Рыбкин присел, навскидку выстрелил еще, крикнул:
— Я прикрываю! Уходите! Я за вами!
— Ещё немного…
— Бросьте! Уходите немедленно! — поручик послал новую пулю в заросли.
Олег Владимирович подхватил тяжёлое тело ещё живого солдата и поволок его к воде. Рыбкин взвёл барабан, вспоминая, сколько патронов он уже израсходовал: «Пять? Шесть? Чёрт, сколько раз себе говорил: нужно считать!». Где-то с боков сердито огрызались карабины. «С лодок, — догадался поручик. — Дьявол, все ушли или нет? А если кто есть раненый? Да попробуй в темноте-то разбери! А советник? Добрался или нет?»
— Олег Владимирович, — во всю мощь крикнул поручик. — Вы где?
— В лодке! Поручик! Быстрее! — сквозь выстрелы с левой стороны послышался голос Белого. — Светает! В лодку, поручик! Быстрее!
— Сейчас! Один момент! — Рыбкин кинулся в воду, но тут же обернулся в сторону леса, снова вскинул револьвер и зло выкрикнул: — Сопли, говорите? Сопли? Вот вам сопли!
Два выстрела почти слились в один.
— Что за чушь вы там несёте? — Белый втянул тело солдата в лодку, и обернулся, когда первая пуля ударила поручика в грудь.
Станислав Валерианович почувствовал горячий шлепок, удивлённо глотнул воздух и хотел было ещё раз поднять револьвер, как свинцовая оса ужалила в шею ошеломлённого поручика. Третья врезалась в плечо, откинув его тело в воду.
— Его благородие ранены! — заорал кто-то в лодке.
Советник кинулся в речной поток. Поручик почти полностью погрузился в воду. Олег Владимирович поднырнул, вытолкнул поэта на поверхность и, выставив Рыбкина над водой, потянул за собой, на середину реки. Там, держа туловище офицера так, чтобы тот не захлебнулся, советник, с трудом загребая правой рукой, доплыл до ближней из лодок и подтянул Станислава Валериановича к борту.
— Давайте, ваше благородь, — донесся сверху голос Картавкина. — Отпускайте. Я щас его…
Белый вцепился в борт и терпеливо ждал, пока поручика осторожно затянут в лодку. Время, казалось, встало. Плоскодонку сильно качало, отчего голова Олега Владимировича то высоко поднималась над поверхностью воды, то глубоко уходила в неё. Наконец, чьи-то сильные руки ухватили Белого за сорочку и потянули вверх. Олег Владимирович перевалился через борт, отдышался, после чего наклонился над Станиславом Валериановичем.
— Ничего, поручик. Скоро будем в городе. Придёшь в себя, — Белый склонился над телом поэта, срывая крючки и распахивая китель. — Сейчас я тебя перевяжу. И в госпиталь. А после к Анне Алексеевне. Мы ещё и дуэль… По всем правилам. Как полагается. Хочешь, будешь оружие выбирать, а? Ты молодец, поручик. Так славно всё придумал. Как мы их, а? Сейчас, потерпи…
Белый стянул с себя сорочку и принялся рвать её на лоскуты.
— Ваше благородие, — раздался с кормы оклик Картавкина. — Бросьте. Померли они.
— Ты что мелешь? Сучий пёс! Кто умер? — Олег Владимирович едва не срывался на крик.
— Они, ваше благородие. Не тормошите их. Покойно им…
— Ты что мелешь? Что ты мелешь, скотина?! Что ты?
Белый снова принялся перебинтовывать безжизненное тело поручика. Мокрая ткань скользила меж пальцев и никак не хотела ложиться плотным кольцом. Белый резко рванул китель поручика, распахнул грудь и прижал к ней голову, еще надеясь услышать толчки сердца. Однако оно молчало.
Советник стёр с лица влагу, повалился на бок, ухватившись за борт лодки, присел и протянул руку:
— Карабин.
— Что, ваше благородие? — не понял Виктор
— Карабин! — не сказал, выкрикнул Белый.
Едва оружие оказалось в руках, он передёрнул затвор и вскинул винтовку к плечу. Пули из короткоствольного английского ружья полетели в сторону китайского берега.
Алексей Дмитриевич, заложив руки за спину, смотрел на китайский берег, откуда, разрывая ночь надвое, слышались винтовочные выстрелы. Владимир Сергеевич приставил к глазам оптический прибор, взятый у капитана Ланкина, но ничего, кроме коротких вспышек от выстрелов, рассмотреть не смог.
— Судя по всему, — медленно проговорил губернатор, — часть задуманного им удалась. Слышите? — Алексей Дмитриевич повернулся в сторону капитана. — Сначала были одиночные выстрелы. А теперь вон какая трескотня.
С противоположного берега доносились частые, похожие на игрушечные, щелчки выстрелов.
— Сколько человек принимают участие в операции? — поинтересовался полицмейстер у Ланкина.
— Наших двенадцать. И казаков, думаю, человек десять. Не более.
— А стреляют там, будто к ним высадилась целая дивизия.
— Прицелиться не могут, — аргументировал артиллерист. — Темно. Вот со страху и палят, куда бог пошлёт.
— Если бы только со страху. Может, ваше высокопревосходительство, применить орудия сейчас? Наших поддержать, — Киселёв снова вскинул бинокль, но так ничего и не увидел.
— Рано, — отрезал губернатор и тут же смягчил тон. — Можем в своих угодить. К тому же я не слышу орудийных выстрелов. Неужели получилось?
Капитан вытянул руку в направлении реки:
— Видите, огоньки от выстрелов сместились.
— И что сие означает? — Владимир Сергеевич, признаться, ничего не заметил.
— Наши в лодках! Возвращаются!
Снова смолкло. Все, затаив дыхание, наблюдали за тем, что происходило на реке. Впрочем, там для постороннего взгляда, ничего не происходило. Частые, словно кто зажигал и тут же гасил спичку, вспышки, щелчки словно далекие удары пастушьего бича. И не более того.
— Скоро рассвет, — неожиданно произнёс Ланкин. — Если не успеют отгрести, окажутся под прицельным огнём.
В этот момент произошло то, что спасло многим солдатам и казакам в лодках жизнь. Одну из пушек «боксеры» решили пустить в действие. Губернатор и его окружение сначала увидели яркую вспышку, на миг осветившую часть противоположного берега. Вслед за ней раздался мощный, усиленный эхом, хлопок. Повисла тьма.
— Подорвали сами себя, — констатировал капитан. — Господа, мы можем сворачивать наши орудия. Диверсия удалась!
Полицмейстер с недоумением посмотрел на губернатора. И всё?
— Господин капитан, — Алексей Дмитриевич удовлетворённо потирал руки. — Сколько понадобится китайцам времени, чтобы вернуть орудия в боевую готовность?
— Трудно сказать, ваше высокопревосходительство. Если, как мы планировали, Рыбкин успел снять со всех орудий замки, то артиллерия замолкла навеки. А так… Думаю, сутки, как минимум. Опять же, если у них имеются специалисты, которые следят за обслуживанием орудий. Извлечь из стволов посторонние предметы, прочистить… На это нужно время. Да к тому же «боксёры» наверняка только что испытали эмоциональный шок. Вряд ли кто захочет ещё раз попробовать.
— Сутки? Сутки… — губернатор задумчиво спустился с бруствера к полицмейстеру. — Слышали, Владимир Сергеевич, сутки!
— Так точно, ваше высокопревосходительство.
— Вот и ладненько, — губернатор потёр руки. — Владимир Сергеевич, поезжайте к докам встретить «Селенгу» и «Михаила». И с Белым, и с этим поручиком Рыбкиным немедленно ко мне!
Анна Алексеевна долго смотрела в окно, как за рекой мелькали вспышки. После раздался сильный хлопок, ещё очень большая вспышка, и всё стихло.
За ужином батюшка был странно возбуждён. Несколько раз подходил к телефонному аппарату. С кем-то разговаривал, упоминал фамилии Белого и Рыбкина. Говорил о какой-то их командировке. Интересно, в какую это командировку отправил он двух соперников?
Мысли девушки поменяли направление. Как Рыбкин и Белый вместе смогут ужиться? Она видела, как смотрел на советника поручик, когда с ним разговаривал под её окнами. Глаза сверкали, точно молнии. Солома загорится. И вдруг их что-то объединило? Любопытно даже…
Анна Алексеевна устроилась в плетёном кресле-качалке с ногами, поджав их под себя, и, закутавшись в плед, принялась раскачиваться.
Белый. Белый. Что же ты постоянно торчишь в мыслях? Анна Алексеевна закрыла глаза. А он очень мил, этот господин Белый. Что-то внутри горит, приятно жжёт, когда советник предстаёт пред глазами. И ещё он смешной. Постоянно тупится. Опускает взор в её присутствии. А может, разыграть перед ним сценку? Чтобы он поревновал? Отчего бы и нет? А то ходит, будто павлин, прямой и важный. Пожалуй, подумать стоит.
Дверь внизу хлопнула. Папенька вернулся, его голос. Надо спать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Властитель черный извлекает меч —
Свидетель грозных и победных сеч.
Владыка осторожный белых сил,
От битвы уклоняясь, отступил.
Идет меж ними долго равный спор,
Но всадник белый вдруг во весь опор
Летит на короля врагов стрелой,
На башню грозную — в жестокий бой.
Кнутов с трудом оторвал голову от подушки. Ему снилось, будто его плечи сжимают местные мужики, чтобы бросить в холодную воду Амура. А в реке трупы, трупы… И он вот-вот должен стать одним из них. Таким же вздутым и синим.
— А-а-а-а! — хрипел Анисим Ильич, разлепив глаза.
— Наконец-то, — проговорил знакомый голос. — А то думал, вовсе не подыму.
— Селезнёв? Ты что тут делаешь? — старший следователь еще раз ткнулся в подушку и резко сел.
— Так вот, явился.
— Являются черти, да и те с перепою, — Анисим Ильич почесал грудь и смолк: некстати чертей помянул.
В последнее время постоянно что-то грызло изнутри. Всё боялся известия, будто Селезнёва убили. Надо ж, привязался к нему, привык…
А младший следователь присел на корточки:
— Может, чем подсобить?
— Подсобишь, — стонал от гула в голове сыщик. — Где Иван?
— Китаец? Спит, — Харитон Денисович поднялся, сбегал на кухню и вскоре поставил на стол перед Кнутовым стакан с огуречным рассолом. — Поправьтесь. У меня худые новости.
Кнутов понюхал жидкость, глотнул и, подойдя к распахнутому окну, вылил содержимое на улицу.
— Там в буфете водка стоит. Принеси.
— Может, не надо, Анисим Ильич?
— Неси.
Кнутов вышел к умывальнику, ополоснул лицо. Потом вернулся в комнату, опохмелился.