[16] и Казахстан. Накладывать супер-пупер-санкции на две трети всего мира – от такой перегрузки надорвется даже США.
И в то же время до бундесканцелерин начала доходить та истина, что главным выгодополучателем от прямого столкновения Европы и России будут США, стремящиеся сделать себя снова великими. В университете в студенческие гэдээровские годы она учила нормальную политэкономию, а не западную экономикс, и твердо помнила, что основой империализма как высшей стадии капитализма является концентрация капитала. В этом ключе она и действовала, при помощи инструментов Европейского Союза концентрируя в Германии европейский капитал. Если взять такую европейскую притчу во языцех, как Греция, то перед вступлением в ЕС это была бурно развивающаяся страна (Греческое экономическое чудо) с самодостаточной экономикой, развитой промышленностью и мощным торговым флотом. Прошло сорок лет – и, несмотря на так называемую «помощь ЕС», все это куда-то подевалось: флот исчез, сельское хозяйство и промышленность разорены, осталась только туристическая индустрия для недорого удовлетворения потребностей бюргеров среднего достатка.
На самом деле ничего удивительного. Былое греческое благополучие (и не только оно) сконцентрировалось в Германии, чья экономика, будто на дрожжах, поднималась на дешевых русских энергоносителях и притоке капиталов со всей Европы. А теперь уже немецкое благополучие потребовалось американцам для того, чтобы залатать собственные дыры. Но просто так капиталы из страны в страну не перетекают. Надо либо у себя создать наилучшие условия для ведения бизнеса, либо испортить деловой климат у соседа – и война тут наилучшее решение. Деньги, любящие тишину, больше всего пугаются грома пушек. Это понятно, но она ничего не может с этим сделать, как не могли ничего предпринять и предотвратить те греческие политики, которые понимали, что Европа вообще и Германия в частности обворовывают их страну.
Ангела налила себе еще стопку и сразу выпила, привычно отметив, что «третья хорошо пошла». Обычно после такой дозы ей вспоминалась ее молодость, когда она испытывала большой интерес к Советскому Союзу, можно сказать, любила эту страну. Она старательно изучала русский язык, читала русскую литературу. Тогда ей хотелось постичь и разгадать пресловутую «русскую душу», и в какие-то моменты она даже думала, что это ей удалось…
В 1974 году двадцатилетняя Ангела (тогда она еще носила девичью фамилию Каснер) впервые посетила Россию в составе делегации по молодежному обмену. Фрау Меркель никогда ни с кем не говорила об этом, но воспоминания о той поездке всегда жили в ее памяти. Это было ее личное, сокровенное; если бы она рассказала об этом хоть кому-то, даже без подробностей, то все, что она хранила в своей памяти как драгоценность – все эти женские тайны, пикантные секреты – обесценились бы и превратились в гниль, труху, в пошлость и стыд. И поэтому фрау Меркель молчала. И запрещала самой себе об этом вспоминать. Но под воздействием русской водки картины давно минувших дней вставали перед ней ярко и живо, и воспоминания эти даровали странное, какое-то извращенное удовольствие…
Обучение она проходила в русском городе Донецке. Ей даже и в голову тогда не пришло бы задуматься о том, что Донецк – на самом деле украинский город. Весь мир в то время считал Советский Союз одной большой Россией.
Совершенствованием ее русского занималась славная женщина, преподавательница Донецкого национального университета. Она симпатизировала немецкой студентке, водила ее в театр, показывала достопримечательности. Навсегда запомнился Ангеле запах жасмина, который рос в Донецке повсюду…
И навсегда ей запомнился тот белокурый паренек, который так дерзко подошел к ней знакомиться. Произошло это на пляже, куда ее и других девушек-иностранок уговорили пойти русские студентки. Он просто подошел и… заговорил стихами. Это были странные стихи. Не Пушкин, и точно не Есенин… И в его светло-голубых глазах было нечто, что вихрь закружил юную Ангелу, и ее – всегда строгую и даже чопорную – одолело что-то вроде помешательства.
По вечерам ее каблучки радостно цокали по донецким бульварам… Он водил ее в кино и покупал мороженое… и все читал, читал стихи… Девичье сердце таяло… Вроде не было в этом парне ничего особенного – простое славянское лицо, веснушки на носу, – но он смотрел на нее таким взглядом… Конечно, же, такой взгляд мог быть только у поэта. В его устах стихи на русском языке звучали божественной музыкой, они околдовывали. Русские слова были полны загадочных смыслов, которые хотелось разгадать. Ее влекло к нему, и никаким усилием воли она не могла с этим справиться.
Все произошло за день до ее отъезда. Она сама пришла в его комнату, которую он снимал у старушки, будучи студентом Донецкого института железнодорожного транспорта. Качалась в окне полная луна, на маленьком столике стоял недопитый портвейн… Скрипел старый диванчик, и уличные фонари бросали на стены причудливые блики. Невнятно бормотала радиола… И он все шептал какие-то чудные слова, и был бесконечно нежен, и ей казалось, что это и есть момент счастья.
«Ты меня любишь, Ваня?» – этот вопрос сам собой сорвался с ее губ, когда он, крепко обхватив ее руками, целовал ее плечо… и она тут же пожалела, что спросила.
«Не будем об этом говорить… – ответил он и потянулся за сигаретами. – Ты все равно уедешь, и мы больше не увидимся».
«Я знаю, что мы не увидимся! – В душе ее шевельнулась смутная тоска. – Но я же для тебя… не просто так, да?» – И она тут же вновь пожалела о сказанных словах.
Он глубоко и протяжно вздохнул. В этот момент ей хотелось, чтобы он ответил ей обычными словами.
Но он ответил стихами: «Не спрашивай об истине. Пусть буду я в долгу, я не могу быть искренним, и лгать я не могу… Но не гляди тоскующе и верь своей звезде – хорошую такую же я не встречал нигде…»
«Твои стихи очень хороши, но…» – начала было она.
«А это не мои стихи, – сказал он, прикуривая и выпуская струю дыма в потолок. – Это Евтушенко. Он очень популярен у нас. Ах да… – он вдруг замер и посмотрел на нее, – я и не подумал, что ты можешь быть и не знакома с его творчеством…»
И в этот момент для нее рухнуло все. Романтический флер улетучился. Она поняла, что увлеклась не талантливым поэтом, который посвящал ей стихи, а с обычным повесой, обольстившим ее таким простым приемом – чужими стихами… Обида – жгучая, до слез – и злость на себя охватили ее. А он не понимал, почему она вдруг стала холодна.
Ангеле стыдно было вспоминать эту историю, но почему-то она всегда лезла из ее памяти, стоило только выпить больше ста грамм. Хорошо, что ни одна душа не знала об этом…
Чтобы заглушить стыд, она выпила очередную порцию. Теперь предаваться воспоминаниям было уже не столь мучительно. Как бы там ни было, а тот русский паренек запал тогда ей в сердце. Он был не виноват, что она невольно обманулась в нем. Чтобы забыть свое донецкое увлечение, она и вышла замуж за студента-физика Ульриха Меркеля, с которым познакомилась во время той же поездки в Россию… Тоже совершенно дурацкий поступок. Первый муж не оставил в ее душе ничего. Тем не менее его звучная фамилия стала приносить Ангеле удачу… Постепенно все встало на свои места, и теперь она – политик высокого уровня, глава государства, и к тому же счастливая жена успешного мужа…
В голове бундесканцелерин приятно шумело, разум обволакивал легкий туман. Однажды она поняла, что Германия – ее единственная любовь. Она остро чувствовала ответственность за свою страну, и готова была делать все ради ее процветания. Слова герра Вальтера о великолепных русских ракетах встревожили ее не на шутку. Неужели Путин на это решится? А потом по Унтер-ден-Линден снова пройдут русские танки. Если бы не произошло это невероятное, в результате чего появились Врата, едва ли можно было опасаться того, о чем говорил генерал. Но Путин сейчас уже далеко не тот, что был до появления этого чудовищного природного образования[17]… Кажется, будто сам Всевышний из каких-то своих соображений сдал России джокера. Врата могли разрушить эту страну валом бесплодных идейных споров (так казалось из Европы), а могли вознести ее к вершинам величия. И Вольдемар – практичный, будто настоящий немец – не упустил свой шанс. Под влиянием кровавого тирана Сталина он стал другим, переняв у коллеги все те качества, что когда-то наводили оторопь на немцев. Во взаимодействии друг с другом эти двое представляют просто адский тандем, против которого бессильны любые средства. Они ничего не боятся, будучи настолько уверены в своей правоте и в своей победе, что лишь ухмыляются в ответ на жалкие угроза Запада… С Путиным нельзя ссориться. Никак нельзя. Иначе Германии конец. А ее, фрау Меркель, проклянут и будут плевать при одном упоминании ее имени, если она позволит своей стране впасть в ничтожество… А если и вправду Германия будет атакована российскими ракетами? Это весьма, весьма вероятно – на фоне всего происходящего…
Неверной рукой Ангела снова плеснула в стопку водки. Они понимала, что и так выпила много, но это была уже та стадия, когда остановиться было невозможно. Теперь она уже не будет считать принятых порций… Ее мозг должен отдохнуть, погрузившись в нирвану беспамятства.
Всякий раз перед окончательным уходом в это состояние перед ней всплывали два лица: Путина и того паренька из Донецка. Померцав и покружившись среди звезд, они сливались в одно… И в этот момент перед бундесканцелерин вспыхивала какая-то ошеломляющая, ослепительная истина, которая гасла слишком быстро для того, чтобы разглядеть и осознать ее до конца…
24 апреля 2019 года, 12:15. Московская область, государственная дача «Ново-Огарево».
Прочитав сводку Генштаба, президент задумался. Операция на Донбассе развивается опережающими темпами, зачистка Донецкого котла идет полным ходом. Остались еще изолированные очаги сопротивления, которые потребуют дополнительных усилий, но почти половину той группировки, что сдерживала попытку прорыва украинских войск из окружения, можно разворачивать на новое операционное направление. Генштаб считает, что новый удар, синхронизированный с наступлением с Одесского плацдарма, следует наносить от Херсона на Николаев. Чтобы возместить катастрофические потери первого этапа войны, Винницкая хунта объявила на Украине всеобщую мобилизацию, но на Правобережье, пока оставшемся под властью Авакова, дело движется вяло. Не то чтобы население там было пророссийским – просто умирать, сражаясь за «режим» с отлаженной и проверенной в деле машиной Российской Армии, там не хотят категорически. Об этом свидетельствуют толпы «беженцев», густыми колоннами тянущиеся в сторону Польши и Румынии.