ужить новоявленному «императору».
Дон Беня может думать о себе все что угодно, но широкие народные массы родной Италии он откровенно «достал». Это из-за политических амбиций своего дуче итальянцы терпят нужду в самом необходимом. Жены и матери Италии отдают своих мужей и сыновей на бессмысленную войну[24] (ибо Советский Союз на Италию не нападал), а обратно получают только похоронки или сообщения «пропал без вести». Как на какаху, поданную, ко всеобщему смущению, на обеденный стол, смотрит на дуче и итальянский генералитет. Эти люди согласны возглавлять армию в грабительском завоевательном походе, когда всем вдосталь будет славы и военной добычи, но им не нравятся терпеть унизительные поражения. И ведь для этого совсем не обязательно столкнуться с русской армией, которая неудержимо движется на запад – достаточно вполне себе никчемных греков, которые тем не менее отпинали в горах Эпира итальянских альпийских стрелков. Да и полуголые абиссинцы тоже поддались маршалу Бадольо далеко не сразу. А уж поражение в сороковом году от уже битых к тому моменту французов – вообще вершина унижения. Из-за этого дону Бене пришлось смиренно выпрашивать у Гитлера для Италии зону оккупации во Французских Альпах – и только потому, что Италия не смогла завоевать ее силой оружия.
Впрочем, у самого новоявленного римского императора мнение по этим вопросам было прямо противоположным. В его круглую костяную тыкву втемяшилось, что все свои унизительные поражения итальянская армия потерпела из-за предательства королевской семьи и монархически настроенного генералитета. Наследник престола принц Умберто не только потерпел сокрушительный разгром в степях правобережной Украины, в дополнение к тому он сдался вместе со своей армией в советский плен, а потом писал оттуда деморализующие воззвания к солдатам и офицерам, призывая их последовать его примеру. Более того, сестры этого предателя, несущие, как и он, в своих жилах низкую полуславянскую кровь, все до единой собрались под крылышком болгарского царя Бориса, изменившего Западу и пошедшего на сотрудничество с большевиками. Таким образом, младшее поколение Савойской династии стало недоступно для мстительных рефлексов дуче, а потому всю злобу и досаду за поражения, следующие одно за другим, надо было выместить на свергнутом короле и его половине.
Дон Беня даже ритуал торжественной казни для свергнутого семейства начал продумывать, и получалась у него какая-то помесь военного парада (только непонятно, в честь чего) и венецианского карнавала. Мол, стоит избавиться от этой королевской обузы, как армия воспрянет от оцепенения, и победы будут следовать за победами. Хотя какие могут быть победы в тот момент, когда на грань отчаяния поставлен куда более сильный Третий Рейх. Там Гитлер в Бергхофе замер перед картой фронта, как кролик перед гипнотизирующим взглядом удава, а Гейдрих в Берлине мечется, словно мышь по амбару, сколачивая хоть что-то похожее на массовую фольксармию.
Есть у наци номер два (Гейдриха) подозрение: если в самом ближайшем будущем Адольф Гитлер не прекратит своего существования, то когда русские закончат добивать последние окруженные группировки вермахта, на всей протяженности фронта – от побережья Балтики до предгорий Альп – они всей своей мощью вторгнутся на территорию Третьего Рейха. И тогда либо придется подписывать позорнейшую безоговорочную капитуляцию, либо сражаться за Германию до последнего немца, чего Гейдрих не хочет категорически, ибо для него это верная смерть – и политическая, и физическая.
Поэтому нетерпеливое ожидание смерти «вождя и учителя» сейчас у Гейдриха на остро физическом уровне: ну когда же наконец это свершится?! Гальдер и прочие генералы впряжены в общую команду, и как только Гитлер прекратит существовать, то в Германии совершится быстрый и бескровный переворот, ибо желающих доигрывать уже проигранную войну, кроме самого фюрера, среди немцев нет. Грань отчаяния, за которой германским политика будет все равно, жизнь или смерть – вот она, можно потрогать руками.
Забот у Гейдриха и так полон рот, а тут еще этот итальянский придурок Бенито со своим шутовским императорством… Узнав о перевороте в Риме, вскормленный русскими из будущего «крысиный волк Сталина» только пальцем по лбу себя постучал. «Такой ход имел смысл где-то полгода назад, – подумал потенциальный преемник Гитлера, – но итальянский дуче все не решался и не решался на него, пока не стало слишком поздно. И вот в тот момент, когда итальянский вождь-неудачник должен был искать пути отхода куда-нибудь в Латинскую Америку, где его никто не найдет, этот надутый павлин откалывает этакое коленце – свергает королевское семейство и начинает болтать о казни бывшего монарха и его супруги. Кого он этим хочет удивить или смутить? Возмущен в такой ситуации может быть только британский король, но его мнение никому не интересно. Черчилль скажет, что Великобритания и так воюет с Италией, или там Второй Римской Империей, на чем умоет руки. Американцам судьба итальянского короля глубоко безразлична, а Кремлевский Горец сочтет свержение Савойской династии еще одним шагом в направлении советизации Италии. Мол, правительство Пальмиро Тольятти – с этого момента единственная сколь-нибудь легитимная сила на территории Апеннинского полуострова…»
Впрочем, конечная судьба Италии была Гейдриху уже безразлична. Свою бы жизнь спасти в последних судорожных пертурбациях конца войны, а потом постараться прожить ее остаток в комфорте и на свободе. А дуче пусть кривляется на политической сцене как может: кому суждено быть повешенным за ноги, тот не утонет.
2 сентября 1942 года, 22:45. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.
Присутствуют:
Верховный главнокомандующий, нарком обороны и генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин;
Начальник генштаба генерал-лейтенант Александр Михайлович Василевский;
Главнокомандующий экспедиционными силами генерал-лейтенант Андрей Николаевич Матвеев;
Посол РФ в СССР – Сергей Борисович Иванов.
– Итак, товарищ Сталин, – сказал довольный как слон Василевский, стоя у карты с указкой, – план Румянцев и Восточно-Прусская наступательные операции подходят к своему успешному завершению. После стремительного наступления наши части вышли на побережье Балтийского моря к западу от Кенигсберга на всем его протяжении от Пуцка до Хайлигенбайля. Исключение пока составляет только Данциг, где механизированные части генерала Богданова ведут ожесточенные бои с местным немецким ополчением. Германская пропаганда объявила, что все немецкое население после победы Советов будет вывезено в Сибирь, а потому германские бюргеры дерутся с нашими солдатами яростно и, можно сказать, самозабвенно…
– Нашли чем пугать, – хмыкнул Сталин. – Сибирь – это очень приятное для жизни место, гораздо приятнее, чем Германия. Впрочем, насколько я понимаю, в двадцать первом веке ситуация совершенно не изменилась, и буржуазная пропаганда пугает людей все тем же?
Сергей Иванов широко улыбнулся.
– В двадцать первом веке западная пропаганда пугает взрослых европейских детишек товарищем Сталиным, и еще немного президентом Путиным, – сказал он, – а Сибирью уже в последнюю очередь.
– Зачем пугать детей, даже взрослых, товарищем Сталиным? – советский вождь усмехнулся в рыжие усы. – Товарищ Сталин добрый, он лучший друг советских физкультурников и желает счастья всем людям на планете.
– Все верно, – согласился Сергей Иванов, – да только наши англосаксонские элиты воспринимают понятие счастья по-своему. Там у нас, в двадцать первом веке, в последнее время готовится нечто настолько жутко-инфернальное, что даже Гитлер по сравнению с задуманным этими самыми элитами кажется обыкновенным провинциальным злодеем-завоевателем, вроде Аттилы, Чингисхана, Батыя и Наполеона. Хотел счастья своему народу, для чего истреблял все другие. Банально… Вожди нашего англосаксонского Запада насмерть отравлены мальтузианскими идеями, а потому желают даже не счастья, а продолжения существования лишь себе и своим потомкам, а всех остальных они намерены истребить: кого мягко, через пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений и воинствующей бездетности, а кого жестко, путем голода и войн. По их замыслу, сначала планета должна превратиться в идеальный концлагерь, а потом и в дикие джунгли, среди которых, как боги на Олимпе, будут обитать немногочисленные избранные. И вот, когда они все так хорошо придумали, появляется Владимир Владимирович, который далеко не мальтузианец, и ломает все их планы об колено. А потом, едва западные вожди привыкают к такому соседству, как на восточно-европейской равнине открываются Врата, и из-за них в сиянии своей бессмертной славы появляетесь вы, собственной персоной. И это при том, что никто из тамошних лидеров даже близко не Черчилль и не Рузвельт. В ваше время господ вроде Трампа и Помпео не пустили бы в Белый Дом дальше прихожей, а Терезу Мэй король Георг приказал бы гнать палками прочь с Даунинг-стрит с криком: «Изыди вон, злобная старуха!» Но об этом нам с вами лучше поговорить позже и один на один. Как-никак этот вопрос на данном этапе чисто политический, без малейшей примеси военной компоненты.
– Да, этот разговор нам действительно лучше отложить, – согласился Сталин. – Ваш товарищ Матвеев, привычный ко всему, даже ухом не повел, а вот товарища Василевского нам жалко. Он же теперь не может не думать о злодеях, по сравнению с которыми Гитлера можно считать заурядным серийным убийцей, а это способно снизить качество планирования им операций завершающего этапа войны.
– Я думаю, – тихо сказал Иванов, – что если товарищ Василевский и остальные бойцы и командиры Красной Армии хорошо сделают свое дело, то Ваш Запад окажется мельче, а его возможности – скромнее. И мы тоже приложим к этому все возможные усилия, ибо наши миры теперь неразрывно связаны, и успех здесь означает предпосылку к победе там, и наоборот.
– Да, это так, – кивнул советский лидер. – Товарищ Василевский всегда ответственно относился к порученным делам, а потому у нас нет причин проявлять к нему недоверие. Осталось совсем немного, но после войны, как это обычно водится, начнется схватка за мир – жестокая и беспощадная, ибо Гитлера мы убьем, а вот алчность, являющаяся основой западной политики, останется. А теперь, товарищ Василевский, мы с товарищем Ивановым закончили свой обмен мнениями по политическим вопросам, и вы можете продолжить свой доклад о положении на фронтах…