– На самом деле таких людей на освобожденных нами землях абсолютное меньшинство, – ответил Белоусов. – А большинство, получив возможность работать и зарабатывать, отдают этому делу все свое время и силы. И в состав Российской Федерации эти люди хотят войти для того, чтобы при пересечении границы их перестали кошмарить таможенники и пограничники. Хоть ничего не запрещено, и таможенные пошлины на нуле, в особо горячие дни ожидание досмотра может продлиться больше суток, а сам досмотр – несколько часов. Особенно если досматривают не легковушку налегке, а фуру в двадцать тонн, груженую только что собранной клубникой. Урожай от такого обращения пропадает, а херсонские, к примеру, фермеры начинают злиться, подозревая, что таможня действует в сговоре с местными крымскими перекупщиками, которые скупают урожай на корню по дешевке, а потом, имея российские паспорта, идут по отдельному коридору, где почти нет очередей. Свежая херсонская клубника на крымских рынках есть, только зарабатывают на ее продаже совсем не те, кто вырастил урожай. Именно фермеры первыми решили воспользоваться возможностью по упрощенной схеме получить гражданство, чтобы пересекать границу отдельно от простых смертных, а потом стали продвигать идею войти в состав России, раз уж есть возможность и вовсе убрать эту ненужную проблему.
– Вы не совсем правы, Андрей Рэмович, – вздохнул Борис Грызлов, – меркантильные настроения среди народа, конечно, присутствуют, ибо без них никуда. Но все же для большого количества людей на бывшем юго-востоке Украины имеет значение, что они перестали быть гражданами второго сорта, могут говорить на родном языке, не опасаясь языковых патрулей, да почитать настоящих героев, а не Мазеп, Бандер и Шухевичей… Сначала Ленин прирезал эти русские земли к созданному непонятно зачем украинскому государству, потом в девяносто первом, когда советская государственная машина распалась на шестеренки, о них просто забыли. Вот и росли русские люди тридцать лет как бурьян на обочине, и даже пять лет назад мы о них не вспомнили, потому не время тогда еще было резаться лоб в лоб со всем Западом.
– А сейчас, значит, Борис Вячеславович, время? – хмыкнул Президент. – Ну да ладно, чему бывать, того не миновать. В порядке самокритики скажу, что неизбежность кровавой развязки стала понятна еще в пятнадцатом-шестнадцатом году, после того, как Запад, настаивавший на заключении Минских соглашений, никоим образом не принуждал к их исполнению Украину. И при этом любой мало-мальски заметный политик или чиновник на каждом углу долдонил, что эти договоренности должна выполнить Россия, имея в виду передачу контроля над донецко-российской границей. Мы готовились к этой войне, готовились, и все время были не готовы. Если бы не эта оказия с Вратами – сначала с первыми, а через год и со вторыми – то я даже не знаю, куда бы эта ситуация могла зайти дальше через несколько лет, когда нарыв на Украине назрел бы и перезрел, а мы бы так и не решились тронуть этот гнойник. Ну да ладно. Сейчас, достигнув очередного этапного успеха, мы должны решить, что теперь делать дальше. Борис Вячеславович, вы хотите что-то сказать?
– Да, Владимир Владимирович, хочу, – ответил полпред президента по бывшей Украине. – На референдумах, запланированных к сентябрьскому единому дню голосования, чтобы соблюсти политес, в бюллетени необходимо включить не два, а три пункта для выбора. Первый – полностью независимая республика, какими были ДНР и ЛНР до того момента когда они объединились в Федеративную Украину. Второй – субъект Федеративной Украины. Третий – субъект Российской Федерации.
– Согласен с вами, – кивнул Президент, – поступим так, как того народ хочет, и не ошибемся. Нам с этими людьми еще в одном государстве жить, а что и как в таких случаях делать, мы знаем на примере Крыма.
– В таком случае, – сухо произнес Шойгу, – такая же возможность выбрать будущее своих государственных образований должна быть и у граждан ДНР и ЛНР, безотносительно того, что именно эти народные республики краеугольными камнями легли в основание Федеративной Украины.
– Да, Борис Вячеславович, – сказал Президент, – когда будете готовить освобожденные территории к референдумам, учтите этот момент. Возможность высказаться должна быть у всех, и особенно у тех, кто пять лет сражался с врагом, а не отсиживался за печкой, как некоторые.
– В таком случае, – пожал плечами Борис Грызлов, – Федеральная Украина усохнет до Малороссии в границах Черниговской, Сумской, Полтавской и Киевской областей, а также, возможно, если мы продолжим наступление, Житомирской, Винницкой и Криворожской области. И все. Из того, что расположено западнее, в случае нашего желания установить над этими землями свой контроль надо будет создать отдельное государственное образование и контролировать его совершенно иными методами, чем Малороссию, и тем более Новороссию, которая вся и целиком уйдет в Российскую Федерацию.
– Товарищ президент, наступление необходимо продолжать до полного разгрома врага, – отрезал генерал Герасимов. – В противном случае кусок территории, оставшийся под контролем режима Авакова, будет использован в качестве плацдарма войсками НАТО. Ничем хорошим это для нас не закончится. Это сейчас, пока у нас победа за победой, господа натовцы робкие да скромные, но стоит только продемонстрировать нерешительность – и вы их не узнаете. Затяжная война на границах России – по типу сирийской, без правил – совсем не в наших интересах. Чем быстрее мы доломаем самодельный украинский Рейх и обозначим конечный результат, тем меньше будет потерь в наших войсках и жертв среди мирного населения.
И тут заговорил молчавший до того министр иностранных дел. Просто раньше темы разговоров лежали вдалеке от МИДовских компетенций, а в таких случаях умные люди поменьше говорят (в идеале молчат) и внимательно слушают.
– Валерий Васильевич, – со вздохом сказал он, – а вы не боитесь, что ваши слишком размашистые действия спровоцируют столкновение российской армии с войсками НАТО, и тем самым Третью Мировую Войну? Быть может уже достаточно – пора, наконец, остановиться и договориться?
Герасимов переглянулся с Шойгу; тот чуть заметно кивнул: мол, уже можно, – и министр обороны ответил:
– По данным разведки, если мы не пойдем навстречу полякам, то все произойдет ровно наоборот: польская армия двинется нам навстречу. Так уже решил хозяин Польши пан Трамп, и прочие чисто польские паны не могут его ослушаться. Одновременно следует ожидать НАТОвских провокаций в Прибалтике, Белоруссии и Молдавии, и именно поэтому нам как можно скорее необходимо окончательно решить украинский вопрос, чтобы быть готовыми во всеоружии встретить следующего врага.
От такого ответа Лавров вздрогнул.
– Валерий Васильевич, – устало сказал он, – вы с Сергеем Кужугетовичем как будто даже бравируете тем, что вот так, походя, готовы развязать Третью Мировую Войну. В конце концов, не стоило начинать действовать так радикально, можно же было попытаться договориться…
В этот момент очередь тяжело вздыхать перешла к президенту Путину, выступившему для того, чтобы раз и навсегда прекратить разговоры на тему, стоило ли сносить укрорейх сразу под корень, или следовало еще немного поиграть в «Минск-3».
– Как вы ни убеждали меня в обратном, – сказал он, – пять лет войны на Донбассе и четыре года мучений с Минскими соглашениями и Нормандским форматом показали, что договариваться с украинскими властями и, более того, с Западом по украинскому вопросу – занятие абсолютно бессмысленное, чреватое стратегическим проигрышем. Подписать что-то, может, и удастся, но ни одна договоренность не будет исполнена украинской стороной, и гаранты так называемого мирного процесса вовсе ничего не гарантируют, а ведут себя как женщины с пониженной социальной ответственностью, которые взяли деньги, и теперь не хотят исполнять номер. Если бы не внезапно возникшие Врата, заблаговременно поднявшие тонус всей нашей стране, такое положение могло бы длиться вплоть до того момента, пока Запад не счел бы себя готовым испытать нас на прочность. И вот тогда, как однажды двадцать второго июня, нам пришлось бы отчаянно отбиваться от внезапно напавшего на нас врага, потому что мы полагались бы на соглашения, которые противная сторона и не собиралась исполнять. Как оказалось, стремление решить все конфликты мирным компромиссом может привести к весьма неприятным последствиям. Впрочем, некоторое время назад мы с вами об этом уже говорили.
– Я все же надеялся, Владимир Владимирович, что все обойдется, – произнес Сергей Лавров. – И вот теперь компромисс невозможен, Третья Мировая война неизбежна, и мы идем к ней гигантскими шагами.
– Война – да не та, которую вы имеете в виду, Сергей Викторович, – вместо Президента ответил Шойгу. – В Пентагоне генералы с ума еще не посходили. Вспомните, на кого американцы нападали в одиночку? Сто двадцать лет назад – на чрезвычайно одряхлевшую Испанию, пятьдесят лет назад – на Северный Вьетнам, да сорок лет назад – на малюсенькую Гренаду. В коалиции, всем составом НАТО, они атаковали Корею, Афганистан, Сирию, Ливию, Сербию и Ирак. Для атаки России американцам пришлось бы собрать под свои знамена весь мир, включая Китай, но такой кунштюк сейчас физически невозможен. Об этом мы с вами в прошлый раз тоже говорили…
– В ситуации, когда оппоненты в принципе недоговороспособны, дипломатия утрачивает свое значение, – веско произнес Президент. – Поглядите внимательно, с кем на коллективном Западе можно было бы вести переговоры и рассчитывать на то, что достигнутые договоренности будут исполнены?
Некоторое время министр иностранных дел напряженно молчал, потом, будто перебарывая себя, выдавил: «Ни с кем!» – и стал вставать со своего места.
– Сидите, Сергей Викторович, – неожиданно мягко произнес Президент. – Кроме коллективного Запада, есть Восток: Ближний, Средний и Дальний, есть Индия и Индокитай, есть Африка и Латинская Америка, где у вас большой авторитет и кредит доверия, и где недееспособность западных партнеров также стала притчей во языцех. Сегодня британцы, янки или французы заключают соглашения, а завтра разрывают их без предупреждения, потому что они, видите ли, передумали. Больше всего достается России, но каждая страна ставит себя на наше место, вспоминает колониальное прошлое, и таким образом выбирает сторону в борьбе. В незападных странах, конечно, тоже есть свои ухари, с которыми ухо надо держать востро, но дипломатия как политический инструмент на этих направлениях вполне дееспособна. Сейчас мы выступили против гегемона, забили ногами почти до смерти его боевую свинку, выстояли под натиском супер-пупер-санкций, чем показали, что коллективный Запад не всесилен – пора переходить в дипломатическое наступление и перевязывать разорванные связи в свою пользу. К сожалению, не каждый наш дипломат готов прямо сейчас променять Париж, Берлин или Вену на Джакарту, Пекин ил