"
Хазаров вошел в здание с черного хода, с загрузочной рампы. Повсюду следы грязных ног, валялись обрывки травы, вырванной с корнем.
«Черт знает что такое!»
Он поднялся на второй этаж и тут же в приемной обнаружил задремавшего с журналом в руках хирурга.
– Долго ждали? – спросил он, тронув медика за плечо.
Тот сразу дернулся, будто ему в затылок ткнулся ствол холодного пистолета.
– А, это вы, – облегченно вздохнул хирург и тут же воровато огляделся. – Безобразие какое-то! Представляете, спускаюсь я к Шнайдеру, а там грязь, листья…
–В чем дело?
– Грязнов ваш. Беспредел творится. Его мордовороты мужика какого-то скрутили, вниз снесли и в предоперационной к столу пристегнули.
– Вы сказали Грязнову, чтобы его люди убрались из клиники?
Хирург заметно погрустнел.
– Конечно говорил, только он и слушать меня не хочет.
– Неужели?
И тут хирург мстительно добавил:
– Говорит, не вы, а он здесь главный. Вы уж попробуйте порядок навести.
Главврач Хазаров особо не подал виду, что происшествие его взволновало, он не любил выносить внутренние дрязги на суд посторонних. С Грязновым, если тот позволял себе лишнее, предпочитал разбираться с глазу на глаз.
– Сейчас узнаю, трудно так сразу сказать, – и он шагнул за дверь.
Хирург двинулся за ним.
– Я все понимаю, у него свои сложности, но есть же элементарные правила! – слышал главврач за собой бессвязное бормотание хирурга, словно оправдывавшегося перед самим собой от бессилия. – Стерильность, реабилитационный период." Я не могу так работать.
– Я же сказал, разберусь, – зло бросил главврач, сбегая по крутой лестнице вниз.
Ему редко приходилось собственноручно открывать тяжелую металлическую дверь, рассчитанную на то, чтобы удержать ударную волну ядерного взрыва, обычно он спускался вниз с кем-то из персонала. От волнения Марат Иванович даже не сразу сообразил, в какую сторону следует крутить маховик. Хорошо смазанные петли не скрипнули.
Беспорядок тут же бросился в глаза: грязь, листья, следы рифленых подошв, которые вели к предоперационной.
– Я же говорил вам, черт знает что!
– Подождите здесь.
– Да и Анна, жена Шнайдера, волновалась, – добавил хирург шепотом.
– С ней я тоже поговорю, – как можно спокойнее сказал главврач и зашагал вдоль цепочки следов, ведущих к застекленной двери.
Он увидел странную картину: одетый в пальто, хоть тут и было тепло, Грязнов сидел на столе и, хищно улыбаясь, смотрел на пристегнутого кожаными ремнями могучего мужчину, лежавшего без сознания. Чуть поодаль стояли Николай с Толяном.
При появлении главного врача они немного смутились, Николай попытался правым чистым ботинком прикрыть перепачканный глиной левый, Толян же заложил за спину грязные, в кровяных подтеках руки.
– Валерий, что такое?
Грязнов лишь посмотрел на вошедшего и вновь перевел взгляд на Рублева.
– Ты можешь объяснить?
– Друга встретил, – внезапно расхохотался Грязнов.
Его смех показался главврачу несколько сумасшедшим, у него даже мелькнула мысль, не пьян ли Грязнов. Еще эхом отдавался смех в лишенном мягкой мебели помещении, а Валерий уже соскочил со стола и предупредительно вскинул руку:
– Я все понимаю, не идиот, слава Богу. Но есть случаи, когда тяжело отказать себе в удовольствии.
– Ты хоть понимаешь, Валерий, что наделал?
– Мне начхать на вашего Шнайдера и на его похотливую сучку!
– Я с ней еще не говорил, – не стал возражать против такого определения Анны главврач, он сам ее недолюбливал.
Хазаров обернулся, ища поддержки, но хирурга рядом не оказалось.
«Вести разговор одному против троих – это проигрыш», – подумал он.
– Разобраться надо, – главврач покосился на Николая с Толяном, те и сами были бы рады убраться отсюда.
– Идите, я вас найду, – бросил Грязнов, – дело вы свое сделали и, надо сказать, чисто, – он специально произнес это неуместное в данной ситуации слово.
Оставляя грязные следы, мужчины двинулись к выходу.
– Ты что-нибудь понял? – спросил Толян.
– Хрен его знает, – пожал плечами Николай, – но кажется, Грязнов знал этого мужика раньше.
– Догадливый, – съязвил Толян, – я это и без тебя понял. А что он с ним собирается делать? Может, как донора предложить Хазарову хочет?
– Для донора он староват.
– Мало ли чего, мужик здоровый, наверное, и печень не отпита…
– Не наше это с тобой дело, нам не за это деньги платят.
– А ты хоть знаешь, за что мы деньги получаем?
– За то, что молчим.
– Вот, правильно сказал.
Мужчины выбрались на свежий воздух и с удовольствием закурили.
Анна прогуливалась неподалеку в наброшенной на плечи шубке, халатик она оставила внизу.
– Красивая баба, – мечтательно произнес Николай, – но стерва такая, что пробы ставить негде. И как только Шнайдер этого не видит?
– А ему, наверное, такие и нравятся, – сделал вывод Толян. – Женщины, они всегда так: чем красивее, тем стервознее.
– Не обязательно, – сказал Николай, отличавшийся большим жизненным опытом. – Но я гляжу на нее и думаю, ни мне, ни тебе переспать с ней не светит.
– Это еще почему?
– Денег не хватит.
– Не думаю, чтобы она больше двух сотен стоила.
– А ты их заплатишь?
Толян искренне задумался, словно бы ему прямо сейчас предстояло выложить две сотни за сомнительное удовольствие переспать с Анной.
– Деньги-то есть, не вопрос, но, наверное, ничего не получилось бы. У меня из головы эти две сотни не выходили бы, хрен не поднялся бы.
– Правильно рассуждаешь, – Николай глубоко затянулся, он курил жадно, как любой человек после долгого перерыва, ощущая вкус и запах табачного дыма. – Я бы другое хотел тебе сказать: нравится всегда недоступное. Это для нас с тобой она предел мечтаний, а небось Шнайдеру сидит уже вот здесь, – и он провел ладонью по шее.
– Тогда уж и не знаю, что его может возбуждать.
– Его сейчас уже ни хрена не возбуждает. Прорезали бы тебе дырку в боку, ты бы тоже о бабах не думал.
– Нет, не могу, я всегда о них думаю.
А фрау Шнайдер, словно специально издевалась над молодыми мужчинами, прохаживалась взад-вперед, как на подиуме, хоть и ни разу не посмотрела в их сторону. Она знала, мало найдется мужиков, способных равнодушно смотреть на ее прелести. Читать она не привыкла, смотреть телевизор ей уже опротивело, осталось единственное развлечение: возбуждать, а потом прокидывать мужиков.
К тому же на этих двоих она имела зуб.
– И одетая вроде, – продолжал рассуждать Толян, – а чувствую себя так, словно она голая.
– Не ты, а он чувствует, – рассмеялся Николай и резко хлопнул Толяна тыльной стороной ладони по застежке джинсов.
Тот тут же сморщился:
– Ты поосторожнее!
– Хрен без костей, его не сломаешь, даже если он твердый, как палка.
Толян хоть и работал в медицинском учреждении, имел очень слабое представление об анатомии.
– Что, там костей нет? – Николай посмотрел на него широко открытыми глазами.
– А ты что, не знаешь?
– Знал бы, не спрашивал. А какого хрена он тогда такой твердый? – и тут он просиял, удивившись собственной сообразительности. – Мышцы, наверное! – и тут же стал ее развивать:
– Так это ж можно накачать, чтобы больше был и сильнее.
– Да-да, – поддержал игру Николай, знавший анатомию лучше своего приятеля.
– А как? У него же рук нет, чтобы гантели держать.
– Ну и дурак же ты! Сделай для него маленькую игрушечную штангу.
– Свалится.
– А ты ее с дужкой посередине сооруди и качай по утрам вверх-вниз.
Колян почувствовал подвох.
– Врешь!
– Почему?
– Ты же сам так не делаешь. Нет, наверное, не мышцы там, а хрящ.
Николай тяжело вздохнул, поняв, что невежество своего приятеля ему не развеять, и, если он начнет сейчас объяснять тому, как устроено пещеристое тело его члена, тот вряд ли разберется, что к чему.
– Ты знаешь, как гидроцилиндр в экскаваторах устроен?
В армии служил? Так вот, тут то же самое. Кровь туда под давлением поступает…
– А, надувной, значит, – на удивление быстро сообразил Колян.
– Да-да, надувной.
– Это ж как подумаешь, сколько всего в нашем организме происходит, – расфилософствовался Колян, – так жуть! Завалишь бабу, прыгнешь на нее, а там уже черт знает что начинается. Нет, попробую все-таки к ней подкатиться. Без денег, конечно. Она сейчас без мужиков сидит, небось хочется потрахаться.
– Таким, как она, от траханья блевать хочется, она стольких мужиков в своей жизни перевидала, что другим и не снилось.
– Попробую, – Колян вытер о джинсы вспотевшие ладони и, чуть нагнувшись вперед, посмотрел на застежку, не слишком ли торчит чего лишнего, и пробормотал:
– Гидроцилиндр. – Придумают же!
Он спрыгнул на землю и пошел прямо по траве к прогуливающейся Анне, по дороге прикидывая, с чего бы лучше начать разговор: то ли ляпнуть что-нибудь о погоде, то ли сразу перейти к делу.
Анна, слышавшая отрывки чужого разговора, только ухмылялась. Если бы и согласилась с кем сейчас пойти, так это с Толяном, а не с Николаем, последний ей не нравился патологически. Но поиграть было можно, хотя бы для того, чтобы сорвать злость на Грязнова. Самому Валерию она сделать ничего не могла.
– Это вы? – обернулась женщина и манерно приложила руку к груди. – Я так испугалась.
– Рядом со мной бояться нечего, – гордо заявил Колян и подмигнул.
Анна словно бы не заметила этого жеста, она все еще продолжала держать ладони на своей большой упругой груди и чуть заметно сжимала пальцы.
– Не знаю, – невпопад ответила она и замолчала, ожидая, что же скажет теперь Колян.
– Погода сегодня хорошая, – проговорил он, поглядев на небо.
– Хорошая для чего? – спровоцировала его Анна.
– Вообще хорошая.
– Вообще хорошей погоды не бывает, – твердо ответила молодая женщина.
– Не понял…
– Например, для того чтобы кататься сегодня на лыжах, погода плохая, и для того чтобы загорать – тоже.