Поэтому первый удар подразделений 16-й механизированной дивизии был нацелен вдоль шоссе М1 на Ракитницу, и далее на Брест. Однако примерно в километре перед позициями советских частей протекала речка Осиповка, не столь полноводная, сколь болотистая и шоссейный мост через нее был взорван на совесть, так что отремонтировать его можно было только капитальными средствами. Преодолевать эту водную преграду польским жолнежам пришлось под плотным огнем. Там было все – от окопанных на прямой наводке длинноствольных штурмовых артсамоходов СУ-122, ПТРК, минометов до множества БМП мотострелковых батальонов, простреливающих подступы к водной преграде своими автоматическими пушками. Спаренная 23-мм пушка боевого модуля «Кливер-3» – это еще тот кусторез: напрочь вырубает ракитник вместе с укрывшейся в нем вражеской пехотой. Разведывательные квадрокоптеры, посменно висящие над полем сражения, не дадут соврать.
Вот к урезу воды выходит древняя, как дерьмо мамонта, БМП-1, намереваясь пуститься вплавь, но подрывается на мине, ибо удобных мест для форсирования на технике вдоль поросших ракитою (деревня Ракитница не зря носит свое название) берегов речки не так особо много, и советские саперы успели позаботиться о каждом, прикопав сюрпризы. После подрыва своей железной телеги польские жолнежи бросаются от нее врассыпную, и тут же на советской стороне из окопа выглядывает артсамоход СУ-122 и делает выстрел. Через секунду прямое попадание осколочно-фугасного снаряда разносит польскую БМП вдребезги. Эффект такой же, как если бы по таракану врезали даже не тапком, а молотком со всей дури. Откуда-то с польской стороны вылетела ракета ПТРК, но самоходка уже убралась в свой окоп, под навес из стальной сетки Рабица. Промах. Счет один-ноль.
Попытка форсировать Осиповку в излучине чуть выше по течению, и, соответственно на большем удалении от российских позиций, привела к невыносимому конфузу, потому что сия речка там течет двумя, и то и тремя руслами среди озер-стариц по заболоченной местности. Несколько польских БМП-1 просто увязли как мухи на липучке, так что ни туда, ни сюда, а пехота изрядно поползала в грязи под минометными и гаубичными разрывами. В итоге одну БМП вдребезги разбило прямым попаданием, а остальные увязли чуть ли не по самые башни.
Еще несколько атак в других местах привели к тому же результату, и тогда польское командование решило перенести основной удар на направление севернее Мухавца, оставив на южном фланге только небольшие заслоны. Вот там вечером восемнадцатого и весь день девятнадцатого числа и гремело ожесточенное сражение. Сначала атаки шли в направлении от Жабинки на аэропорт (преимущественно подразделения 16-й мехдивизии), потом подошла 18-я мехдивизия и толпами повалила от Каменца на Черновчицы. Впрочем, к тому моменту на Брестском плацдарме была уже вся мехгруппа генерала Катукова, вкупе с частями усиления, совсем не нужными при ликвидации растрепанных и деморализованных остатков украинской армии.
На первом этапе сражения остатки польской артиллерии еще пытались оказать поддержку собственным войскам, штурмующим советские оборонительные порядки, но контрбатарейная борьба, а также «набеги» штурмовиков и ударных вертолетов на открыто расположенные позиции свели ее влияние к нулю. Дальнейшее напоминало отчаянную попытку прорыва украинской армии из окружения под Донецком, когда мертвы все старшие командиры, никто уже не отдает приказов, а атакующими жолнежами руководит только инстинкт диких животных, отчаянно рвущихся из западни на свободу. Грохот артиллерийской канонады не прекращался ни на минуту, умеряясь до беспокоящего огня во время затишья и поднимаясь до крещендо в мгновения атак. Поле перед позициями советских мотострелков и самоходчиков было заставлено сгоревшей техникой и завалено телами польских солдат, а эти несчастные все перли и перли навстречу своей судьбе, лишь бы прорваться и уйти за Буг, на территорию Польши, как будто там их ждет последнее в жизни счастье.
Но не было там никакого счастья уже к вечеру восемнадцатого числа. Когда стало известно, что правительство и президент погибли в полном составе, армия во Всходних Кресах окружена и частично разгромлена, а Украина так и вообще ликвидирована де-факто как явление, первыми по дороге на Прагу кинулись в бегство депутаты Сейма. Чудесная метаморфоза произошла прямо на их глазах. Вот была самая мощная в военном отношении держава Восточной Европы (генералов которой охотно назначали на разные второстепенные командные посты в НАТО) – а вот уже ветер под грай ворон разносит вокруг пепел былого величия и хоронит мечтания ясновельможного панства о державе от моря до моря. Пройдет еще несколько дней, русские после жестоких боев на своих исходных позициях получат пополнение топливом и боеприпасами, после чего несколькими клиньями с трех сторон вторгнутся на пока еще свободную территорию Польши. И остановить этот натиск или хотя бы его замедлить нет уже ни сил, ни желания. Остатки кадровой армии в пунктах постоянной дислокации и резервисты, бросая оружие, расходятся по домам, ибо никто не хочет класть головы за безнадежно проигранное дело.
И вот утром двадцатого числа, признавая неизбежное, выходить под белыми флагами и сдаваться начали жалкие остатки былой сводной армейской группы «Брест». Чуть больше месяца назад они, полные спеси и высокомерия, готовились вступить на территорию Белоруссии, чтобы покарать зарвавшихся белорусских холопов, которые забыли, что такое панская палка. И теперь большей части тех гордецов не надо уже ничего, а остальные, которых осталось ничтожно мало, идут сдаваться в русский плен, самый гуманный плен в мире. Но что это… На солдатах, которые готовятся принимать пленных, не русские погоны, а большевистские петлицы. Какой позор: доблестная польская армия проиграла даже не местным русским, а дремучим и отсталым красноармейцам тирана Сталина. Но эти «дремучие и отсталые» неплохо вооружены, имеют боевой опыт и с насмешкой смотрят на побежденных. Вроде бы с момента советско-польской войны минуло почти сто лет, а как будто ничего не изменилось, и сегодня эти бойцы берут реванш за конфуз на Висле, случившийся из-за самонадеянности зазнайки Тухачевского, коего в спину пинал торопыга Троцкий. Если бы не истеричная суета этих двух отморозков от революции, то Польша вполне могла пасть еще сто лет назад. Это же поняли и сдающиеся в плен поляки. Унижение для ясновельможных панов было страшное – все равно, что раздеть догола, вымазать в смоле, вывалять в перьях и в таком виде прогнать по улицам людного города.
Усугубляя настрой разбитых панов, кто-то из советских бойцов с насмешкой запел «Конармейскую» (автор Алексей Сурков), а остальные его товарищи подхватили:
По военной дороге
Шел в борьбе и тревоге
Боевой восемнадцатый год.
Были сборы недолги,
От Кубани и Волги
Мы коней поднимали в поход.
Среди зноя и пыли
Мы с Буденным ходили
На рысях на большие дела.
По курганам горбатым,
По речным перекатам
Наша громкая слава прошла.
На Дону и в Замостье
Тлеют белые кости.
Над костями шумят ветерки.
Помнят псы-атаманы,
Помнят польские паны
Конармейские наши клинки.
Если в край наш спокойный
Хлынут новые войны
Проливным пулеметным дождем, —
По дорогам знакомым
За любимым наркомом
Мы коней боевых поведем.
Пока тут, у аэропорта, пели, в Жабинке, где еще оставались не сдавшиеся в плен польские офицеры, из табельного оружия торопливо стрелялись самые гордые и чувствительные. Этих людей тридцать лет исподволь приучали к тому, что именно им, как любимой жене американского падишаха, будет дозволено властвовать над холопами, построив крупнейшую в Европе державу. Новая Речь Посполитая в их мечтах уже раскинулась на огромных просторах с севера на юг от Балтийского до Черного моря и с востока на запад от Смоленска до Одера. И вот теперь случившееся крушение этой мечты и унижение со стороны большевиков заставило этих людей сводить последние счеты с жизнью. Тому, кто пустил себе пулю в висок, уже не стыдно, и не надо больше ничего.
20 января 1943 года, 12:35. Константинополь, дворец Топкапы, пункт временной дислокации штурмовой бригады имени Таудеша Костюшко
Капитан старого войска польского пан Бронислав Замостинский
Как пелось в одной революционной песне, «это был наш последний и решительный бой». Турки – они ведь тоже старые враги польского панства, которые пили у нас кровь, почитай, триста лет с самой битвы при Мохаче. И вот мы вместе с Красной Армией пришли сюда, в Стамбул, центр великих злодеяний павшего разбойничьего государства, и уверенно попрали его ногами. Всего десять дней понадобилось железным легионам господина Сталина для того, чтобы пройти от Андрианополя до стен древней византийской столицы, разжевав по пути полумиллионную армию, и еще три дня длился ожесточенный штурм вражеской твердыни, в котором нам пришлось применить всю нашу отвагу, умение и мощь полученного из-за Врат вооружения.
И вот зверь мертв, и мы попираем его труп своими ногами, под небом, затянутым дымом от горящих зданий, мешающимся с низко нависшими серыми облаками. Несмотря на валяющиеся вокруг тела защитников этого места и сеющийся с небес то ли дождь, то ли снег, настроение у бравого панства приподнятое и даже праздничное. Победа, панове, да еще какая победа! Сколько польских пленников в цепях прошли по этим улицам, сколько прекрасных и гордых дочерей нашего народа бесследно сгинуло в его гаремах – и теперь мы отомстили за их горе и слезы: пришли сюда, чтобы в прах доломать былые остатки злого величия. С германцами, когда они придут в себя после человеконенавистнического озверения, мы по соседству жить сможем, а вот с такими зверьми, как турки, никогда.
Полковник Долматович говорит, что, скорее всего, это последняя наша война: и в Манчжурию, громить японца, нас не позовут, и на Пиренейский полуостров, ликвидировать Франко и Салазара, тоже. Теперь же нас должны были вернуть в Польшу и распустить по домам. Но этим прогнозам не суждено было сбыться, потому что сегодня в наше расположение в сопровождении свиты, тоже слегка хмельные от одержанной победы, зашли командующий Фракийским фронтом генерал Жуков, командующий штурмовавшей Стамбул девятой армией генерал Глаголев, а также обычная в таких случаях генеральская свита. И среди сопровождавших генералов панов офицеров мы, ветераны бригады, начинавшие еще в Смоленске, с у