Когда в глазах проясняется, у омута нет никого. Никого, кроме меня. В небе висит огромная, грузная полная Луна, в болотах светло, почти как днем. Вся болотная нечисть, все чудища, все страхи разбежались, кто куда. На мертвой раките все еще уйма ворон, но, стоит мне только поднять на них взгляд, они взмывают вверх. Оглушительно хлопая темными крыльями, воронья стая кружит в вышине, галдит, каркает и, наконец, уносится прочь. Камень лежит на боку – наполовину в воде, наполовину на суше.
А я все еще сплю.
Стою по пояс в вонючей воде с ореховым прутиком в руке и камешком во рту, гляжу в небо, на громадную полную Луну, пока ее свет не начинает звенеть, петь в каждой жилке. На миг мне кажется, будто я вновь там, в конюшне, с Джиком: я вся горю, но этот огонь другого сорта, он выжигает пятна тьмы, угнездившиеся во мне за годы жизни, как и в любом другом. На миг я становлюсь чистым светом – невинным новорожденным пламенем костра на Иванову ночь в облике женщины…
…и просыпаюсь. Я снова дома.
Лежа в кровати, смотрю в окно, но в небе нашего мира Луны не видно. На улицах тихо, город окутан покоем, в руке прутик орешника, за щекой камешек, а глубоко внутри – жаркий, чистый огонь.
Сажусь, выплевываю камешек в ладонь, поднимаюсь на ноги, иду к окну. Это уже не волшебный сон, вокруг реальный мир. Я знаю: здесь Луна получает свой свет от солнца. Знаю: она здесь, в темном небе, только сегодня, в ночь новолуния, не видна, потому что закрыта от солнца землей.
А может, просто ушла в какой-то иной мир, чтобы наполнить фонарь и вновь начать еженощные прогулки по небу.
Чувствую: сегодня я узнала нечто новое, но никак не пойму, что. Разобраться бы, какой во всем этом смысл…
– Ну, как же можно, Софи? – воскликнула Джилли. – Бог мой, ведь все так очевидно! Она действительно была твоей матерью, и ты действительно спасла ее. А что касается Джика, он – та самая птица, которую ты спасла в первом сне. Джик Ворон – неужели не догадываешься? Один из злодеев. Только твое доброе дело покорило его сердце, вот он и принял твою сторону. Все ясно, как день!
Софи медленно покачала головой.
– Пожалуй, хотелось бы мне в это поверить, – сказала она. – Вот только наши желания не всегда совпадают с реальностью.
– Но что же с Джиком? Ведь он будет ждать тебя. И как же Бабушка Погода? Оба они знали, что ты – дочь Луны, с самого начала. Все это что-то да значит.
Софи вздохнула и погладила спящего на коленях кота, на миг представив, что под пальцами – мягкие темные кудри ворона, который мог быть человеком, из страны, существующей только в ее сновидениях.
– Наверное, это значит, – сказала она, – что мне нужен новый бойфренд.
Джилли действительно душка, и я люблю ее всем сердцем, но в некоторых отношениях она так наивна! А может, ей просто нравится играть роль этакой инженю. Но, как бы там ни было, она всегда готова без оглядки верить всему, кто бы что ни рассказывал, главное – чтобы о волшебстве.
Что ж, я тоже верю в волшебство, но в другое. В то, что превращает гусеницу в бабочку. В естественные чудеса и красоту окружающего мира. А вот в реальность какого-нибудь царства сновидений поверить не могу. И в то, что во мне действительно течет кровь фей, так как я – дочь самой Луны, тоже. Как бы Джилли на этом ни настаивала.
Хотя, должна признать, было бы очень приятно.
Спать в эту ночь не ложусь. Брожу по квартире, пью кофе, чтоб не сморило сном. Боюсь засыпать. Боюсь, что вновь увижу сон, и этот сон окажется реальностью.
А может, что не окажется.
Когда начинает светать, принимаю душ. Долго стою под холодными струйками, потому что опять вспоминала о Джике. Выходит, из сна в реальный мир перекочевывают не только последствия неверного выбора, но и разгулявшееся либидо. Что ж, логично…
Одеваюсь в старье, которого не носила уже несколько лет – просто затем, чтобы дождаться более приличного времени. Белая блуза, линялые джинсы, хайтопы. Все это венчает когда-то принадлежавшая отцу домашняя куртка из бордового бархата с черными шелковыми лацканами. Плоская черная шляпка с чуть загнутыми кверху полями довершает картину.
Смотрюсь в зеркало. Такое чувство, будто собралась пробоваться на роль ассистентки фокусника, но ничего. Плевать.
Дождавшись более-менее пристойного часа, иду к дому Кристи Риделла. Стучусь в его дверь в девять. Он открывает – заспанный, расхристанный, небритый, и я понимаю, что следовало бы дать ему поспать еще пару часиков, но теперь уж делать нечего.
Без обиняков выкладываю, с чем пришла. Объясняю, что слышала от Джилли, будто он – специалист во всем, что касается осознанных сновидений, а мне нужно разобраться, могут ли какие-то их детали – приснившиеся места или встреченные во сне люди – быть реальными?
Кристи застывает в дверях, моргает, как сова, но, видимо, ему и не такие странности привычны: поразмыслив пару секунд, он прислоняется к косяку и спрашивает, знакома ли я с понятием консенсуальной реальности.
– Значит, все вокруг нас реально только потому, что мы все согласны с этим, – отвечаю я.
– Ну, вот. Может быть, и во сне все точно так же, – говорит он. – Если во сне все согласны, что все вокруг реально, то почему бы и нет?
Мне очень хочется расспросить его и о том, что говорил отец – о снах, пытающихся сбежать в мир яви, но это, пожалуй, уже слишком.
– Спасибо, – говорю я.
– И всё? – спрашивает он, озадаченно глядя на меня.
– Объясню как-нибудь в другой раз, – отвечаю я.
– Да уж, неплохо бы, – без малейшего энтузиазма говорит он и закрывает дверь.
Вернувшись домой, укладываюсь на старую софу, вынесенную на балкон, и закрываю глаза. Я все еще ни в чем не уверена, но, думаю, если взглянуть, удастся ли нам с Джиком найти себе одно из тех «долго и счастливо», какими обычно заканчиваются сказки, вреда от этого не будет. К тому же, как знать? Вдруг я и вправду дочь самой Луны? Если не в этом мире, то где-нибудь еще…
Чарльз де Линт
Чарльз де Линт – профессиональный писатель и музыкант, живущий в Оттаве, Канада. Этот прославленный автор более чем семидесяти книг для взрослых, для молодежи и для детей удостоен Всемирной премии фэнтези, премий «Аврора», «Санберст» и «Белая сосна», и многих других наград. Согласно опросу, проведенному среди читателей «Новейшей библиотекой», восемь его книг вошли в список 100 лучших книг XX столетия. Кроме этого, де Линт – поэт, художник, автор-исполнитель песен и фольклорист. Ведет колонку ежемесячного книжного обозрения в «Журнале научной фантастики и фэнтези».
Вероника Шаноэс использует декорации волшебной сказки, чтоб рассказать читателю трагическую историю Нэнси Спанджен. Лучше всего известная своими взаимоотношениями с панк-рокером Сидом Вишесом из группы Sex Pistols, она была неблагополучной маленькой девочкой, на самом деле так никогда и не сделавшейся взрослой. Как и у Нэнси, шансы вымышленной Лилии на традиционный счастливый конец ничтожны: ее терзают, рвут изнутри душевные муки. Шаноэс написала эту жестокую сказку потому, что была очень зла на то, как «глянцевая пресса о панках походя демонизирует» Спанджен – «мертвую душевнобольную девочку».
Крысы
История, которую я сейчас расскажу – сказка, и потому эта история постоянно повторяется. Вот, например, Красная Шапочка то и дело отправляется через лес навестить бабушку. А Золушка – примеряет хрустальный башмачок. Так же и эта история происходит снова и снова. Будь все иначе, Золушка стала бы просто очередной пресыщенной старой королевой во дворце, набитом милыми нарядами, бранящей слуг за небрежность в чистке печей и безнадежно увязшей в непростых отношениях с папарацци, а Красавица с Чудовищем сделались бы просто очередной богатой благополучной парой. Все они могут быть сами собой только в сказках, а потому только в сказках и существуют. Красная Шапочка известна нам только как девочка в красной шапочке, несущая корзинку через лес. А кто она, например, сегодня, в эти дни изнурительной летней жары? Как различить ее в этой толпе маленьких девочек в купальниках и пляжных сандалетах, резвящихся под брызгами поливалки в Томпкинс-сквер-парк? Может, та, что только что порезала ногу, наступив на осколок пивной бутылки? Или вон та, с прозрачным зеленым водяным пистолетом?
Вот так-то. Всех этих героев можно узнать только по их сказкам. И эту сказку – как все сказки на свете, даже новые – вы, вполне возможно, узнаете. Почувствуете знакомую, привычную форму. Такую, как полагается. Но это чувство – обман. Все сказки лгут, потому что в каждой имеется начало, середина и конец. Обычные повороты сюжета, причем такому-то началу подходит только такой-то и никакой другой конец. И потому мы, закрывая книгу, думаем: «Да, все верно. Все правильно. Иначе просто и быть не могло. Да».
Но в жизни все иначе. В ней нет ни связных сюжетов, ни даже намеков на развитие действия – ни смены тона повествования, ни вкрадчивых изящных метафор, предупреждающих нас о грядущих событиях. А когда кто-то гибнет, в этом нет ничего возвышенно-трагичного, это вовсе не кажется ни неизбежным, единственно возможным концом, ни баснословной, небывалой бедой. Это просто глупо. Глупо и больно. Как той самой девочке, что разбила коленку, играя на детской площадке. Мать, гладя дочь по головке, лживо уверяла ее, будто все хорошо. «Что же тут хорошего, мама?! – всхлипывала она. – Что тут хорошего, мне же больно!» Я была рядом. Я сама это слышала. И она была права – ох, как права!
Однако у нас тут сказка, а сказка – тоже ложь. Возможно, она смягчит боль этой глупости, а может, наоборот. В любом случае, реалистичности от нее не ждите. Ну, а теперь – к делу.
Давным-давно…
Давным-давно жили на белом свете муж и жена. Были они молоды, любили друг друга крепко, а проживали в одном из пригородов Филадельфии. Пригородная жизнь им очень нравилась. В отличие от меня (а может, и от вас) они ничуть не жалели о граффити и пробках, о жарком бешеном пульсе и гулких отзвуках жизни большого города в бетонных ущельях, оставшихся где-то вдали. Но, как бы ни были они счастливы вместе, в собственном доме, имелось и у них свое горе, рождавшее в душе пустоту и боль, что с каждым новым взглядом друг другу в глаза становилась все сильней. Называлось их горе «бездетность». Их дом неизменно был тих и опрятен, словно стопка бурбона. Ни разу в жизни ни одному из них не приходилось оставаться дома, чтоб присмотреть за ребенком, хворающим гриппом – да что там, они и не ведали, какой-такой грипп на сей раз валит с ног всех вокруг. Ни разу в жизни не доводилось им засиживаться допоздна за серьезными беседами насчет ортодонтии или повышения цен на учебу в колледже, и это переполняло их сердца невыразимой мукой.