– Мне без дурацкой непонятной надписи. Есть такая нужного мне размера? – спрашивал Комбат, снимая с вешалки куртку и оглядывая ее с разных сторон.
– Да-да, есть, – говорила девушка, – вам придется немного подождать, я принесу.
Когда все было упаковано в большой темный пакет, Комбат рассчитался и с довольной улыбкой на лице заспешил к машине.
«Ну вот, одно дело я сделал. А кстати, медальон, медальон…»
Рублев знал одну мастерскую, кварталах в пяти от дома, и решил заехать туда. Но дверь в ювелирную мастерскую оказалась закрыта, на крыльце стояли двое уже немолодых мужчин в теплых куртках.
– Извините, а когда тут откроется? – спросил Комбат, кивнув на дверь.
– Сейчас же и откроется. Мастерская частная, он отскочил за прессой.
– За прессой?
– Да, он любит читать газеты. Мы сами его ждем.
Комбат, сидя в машине, дождался, когда откроется ювелирная мастерская, и, уже войдя в нее, увидел ювелира, склонившегося над часами с мощной лупой в глазу.
– Что вам, любезный? – ответив на приветствие, спросил ювелир.
– Да вот какое дело… Тут у меня медальон сломался.
– Сложный медальон? – сказал ювелир, вытаскивая лупу и кладя ее на чистый лист бумаги.
– Да, медальон, – сказал Комбат и извлек из кармана черный шнурок с двумя половинками разломанного серебряного медальона.
– Копеечная вещица, – сказал ювелир.
– Да, недорогая, – согласился Комбат, – но надо, если возможно, ее исправить.
– Невозможного в этом мире ничего нет, – ювелир посмотрел на групповую фотографию, улыбнулся. – Родственник? – спросил он.
– Да, родственник.
– Этот медальон уже раз пять ремонтировали.
– Да, – сказал Комбат, – скорее всего ремонтировали.
– Я сделаю ваш заказ, – сказал ювелир, – завтра зайдете.
– А сегодня нельзя?
– Нет, сегодня не получится. Здесь паять придется.
Борис Рублев даже не спросил, сколько это будет стоить, уходя, он услышал, как за спиной ювелир закашлялся.
«Ну вот, еще одно дело сделано. Так что все идет своим чередом.»
Когда он поднялся в свою квартиру, Никитин еще спал.
Разложил одежду на спинке стула и отправился на кухню готовить еду.
Сергей появился неожиданно. Он стоял в двери кухни босой, в длинной, почти до колен, тельняшке. Он выглядел обескураженно. Все, что с ним произошло этим днем, казалось ему не правдой, сном, чудом.
– Борис Иванович, – сказал он, – здрасьте.
– Здорово, Серега. Ну, как поспал?
– А сколько я спал?
– Три часа, – сказал Комбат.
– Где мой медальон?
– Где медальон? – Комбат улыбнулся глазами. – Я отдал его в ювелирную мастерскую, чтобы починили.
– Точно, починят? И не потеряют ни одной части?
– Да нет, что ты, Серега, как можно такую вещь потерять!
– А если потеряют?
– Нет, нет, не беспокойся, не потеряют. Пойдем, я тебе хочу кое-что показать. Ты какой размер носишь?
– Размер чего?
– Одежды, обуви. Я тут тебе кое-что купил.
– Зачем покупать, мне и так есть в чем ходить.
– Одежда у тебя грязная, стирать мне ее не хотелось, да и порвана она у тебя вся. Так что держи новую. Давай примеряй.
Парнишка принялся примерять одежду. Огромный жизненный опыт Бориса Рублева все-таки свое дело сделал, сказался. Новая одежда пришлась впору. Комбат смотрел на Никитина примерно так, как когда-то он смотрел на новобранцев, примеряющих новую форму. Лишь куртка оказалась чуть-чуть велика. Но ни Комбат, ни Сергей Никитин не расстроились, ведь рукава у куртки можно немного подвернуть, и тогда она станет впору. А вот ботинки на толстой рифленой подошве, прошитые, с многочисленными заклепками и толстыми шнурками Сергею понравились.
– Я давно такие хотел, – сказал он, глядя Комбату в глаза.
– Хотел и получил, – улыбнулся Рублев. – Давай, давай примеряй.
– Сейчас, – паренек согнулся и принялся обувать ботинки.
– Не жмут? – Комбат даже недоверчиво потрогал твердый носок.
– Нет, что вы, не жмут, впору.
– Ну вот и славно. Носи на здоровье.
Паренек не знал, что и сказать. Подобной щедрости он явно не ожидал. Мало того, что накормили, обогрели, вымыли и дали выспаться, так его еще и одели с ног до головы.
– Ну как, все подошло?
– Вот сейчас шапку примерю, – он натянул лыжную шапку и улыбнулся, глядя на свое отражение в зеркале. – По-моему, и шапка впору.
– Тебе бы еще, Серега, ранец с книжками – ив школу.
– В школу? Нет, в школу я не хочу.
– А надо, Серега.
– Не надо, Борис Иванович, не надо мне ходить в школу.
– В школу надо ходить всем, – спокойно и многозначительно произнес Рублев, – причем обязательно.
– Да ни к чему все это, Борис Иванович!
– Ладно, потом об этом поговорим, придумаем кое-чего. А сейчас пойдем чай пить.
– Я не хочу есть.
– А чего ты еще хочешь, Сергей?
– Можно телевизор посмотреть? Я давно не смотрел.
– Конечно, включай. Там внизу кассеты, ставь любую и смотри.
– А вы что, военный, Борис Иванович?
– Когда-то был военным.
– Десантник?
– Когда-то был десантником.
– А сейчас кто?
– Сейчас я в отставке, на пенсии, Серега.
– И чем занимаетесь?
– Ты так спрашиваешь, словно у тебя есть ко мне какое-то предложение.
– Нет, предложений у меня нет, просто интересно.
А у вас нет ни жены, ни детей?
– Не успел, Сережка, обзавестись в свое время, а сейчас уже, наверное, поздно.
– Да ну, поздно! По-моему, нет.
– По-твоему, нет, а по-моему, уже поздно заводить семью. Старый я.
– Вы старый? – Сергей улыбнулся.
Рублева никак нельзя было назвать старым, он высокий, сильный, широкоплечий, с улыбкой под усами. И такая же улыбка в глазах, едва уловимая, легкая, как тень.
– Ну, что задумался? – спросил Рублев. – Пойдем попьем чая.
– Не хочу.
– Да не беспокойся, Серега, сделают твой медальон в лучшем виде.
– Точно сделают? – как о чем-то чрезвычайно важном спросил парнишка.
– Точно! Мне ювелир обещал.
– Ладно, – произнес паренек, переступая порог кухни.
И на этот раз поговорить Рублеву с гостем не удалось, зазвонил телефон. Комбат взял трубку, прижал к уху.
– Да.
+++
– … Нет, – односложно отвечал он.
– … – Занят.
Поговорив, положил трубку. Сергей посмотрел на Рублева чрезвычайно многозначительно.
– Так, знакомый один надоедает, – несколько извиняющимся тоном произнес Комбат.
Этот парнишка вызывал у Комбата странные чувства.
Чем-то неуловимым он напоминал ему его же самого в детстве. Своих детей у Комбата никогда не было, и все те чувства, которые живут в душе любого мужчины старше сорока, вдруг материализовались, появился объект, на который родительские чувства можно излить.
– Давай, давай, сейчас чай закипит. Я за тобой поухаживаю.
– Нет, не надо, я сам.
– Ну-ну, сам, ты ведь гость.
– Гость? – переспросил Никитин.
– Да, гость. А кто же еще?
Телефон опять зазвонил. А когда Рублев поговорил и снова вернулся в кухню, чай уже был разлит по чашкам.
У Рублева был крепкий, круто заваренный, а у Сережи лишь немного подкрашенный. Комбат с удовольствием отметил эту деталь:
«Парнишка внимателен и запомнил, что я пью крепкий чай».
– Ну, давай будем есть торт, я как раз купил и нарезал.
На сладкое, хоть Сергей и был сыт, он набросился жадно, и было видно, что подобное угощение для него – большая редкость и устоять перед соблазнительно вкусным тортом он не может.
– Давай, – Рублев подкладывал кусок за куском на блюдо своему гостю.
Сергей уже перепачкался кремом и улыбался.
– Как на Новый год, – сказал он.
– У вас дома тоже ели торт на Новый год? – спросил Рублев.
И тут же парнишка погрустнел, на его глазах появились слезы.
– Да, бывало, – тихо сказал он, – мать всегда пекла на Новый год и на Рождество торт, и мы его ели, не такой вкусный, конечно, но…
– Ладно, не надо, потом расскажешь, – Комбат положил руку на плечо паренька, – время у нас есть, не спеши, не стоит опережать события.
"Ты мне еще все расскажешь, – подумал Рублев, но не произнес ни слова. И тут же решил:
– Надо будет обязательно связаться с Бахрушиным и уточнить у него все, что касается этого паренька – Сергея Сергеевича Никитина, – узнать поточнее, что случилось с его родителями, с сестрой и почему он бродяжничает."
Хотя в последние годы подобных детей на московских вокзалах было полным-полно. Это раньше бродяга являлся редкостью, особенно несовершеннолетний. Сейчас же вокзалы, станции метро были забиты бездомными детьми, да и в подъездах, на чердаках таких детей хватало. И у каждого из них была своя судьба, подчас такая горькая, что и не пересказать. Хотя все они, в общем-то, были очень похожи друг на друга, у всех одинаковые взгляды – затравленные, испуганные и немного наглые.
– Ну так что, будешь смотреть телевизор?
– Ага, – сказал Сергей, а затем громко произнес:
– Спасибо, Борис Иванович.
– За что спасибо?
– Как это за что, за все спасибо. Я вам деньги за одежду отдам.
– Брось ты, Сергей, какие деньги! К черту, перестань говорить глупости. Кстати, твои вещи, – Комбат отдал целлофановый мешочек с ключами и прочей дребеденью. – А от чего ключи?
– Да черт знает от чего, нашел на вокзале, для близира таскал с собой.
– Нашел или украл? – спросил Комбат.
– Нашел, – честно признался Никитин.
– Ну, если нашел, то ничего. Кстати, мне надо ехать.
Вернусь к вечеру, так что хозяйничай, а я перезвоню.
Хорошо?
– Хорошо, – кивнул Сергей. – А вы не боитесь меня оставлять у себя в квартире? Ведь я же вор…
– Нет, не боюсь, – улыбнулся Рублев. – Вор, который признался в своем воровстве, – уже наполовину честный человек, да и красть у меня, собственно говоря, нечего.
– Почему нечего, все можно продать – и телевизор, и видеомагнитофон, и кассеты. Даже посуду можно продать, я знаю, кто скупает краденое.