Капитан первым направился к хате, в которой лежал оставленный им китаец.
— И всё-таки, господин советник, — приглушённо бубнил за спиной офицера голос старшего следователя. — Я бы с похоронами не торопился. Опять же, родственникам куда приезжать, чтобы могилку навестить? А тут, какая-то общая усыпальница выходит. Не по-христиански…
— Не по-христиански в такую жарищу держать тела под солнцем и ещё оправдывать свои действия. Перестаньте, Анисим Ильич, сие является второстепенным. — Белый, не прерывая движения, поднял с земли ветку и принялся отгонять назойливых мух, которые роем вились на каждом шагу. — Вот лично вы, что заметили особенного в этой деревне?
— Ничего. Я испокон веку в городе проживал. В познаниях сельских обычаев слаб.
— К примеру, если бы посреди двора увидели паровоз, вас бы сей факт не удивил?
— Отчего ж. Прелюбопытная картина. Жаль только паровоза нигде не видно.
Самойлов спрятал усмешку в усы.
— А вы ищите такое, что бы вас удивило не менее паровоза, — добавил Белый и подошёл к распахнутой калитке уже знакомого ему подворья.
Теперь к окружающей обстановке можно было присмотреться повнимательнее, а не второпях. А поглядеть было на что. По огороду будто пронеслась неведомая в сих краях саранча: всё, что было посажено руками хозяев, неизвестные гости выкопали, выкорчевали и увезли в неведомом направлении. Двери сараев болтались на ржавых петлях: вся хозяйская утварь, как успел убедиться Белый, так же исчезла. Пропало всё, что только можно было унести: косы, лопаты, топоры, словом — всё!
— Да тут и искать-то нечего, — Кнутов обернулся по сторонам. — От же, сукины дети, под гребёнку вычесали. Даже стёкла из окон, и те повынимали.
— И вам сие не кажется странным?
— Что тут странного? — Анисим Ильич ещё раз осмотрел двор натренированным глазом. — Наглый грабёж.
— Как вы правильно заметили, и окон нет. — Олег Владимирович прошёл к дверям хаты. — Под боком целый город. Грабь — не хочу! Ан нет. Какая-то убогая деревня более приглянулась, нежели богатый Благовещенск. Окна вынули? Значит, голь перекатная здесь хозяйничала. А с такой голытьбой, Анисим Ильич, какие битвы? Отсюда вывод: раз допустили грабёж, значит, на военные действия никто и не рассчитывал.
Советник распахнул двери и первым вошёл в дом.
— Всё грабанули сукины дети, — начал, было, Анисим Ильич и притих. Тишина в доме показалась ему подозрительной. Приложив палец к губам и кивнув Самойлову, чтобы стерёг окна, Кнутов взвёл курок револьвера и выставил его перед собой, — Есть кто живой? — крикнул старший следователь, и метнулся в сторону.
Выстрела не последовало.
— Заходите, Анисим Ильич, — послышался из глубины хаты голос советника. — У меня, оказывается, тоже одни покойники.
Кнутов, не пряча оружия, поднялся на ноги, и заглянул за занавеску. На полу лежали убитые. Рубаха одного была в пятнах крови. Судя по всему, догадался старший следователь, этого Белый прикончил из револьвера. Второй покоился на животе в луже крови.
— Смотрите, — Анисим Ильич, кряхтя, наклонился над вторым, ухватился за испачканный кровью рукав рубахи и с силой рванул.
Материя не выдержала и порвалась. Палец Кнутова указал на предплечье самоубийцы:
— Видите рисунок?
Белый присмотрелся. На теле покойника красовались простая по исполнению татуировка: три параллельных линии с палец длиной.
— И это у всех «боксеров», — добавил Анисим Ильич.
— Не понял? — Олег Владимирович с недоумением посмотрел на следователя.
— Триада. Проще говоря, банда. В Китае довольно-таки разветвлённая и мощная организация воров, убийц, мошенников. Одним словом, связана с криминалом, — палец следователя снова уткнулся в рисунок. — А это их опознавательный знак. Три простых линии, как в данном случае, носят рабы, исполнители. Кто рангом повыше, имеют иные рисунки. Скажу, очень любопытные ребятки. Никогда не сдаются. Если что — кончают с собой. Из-за боязни за ближайших родственников. Знают: попадут за решетку или предадут клан, тогда всю родню до пятого колена вырежут. Некоторые у нас в Китайском переулке обживались. Ничего, искоренили. А теперича, значит, вон как…
— Но он же мог сбежать? — Белый с недоумением посмотрел на Кнутова.
— И что? Ну сбежит? — Анисим Ильич присел на табурет. — Для них нет разницы, бегал или нет, молчал на допросе или кружева плёл.
Коли струсил вместо того, чтобы принять бой, сбежал или хуже того, дал себя повязать — заплатит семья. Кровью смоет позор.
— Азиатская дикость! — Белый с силой рванул верхний крючок кителя. Сразу стало легче дышать.
С улицы послышались крики. Советник стремительно поднялся на ноги:
— Только зачем этой «Триаде», богатой организации, нужны вилы, топоры, коровы и свиньи с картошкой? — Анисим Ильич пожал плечами. — Ерунда какая-то.
Запыхавшийся Селезнёв прервал его:
— Ваше благородие! Анисим Ильич! — лицо младшего следователя было сильно возбуждено. — Нашли!
— Что?
— Следы. От телег! И от ног!
— Рассказывай! Где?
Селезнёв едва поспевал за начальством:
— На берегу. Там, у причала.
Причал являл собой деревянное строение, точнее, помост, уходивший локтей на пять в глубь реки. Его, судя по всему, использовали не только для лодок, но и для хозяйственных нужд. Берег был обрывист, с единственной натоптанной тропинкой.
Олег Владимирович остановился на самом краю, посмотрел на прибрежный песок.
— И что вы здесь увидели?
— Да вот же, ваше благородие.
Селезнёв спрыгнул, чуть не упал, но устоял на ногах, после чего принялся показывать рукой:
— Вот, видите? Здесь и здесь, — рука обводила берег. — Они спрыгивали. Шли к лодке. Видите, большой волны не было, следы и не смыло. С лодок что-то брали и несли наверх.
Селезнёв, утопая в песке, тяжело прошел к тропинке и взобрался по ней. Наверху уже был Самойлов.
— А телеги здесь стояли, — младший следователь присел, тронул примятую траву. — На них и грузили.
— Что грузили? — машинально спросил Олег Владимирович.
— А бес его знает! — Харитон Денисович развёл руками. — Это не я, Василий Григорьевич обнаружил.
Надзиратель, расстегнув ворот кителя, тяжело дышал:
— Жарко, однако.
Белый приблизился к нему:
— Почему вы решили, что грузили, а не разгружали?
— А вот, смотрите, — Самойлов принялся водить советника по кругу, показывая утоптанную землю. — Подводы стояли здесь, у тропки. Следы от колёс глубокие. Видите? Потому я и думаю, здесь грузили. После, смотрите, глубокие следы делают разворот и уходят по дороге, в лес. А вот туточки, — Василий Григорьевич заставил Белого вернуться к месту с противоположной стороны, — следы лёгкие, неглубокие. Потому как телеги стояли порожние. Ожидали погрузки. — Белый с Самойловым, сделав круг, вернулись к исходной позиции. — А с чего ещё их грузить? Только с лодок. Носильщики, вам же Харитон показывал, груз несли по тропке вверх, а обратно спрыгивали с обрыва вниз, на песок, чтобы не мешать тем, кто с грузом поднимался по тропке.
— И сколько, по-вашему, здесь было телег?
— Судя по следам, — рассудительно протянул Самойлов, — штук восемь. Не меньше. — В голосе надзирателя слышались наставительные нотки: эх, вроде и начальство, а таких простых истин не разумеет.
Однако Олег Владимирович уже новым взором внимательно все осмотрел ещё раз.
— Получается, — задумчиво подвел итог он, когда Кнутов присоединился к нему, — контрабанда?
— Выходит, — выдохнул Анисим Ильич. — И становится понятно, отчего здесь сидели люди из «Триады».
— Осталось выяснить, что они перевозили, — Белый кивнул на дорогу, которую только что осматривал с надзирателем. — Куда ведёт?
— На «колесуху».
Олег Владимирович стянул фуражку, вытер лоб:
— Кони есть?
— Так точно. И телега…
— Запрячь! Немедленно! — руки советника начали мелко дрожать от нетерпения. — Кнутов, Самойлов, Селёзнёв со мной. Остальные ждут здесь. Сколько вёрст до этой самой «колесухи»?
— Вёрст семь, — уверенно ответил надзиратель. — Через час будем там.
— Оружие держать наготове. Вода есть?
Старший следователь кивнул своим, те принесли ковш с колодезной водой. Белый залпом, в несколько глотков выпил воду и, достав из кармана кителя записную книжку с карандашом, принялся что-то в ней писать.
До «колесухи» добрались почти через час, как и предполагал Самойлов. Белый первым спрыгнул с телеги и с зажатым в руке оружием пошёл к развилке, что соединяла выстроенную каторжанами дорогу с просёлочной. Кнутов последовал за ним.
Самойлов и Селезнёв, держа в руках револьверы, тоже спрыгнули с телеги, но в отличие от начальства принялись изучать то место, где, как заметил Василий Григорьевич, имелись ухабы и телеги с грузом изрядно трясло.
Белый огляделся.
— Анисим Ильич, — Олег Владимирович подозвал старшего следователя. — Левое направление упирается в Зею?
— Так точно. Переправа.
— А правая…
— На Хабаровск, а там и в Приморье. По «колесухе» и наши части отбывали.
— Понятно, — протянул советник.
— Господа, смотрите, — к Белому и Кнутову подбежал Самойлов и разжал руку. Олег Владимирович увидел в его руке пучок сухой травы. — Знакомо?
— Дурман-табак, — советник оживился. — Где нашли?
— Так на ухабах, — ответил Самойлов. — Мешки, видимо, прохудились, вот по тряске и просыпалось. Слава богу, дождя не было… Одно не пойму: зачем они эту дрянь сюда привезли, а? — надзиратель с недоумением смотрел сначала на Белого, потом на Анисима Ильича.
— Василий Григорьевич, я вам объясню. После, — нехотя ответил советник и отвёл Кнутова в сторону. — Вот нам и «яечечко ко Христову дню», Анисим Ильич, как любит выражаться один мой знакомый.
Кнутов развёл руками:
— Неужели весь сыр-бор с обстрелом, убийствами, драками, гонением китайцев из-за вот этой дешевой дряни?
— Не такая она и дешёвая. А привезите её в столицу, она будет стоить пять рублей за понюшку. Сумеете доставить в Европу, и цена возрастёт раз эдак в десять! Так — то вот, господин следователь. Восемь подвод. Да в каждом мешков по десять… — Белый посмотрел на следователя. — Состояние на несколько миллионов. Вот такая петрушка, Анисим Ильич. Официально ввезти эту, как вы правильно определили, дрянь, в Россию они не могли. А деньги огромные! Кто-то не захотел упустить такой куш. Вот и устроили для нас представление. Эдакий цирк с фейерверками и клоунадой. А мы повелись.