В лодку, где уже сидели Ганнон, Мидаклит, Малх и Мастарна, спустился Бокх. Льва ему пришлось оставить на палубе, но перед тем как покинуть корабль, он подошел к клетке и ласково провел ладонью по лбу Гуды.
Мастарна стоял на носу. Малх правил на черный блестящий камень с раздвоенной вершиной. У камня клокотали волны. Обойдя его, лодка вошла в небольшую бухточку и уткнулась носом в берег. Он был низкий, песчаный, поросший густым кустарником, постепенно переходившим в лес. Поодаль виднелась небольшая поляна.
Вытащив лодку на песок, карфагеняне принялись выгружать товары.
– Несите их туда! – Бокх указал рукой на поляну.
– Зачем? – удивился Ганнон. – Ведь обычно торгуют на берегу.
– Здесь не Карфаген, – коротко отвечал маврузий.
Последовав совету Бокха, карфагеняне отнесли товары на поляну. Это была обычная поляна, покрытая пожелтевшей травой.
– Ну что ж, – сказал Ганнон, окидывая взглядом своих спутников и товары, – все готово для торговли. Недостает лишь малого – покупателей!
Карфагеняне рассмеялись.
– Они придут! – уверенно сказал Бокх. – Только надо возвратиться к лодкам.
– Зачем же мы несли товары сюда? – недоумевал Малх. – Может быть, ты хочешь сказать, что надо оставить товары здесь, а самим идти к берегу?
Маврузий кивнул головой.
– Удивительная страна! – воскликнул грек. – Бросить товары без присмотра? Попробуй это сделать в Карфагене или в моем родном Милете – разоришься в первый же день!
– Они, наверное, заберут наши товары и оставят взамен золото, – предположил Ганнон.
– Оставят тебе щепотку, – ворчал Малх, – будешь и этому рад.
Пока карфагеняне разговаривали, Бокх собирал на берегу сухие сучья. Сложив их, он вытащил захваченный им на корабле трут. Вспыхнул огонь. Ветер дул с моря, и дым потянуло в сторону суши.
Ганнон оглянулся. Ему показалось, что на поляне мелькнула черная фигурка. Потом она исчезла, словно провалившись под землю. И вскоре в кустах за поляной задымил костер.
– Что это значит? – удивился Малх.
– Это значит, что можно идти, – пояснил маврузий.
Карфагеняне направились к поляне. Ганнон шел первым. Ему не терпелось осмотреть оставленные товары. Уже издали было видно, что они лежат на своих местах. Не пропало ни одного колечка, ни одной побрякушки. Неподалеку от товаров лежало два кожаных мешочка. Ганнон взвесил один из них в руке. Мастарна развязал другой, и глаза его жадно заблестели.
– Золото! – выдохнул он.
– На него можно снарядить гаулу и расплатиться с ликситами, – обрадованно сказал Малх. Один Бокх был чем-то недоволен.
– Идите назад к лодкам. А золото оставьте здесь.
– Зачем же его оставлять? – заволновался Мастарна.
– Послушаемся Бокха, – промолвил Ганнон, положив кожаный мешочек на землю.
Мастарна, ворча, повиновался суффету.
На берегу маврузий разжег еще один костер. Выждав немного времени, карфагеняне вновь отправились на поляну. У товаров стояло четыре мешочка с золотом.
Лицо Мастарны расплылось в улыбке:
– Клянусь морем, – он хлопнул Бокха по плечу, – ты умеешь торговать!
Забрав золото, карфагеняне направились к лодке, оставив товары невидимым покупателям.
Ганнон испытывал большое удовлетворение. «Отсюда, – думал он, – река золота потечет в Карфаген, и залив оправдает свое название».
Оставалось закрепить за собой Керну до прибытия колонистов. Ганнон решил оставить на островке моряков, снабдив их припасами, оружием, сетями для рыбной ловли. Судя по обилию чаек, в заливе было множество рыбы.
Моряки принялись рубить лес и расчищать место для хижин. В них они поселятся сами. Потом их заменят колонисты из Карфагена. Одновременно Ганнон готовил корабль к плаванию.
Бокх рассказал, что к югу от Керны в океан впадает большая река Хрета[63]. На ее берегах добывают золото, которым торгуют в Керне. К Хрете и решил плыть Ганнон.
Большая река
«Сын бури» мчался к югу, и какая-то пугающая беспечность была в легкости его движения.
После пяти дней плавания показался широкий, окутанный дымкой залив. Воды его имели желтый цвет, и Ганнон понял, что в залив впадает большая река. Это и была Хрета.
Чтобы войти в реку, пришлось ждать прилива. О его приближении свидетельствовали глухой, могучий рев и белая полоса пены.
По сравнению с Хретой все виденные Ганноном реки могли показаться ручейками. Корабль шел посередине реки, ее берега были едва видны.
Странное чувство овладело Ганноном: ведь здесь не был ни один человек, родившийся на берегах Внутреннего моря. Неведомый мир властно звал его вперед. Голова была в тумане, сердце стучало.
На песчаных отмелях, как черные бревна, лежали огромные ящерицы. Их пасти с острыми зубами были раскрыты, словно в язвительной усмешке.
– Смотри, что это за чудовище! – воскликнул Гискон.
Мидаклит радостно потирал руки:
– Это крокодил, или, как его называют египтяне, хамис. Крокодилы в Хрете! Гекатей уверяет, что они водятся только в Ниле!
– А может быть, эта река и есть рукав Нила? – предположил Ганнон.
– Возможно, ты и прав. Нил и эта река могут иметь общие истоки[64].
Морякам встретились и бегемоты. Одно из чудовищ проплыло возле самого корабля.
Мидаклит и Ганнон ринулись к борту, чтобы рассмотреть речного гиганта. Он был в длину не менее десяти локтей. Кожа на его боках обвисала толстыми складками.
– Гиппопотам! – сказал Мидаклит по-гречески[65].
– А мне кажется, – возразил Ганнон, – бегемот скорее похож на речную свинью.
– И мясо у него как у свиньи, – вставил Малх. – Давайте его убьем!
– Как ты это сделаешь, если его шкура толще, чем обшивка на твоем корабле, и из воды торчит только один нос!
– Не только нос, но уши и глаза! – поправил Мидаклит. – Он слышит, и видит, и нюхает, но почти весь в воде.
Корабль подошел ближе к берегу и стал на якорь.
В лодку спустились Малх, Мидаклит, Бокх, Саул и Мастарна.
– Возьмите и меня! – попросил Гискон.
Ганнон сделал мальчику знак, чтобы он оставался на корабле, и, махнув на прощание Синте, вышедшей его проводить, спустился в лодку.
Берег, на который они высадились, был покрыт высокой болотной травой и огромными стволами деревьев, видимо сваленных бурей. Высохшая верхушка одного дерева лежала прямо на воде, и Мастарна решил привязать к ней лодку.
При его приближении, поднимая тучи брызг, в воду бросился крокодил. Саул погрозил ему кулаком:
– Проваливай, а то я спущу с тебя шкуру и сделаю из нее отличную плеть! Такая плеть сможет поднять и мертвого! – И он подмигнул Мастарне.
– Не отнести ли нам товары туда? – Мастарна указал на песчаную отмель шагах в двухстах от того места, где они высадились. – Тут сыро!
– А пока вы перенесете товары, мы с Мастарной поедем за новой партией, – предложил Саул.
– Обернемся мигом! – добавил тот, заметив, что Ганнон колеблется.
Мастарна сделал знак Саулу, чтобы тот следовал за ним. Оба прыгнули в лодку и налегли на весла. Карфагеняне перенесли товары на песчаную отмель и стали собирать сучья для костра. Это оказалось не легким делом. Поваленные стволы деревьев, так же как и трава, были пропитаны влагой. Собрав сучья, Ганнон отнес их к Бокху, высекавшему с помощью кремня и кусочка железа огонь. Маврузий не привык к такому способу добывания огня и, утомленный бесплодными попытками, бросил наконец кремень и железо в воду. Взяв палочку, он острогал ее конец, видимо решив добыть огонь по-своему. Ганнон присел на корточки, наблюдая за приготовлениями Бокха. Ему еще никогда не приходилось видеть, как добывают огонь без кремня и железа. Бокх не мог отыскать сухого куска дерева. На помощь ему пришел Малх. Он предложил маврузию щепку, отколотую от весла.
Мидаклит бродил по берегу, разглядывая невиданные травы.
– Беда! Беда! – вдруг послышался его взволнованный голос.
Грек бежал, размахивая руками.
Ганнон вскочил и побежал навстречу учителю.
Грек тяжело дышал.
– Ушел! – наконец выдохнул он.
– Кто ушел?
Мидаклит молча указал на реку. И тут только Ганнон разглядел, к своему ужасу, удаляющегося «Сына бури».
– Будь проклят этот этруск! – яростно закричал Малх. – Клянусь морем, это его работа! А ты еще его выкупил из рабства! – Старый моряк потрясал кулаками.
Ганнон сидел неподвижно. В его памяти всплыли слова Мидаклита: «Не нравятся мне эти друзья. Жди от них беды, суффет». И вот пришла беда, неожиданная и неотвратимая. Что будет с Синтой? Пираты могут надругаться над ней, продать ее в рабство! Хорошо, что с Синтой маленький друг. Но сможет ли он ей помочь?
Внезапно Ганнон ударил себя ладонью по лбу:
– Это он! Как я не догадался сразу!
– О ком ты говоришь?
– Мастарна! Это он тогда ночью искал Синту. Это его видел Гискон!
– Похоже, что ты прав, – вздохнул Малх. – Выходит, что его подговорил Стратон, порази его бог в пятое ребро! Мидаклит, а как полагаешь ты?
Грек ходил по берегу. Судя по коротким фразам, изредка вылетавшим из его уст, Мидаклита больше всего волновала судьба свитка и «рисунка земли», оставшихся на корабле. То и дело Мидаклит вытаскивал из-под хитона костяную табличку с дорогой его сердцу надписью «Атлантида» и смотрел на нее с таким видом, словно хотел сказать: «У меня осталось только это».
Услышав, что его зовут, грек подошел.
– Вы хотите знать, что я думаю обо всем этом? Так слушайте. Двое пиратов не могли сами захватить корабль. У них были сообщники. Чудес не бывает. Им помочь могли только рабы!
– Рабы? – воскликнул Ганнон. – Но ведь пираты с ними так жестоко обращались!
– Нет, ты не послушался моего совета, – вздохнул Мидаклит. – Ты не счел нужным посмотреть в обратную сторону!
– Седая борода прав, – вступил в разговор маврузий. – Плохие люди мало били рабов, а те сильно кричали.