» первую попавшуюся бутылку. Выпил быстро, отчаянно и злобно.
Второй бутылкой, красного, выбранного уже более «осознанно», под мясо, я наслаждался, чередуя длинные затяжные глотки с маленькими короткими «веселыми» глоточками, прихлебывая и посмеиваясь над тем, как мир преобразился, без сомнения, в лучшую сторону.
Третья бутылка, которую я выпил во время десерта, натолкнула меня на мысль, что лыжи – это в целом хорошо, просто надо вовремя обедать. Желательно даже начинать сразу – с обеда.