Но, к сожалению, в ответ на такое предложение президент Путин скажет мне: «Коллега, это не наш метод. Никто не обещал нам, что будет легко. Господь привел этих людей в наши руки совсем не для того, чтобы мы над ними издевались и морили голодом, ибо главная наша задача – обратить бывших грешников к добру, а не поубивать их всех к такой-то матери. Так что, будьте добры, Марина Андреевна, засучить рукава и вместе с нами приняться разгребать руками эту навозную кучу, ибо и в ней тоже попадаются бриллианты». В ответ на это я бы закричала, что я устала и хочу к своим, где люди – как люди, а не как дикари, ради приличия обряженные в цивилизованные одежды. Я бы сказала, что не хочу больше видеть эти серость и убожество, и слушать, как посредственности, мнящие себя гениями, обзывают меня русским оккупантом и сталинским пропагандистом. Не надо мне всего этого, Господи, не надо.
Но сегодня я пришла сюда, в рижский парк Победы, к памятнику Освободителям от фашизма и увидела море людей, над которыми развевались флаги России, Советского Союза и бывшей Латвийской ССР, а основание памятника было буквально засыпано морем цветов. Собравшиеся праздновали второе освобождение Риги от скверны нацизма и национализма, или уже третье, если вспомнить снос режима Ульманиса в сороковом году. Тут те, кто раньше был вынужден молчать под страхом репрессий и унижений, с кем бывшие власти боролись из-за их русского языка и неевропейского образа мышления, те, кому были противны местечковый национализм и тупая ограниченность. И только в этот момент мне стало понятно, что воображаемый мною президент Путин оказался прав, а мое внутреннее я ошибалось. Есть еще тут наши люди, и их много, а значит, все, что мы делаем будет не зря, надо только победить внешнего врага, а потом упереться в землю рогом, не отступать и не сдаваться. И вот тогда, лет через …надцать, дети и внуки этих людей вспомнят нас добрым словом, а не так, как вспоминают поколение наших родителей, сдавшееся и отступившее с этой земли, оставив ее во власти самых низменных сил.
26 августа 2019 года, обстановка на фронтах войны Российской Федерации с «альянсом вне НАТО» и в мире.
К утру двадцать шестого августа ожесточенное сражение в Хельсинки уже стихло, и над развалинами гвардейских казарм, остававшихся последним очагом обороны, взвилось красное знамя штурмовой бригады РККА. На тот момент российская армия контролировала примерно треть страны (и шестьдесят процентов населения), заняв территории вдоль побережья Финского и южной части Ботнического заливов, а силы Сопротивления удерживали оставшиеся две трети, в том числе и сухопутный участок шведско-финской границы. Новое финское правительство, сформированное в Тампере из того, что было под рукой, впоследствии перебралось в городок Вааса на побережье Ботнического залива, откуда взывало о помощи к так называемому мировому сообществу.
И уцелевший финский истеблишмент, и большая часть населения страны Суоми, честно говоря, просто не поняли, с чего это вдруг русские набросились на них с такой яростью. Неужели только из-за чисто формального присоединения Финляндии к еще одному антироссийскому союзу стран, каких уже много? «Эти проклятые Врата свели Путина с ума, – говорили финны. – Мы присоединились к альянсу стран вне НАТО понарошку, просто на всякий случай, а он на нас за это напал. Это неправильно. Мы так не договаривались». И именно это недоумение было причиной того, что финское Сопротивление не собиралось не только капитулировать, но даже вступать со своим Хароном в какие-нибудь переговоры.
Кстати, «мировое сообщество» тоже не осталось безучастным к нуждам страдающей Финляндии. Первой военную помощь из собственных запасов оказала Швеция, а за ней непременно должны были подтянуться и прочие страны-доброхоты. Ведь там, на севере Европы сама собой сложилась ситуация, так желаемая борцами за американскую гегемонию, когда финны станут воевать против русских до последнего человека, а страны западной демократии будут обеспечивать их оружием и боеприпасами. И так должно продолжаться до тех пор, пока Финляндия не сгорит дотла или русские сами не выведут из нее войска, что будет засчитано им как поражение.
В настоящий момент, российская армия перегруппировывалась после штурма Хельсинки, сосредотачиваясь для продолжения наступления ограниченными силами в северном направлении вдоль побережья Ботнического залива. Конечной задачей было выйти в район шведско-финской столицы, чтобы полностью изолировать останки страны Суоми от внешнего мира. При этом активным полевым операциям того, что осталось от финской армии, ощутимо мешала ее малочисленность, а также господство в воздухе российской авиации. Поэтому финское командование в первую очередь запросило у западных стран поставку зенитных ракетных комплексов: германских установок малой дальности IRIS-T SLS, а также систем средней дальности шведских «Bamse» и норвежских NASAMS. После того, как в начале двухтысячных годов с вооружения в США были сняты последние неоднократно модернизированные ЗРК «Хок», это было все, что можно быстро поставить на финский театр военных действий.
Проблемы заключались в том, что у финнов отсутствовали обученные расчеты, и к тому же все существующие на данный момент зенитно-ракетные комплексы уже стояли на вооружении действующих частей немецкой, шведской и норвежской армий. Если отдать их финнам, то оголится следующий оборонительный рубеж так называемого «Свободного мира». Но в Вашингтоне уже нажали на все возможные рычаги, так что рано или поздно эти установки финнам должны были поставить, причем вместе с расчетами. На относительно независимых шведов где сядешь там и слезешь, а вот норвежцы и немцы вполне могли прогнуться, но в любом случае это не являлось вопросом ближайшего будущего.
Южнее, в Эстонии и Латвии, российское наступление имело полный успех, морская пехота Балтфлота еще проводила частные операции по высадке на Моонзундские острова, но по большей части территория обеих республик уже находилась под контролем российской армии. «Типичный блицкриг, – сказал по этому поводу генерал Вальтер фон Брокдорф-Аленфельд, – быстрые действия подвижных соединений и безжалостный разгром превосходящими силами узлов сопротивления». В оперативной пустоте российские войска продолжали быстро продвигаться на Лиепайском, Шауляйском, Паневежиском, и Вильнюском направлениях (операция «Штора»). Легковооруженные батальоны резервистов, брошенные литовским командованием на отражение этой угрозы, не могли сдержать натиска танковых и мотострелковых частей с боевым опытом, и либо гибли в арьергардных боях, либо спешно отступали.
Такое развитие событий создавало угрозу глубокого обхода основной части литовской армии, все эти десять дней продолжавшей топтаться под Ошмянами. Переброшенные на этот участок фронта российские соединения с боевым опытом сначала помогли белорусской армии сдержать вражеское наступление, а потом даже потихоньку стали теснить литовцев обратно в сторону Вильнюса. Командовал всей литовской армией генерал-майор Вальдемар Рупшис, в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году самодемобилизовавшийся из Советской армии в звании курсанта-сержанта выпускного курса Новочеркасского Высшего Военного училища. Азбучных знаний, почерпнутых в юности в советском военном училище, ему вполне хватало для понимания того, что если он ничего не будет предпринимать, то российское наступление в Прибалтике для его главных сил может закончиться окружением в чистом поле и последующим разгромом со счетом десять-ноль.
А посему, пока еще не стало слишком поздно, генерал Рупшис сам отдал приказ отходить в сторону Вильнюса, намереваясь превратить литовскую столицу в еще один Хельсинки. Там, среди многоэтажной каменной застройки, опираясь на фанатично настроенное население, он, не жалея ни о чем, намеревался дать русским и белорусам бой насмерть. Это намерение своего Главкома поддержал и президент Науседа, заблаговременно удравший в Варшаву «для политических консультаций с союзниками», и уже оттуда присвоивший пану Рупшису высшее в литовской армии звание генерал-лейтенанта – можно сказать, посмертно.
Еще южнее линия фронта стабилизировалась по руслам рек Неман и Щара, при этом после упорных боев Гродно оказался разрезан пополам. Также белорусской армии пришлось с боями отступить из Бреста, Жабинки, Кобрина и Дрогочина, но российские подкрепления помогли ей удержать Слоним, Ивацевичи и Иваново (оно же город Янов-Полесский). На границе в Литвой от Привалок до Ковелишек мобильные группы спецназа КГБ Белоруссии, пограничники и партизаны-резервисты противодействовали проникновению на территорию республики аналогично вооруженных и оснащенных оппонентов из литовских Добровольческих сил охраны края. Понимание у белорусских бойцов было такое, что надо «день простоять и ночь продержаться», а потом российская армия задернет свою «Штору» до самого Калининграда, и тогда существование Литовской республики прекратится естественным путем.
На польской стороне фронта в результате судорожных действий ясновельможного генштаба в ходе наступления вглубь Белоруссии войсковые группировки «Гродно» и «Брест» распались подивизионно. 12-я механизированная дивизия занимала участок фронта в районе Гродно, неоднократно пытаясь форсировать Неман, но каждый раз с потерями отступая обратно. 11-я бронекавалерийская еще за неделю до этого в своем фирменном «кавалерийском» стиле пыталась с ходу овладеть Мостами, но была отбита подоспевшими с востока российскими авангардами, и с тех пор любой ценой пыталась преодолеть крепнущую оборону и прорваться к Лиде, чтобы помочь 12-й механизированной, наконец, полностью овладеть городом Гродно. Но оборона прорываться не желала, более того, с востока к российским авангардам и белорусским частям под Гродно непрерывно подтягивались подкрепления, вследствие чего польский перевес в силах таял как комок снега под жарким летним солнцем. Южнее 18-я механизированная дивизия уперлась в белорусско-российскую оборону под Слонимом и Ивацевичами, а 16-механизированная застряла под Яновом-Полесским, и там, в краю лесов и болот, все десять дней не утихали ожесточенные бои.