Но, с другой, стороны, мое дитя попало совсем не в чужие руки… Его новые опекуны – наши близкие родственники, считающие, что имеют полное право прививать моему детищу собственные ценности. Они суровые люди, и намерены дать моему ребенку соответствующее воспитание, необходимое для жизни в таком же суровом мире. И хоть я совершенно не представляю, как им удастся все это осуществить, не сомневаюсь, что в конечном итоге все у них получится. Конечно, поначалу мое пухлое дитя будет страдать… Но оно быстро адаптируется. И даже, возможно, перемены ему понравятся. Ведь его воспитателем будет не какой-нибудь либеральный профессор музыки, а сам фельдмаршал Эрвин Роммель! Уж этот человек быстро добьется того, что все достигнутое нами в плане демократии, зеленой энергетики, толерантности и прав различных меньшинств пойдет прахом.
Но какой будет теперь новая Германия? Я не могу себе этого представить. Ведь на протяжении многих лет образ будущего нашей страны рисовался мне так отчетливо, что я уверовала в него. Никакие другие варианты даже не могли прийти мне в голову. Впрочем, не могу сказать, что я никогда не испытывала сомнений в правильности выбранного курса. Но в любом случае мы не могли решать самостоятельно свою судьбу. К нашему ошейнику был намертво припаян длинный поводок. Да, у нас была некоторая свобода действий – но лишь та, которую нам определили США. Бегать на этом поводке можно было свободно, но в пределах видимости. Это и был наш так называемый «суверенитет», и суть этого термина была одинакова для всех стран западной Европы.
Но по мере развития событий на Востоке этот поводок все укорачивался, укорачивался, укорачивался – и вот уже хозяйская рука держит нас за горло. Кроме того, на нас надели строгий ошейник… Тут дергаться бесполезно: неосторожный рывок в сторону – и сразу станет очень больно. Но тут управление ловко перехватил Роммель, и теперь, как опытный кинолог, он будет делать из Германии послушную, воспитанную собаку, настоящую немецкую овчарку, преданную только герру Путину.
Впрочем, наверное, зря это я… Собственно, если все пойдет так, как говорил Роммель, у нас будет истинная независимость. Германия сама сможет выбирать себе друзей и торговых партнеров, исходя из собственных интересов, а не пожеланий заморских хозяев. Единственное условие – не ходить в военные походы на восток самим и не предоставлять для этого свою территорию.
А Роммеля народ принял очень хорошо… Его популярности, которая будет только расти, позавидуют многие. Сам по себе он очень харизматичен, и люди будут невольно равняться на него. По сравнению с ним все мои коллеги-политики выглядят жалкими клоунами. И я начинаю понимать, насколько наш народ истосковался именно по такому лидеру – яркому, решительному, с внушительной репутацией. Меня же все теперь очень быстро забудут. Когда дети взрослеют, мамочка становится им не нужна.
Роммель – один из тех двоих, перед которыми я чувствую внутреннюю робость. Когда я смотрю ему в глаза, то испытываю нечто вроде стыда, хотя он меня и не упрекает ни в чем, отлично понимая, что я тоже по-своему желала блага для нашей Германии. Но из его глаз на меня смотрят тысячи наших предков… И они видят: то, что представляет ныне из себя наша страна – совсем не та Германия, какой они видели ее в будущем. И, на их взгляд, Германию надо срочно спасать.
А второй человек, который подобным же образом действует на меня – это герр Путин. Хоть он и кажется совсем другим, но это лишь дань этикету и эталонам современности. На самом деле эти двое сделаны из одного и того же теста. И я не могу не признать, что, кроме Роммеля, никто не смог бы заменит меня на посту, с учетом нынешних реалий.
Как это всегда бывало в моменты тревоги или тяжкий раздумий, мой взгляд упал на бар, в недрах которого хранилось то, что всегда помогало мне справиться с подобным душевным состоянием. Я подошла к бару и налила себе в рюмку коньяка. Села на стул и поставила рюмку перед собой.
Странно, но на этот раз мне не хотелось напиться быстро. Я взяла рюмку в руки и понюхала коричневую жидкость. Не знаю почему, но запах этот вызвал во мне какую-то тоску. Тоску по чему-то несбывшемуся… по чему-то упущенному, пошедшему мимо… Что это было? Что я делала не так? Почему я даже не сомневаюсь, что нового канцлера будут обожать и носить на руках, и его популярность будет не сравнить ни с моей, ни с чьей-либо еще? Была ли я «мамочкой» на самом деле?
Глядя на коньяк в рюмке, я неожиданно вспомнила тот день, когда рухнула Берлинская стена… Я радостно встретила это известие и вместе с множеством других восточных немцев отправилась в западный Берлин и отметила это знаменательное событие бутылочкой пива. Собственно, я как-то рассказывала об этом журналистам. Но в тот момент я представляла себе Германию через три десятка лет не совсем не такой, какой она стала на самом деле. Конечно же, я думала, что порядка будет больше, а уж массовое нашествие мигрантов я и вовсе не предполагала. Но мне пришлось своими руками открыть им двери, потому что американцы ненавязчиво напомнили мне о прегрешениях молодости, которые я считала забытыми. И если сначала меня называли «мамочкой» любовно-иронично мои же коллеги, за то, что я пекусь о Германии как о собственном ребенке, то потом этот эпитет по отношению ко мне стали использовать мигранты. Это именно для них я являлась «мамочкой» последние несколько лет. И я бы не сказала, что это мне особенно льстило, ведь значительная часть нашего населения, состоящая из коренных немцев, была недовольна моей политикой в этом вопросе. Да, я знала, что многие проклинают меня за беспорядки на улицах, за грязь, за бесчинства – за все то, что пришло в нашу жизнь вместе с новыми гражданами. Но я была тверда и не отказывалась от выбранной стратегии… потому что боялась. Шаг вправо, шаг влево означал падение в пропасть. А вот Роммеля американцам шантажировать нечем – он герой Рейха, честно сражавшийся против врага, почти антифашист и участник заговора против Гитлера.
И вот теперь он сломает все то, на что был направлен мой курс. Люди из его команды, что уже взяли власть, прекрасно понимают, что они делают. Они уверены в успехе и не испытывают колебаний. У них отчетливая идея построить великую, и в то же время человечную Германию, а еще их поддерживает внушительная сила… Ну что же… Все говорит о том, что наша страна переходит в надежные руки.
Я залпом выпила коньяк. Посидела немного, чувствуя, как расслабляющее тепло растекается по телу. Но, странно, мне больше не хотелось алкоголя. Я подошла к бару, открыла его, посмотрела на его богатое содержимое… И если раньше это зрелище давало мне чувство некоего удовлетворения, то теперь мне стало неприятно. Зачем ты пьешь, Ангела? Что так тревожит твою душу, что ты не можешь жить без выпивки?
Такие вопросы я задавала себе, глядя на бутылки с разнообразным алкоголем.
Ничего меня уже не тревожит… Ни за что я уже не отвечаю. Ноша упала с моих плеч. И в то же время я не осталась не у дел, ведь герр Роммель сказал, что будет советоваться со мной… Он все сделает правильно. И я помогу ему в этом, потому что Германия для меня все же осталась любимым ребенком… Только теперь этого ребенка будут воспитывать по-мужски. И, наверное, это правильно.
22 сентября 2019 года, 12:15. Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет
Присутствуют:
46-й президент США – Майкл Пенс
Государственный секретарь – Майк Помпео
Председатель объединённого комитета начальников штабов – генерал корпуса морской пехоты США Джозеф Данфорд
Заместитель директора ЦРУ по зарубежным операциям – Элизабет Кимбер
Заместитель директора ЦРУ по анализу – Синтия Рапп
Известие о перевороте в Германии встряхнуло вашингтонский истеблишмент как при двенадцатибалльном землетрясении. Так уж получилось, что в Америке опять все проспали, ибо в тот момент, когда Роммель проворачивал в Берлине свои дела, в Вашингтоне была еще глубокая ночь. Более того, в момент переворота, в возрожденном к жизни месяц назад Берлинском операционном центре ЦРУ собственной персоной находилась директор этой небогоугодной организации Джина Хаспел. С момента переворота прошло несколько часов, а от нее все не было никаких известий. Съездила, понимаешь, под чужим именем и с фальшивым паспортом, чтобы не привлекать внимания, лично проинспектировать объект на важнейшем стратегическом направлении, и пропала, будто ее языком слизнуло. Нет, исчезни она в другом месте, за эту ведьму никто бы так не переживал. ИГИЛ, колумбийские наркокартели или любые другие преступные группировки за плату в шекелях вернули бы ее обратно не живую, так мертвую, потому что секреты, находящиеся в голове этой двуногой самки шакала, им и даром не нужны. Совсем другое дело – русские, китайцы или иранцы: этим нужна как раз информация, и в Вашингтоне понимают, что в их тайных тюрьмах Кровавая Джина будет жить, пока сможет отвечать на вопросы. Впрочем, пока еще ничего не было ясно, а потому в Вашингтоне продолжали надеяться, что миссис Хаспел просто залегла на дно, желая переждать самое опасное время.
Отдуваться за все это безобразие в Белый дом вызвали следующих лиц: от Госдепартамента – Майка Помпео, от Пентагона – генерала Джозефа Данфорда, от ЦРУ – заместителей миссис Хаспел по зарубежным операциям и анализу Элизабет Кимбер и Синтию Рапп. Все недоглядели, и потому все виноваты. Так что и начал разговор мистер Пенс с соответствующих слов:
– Итак, леди и джентльмены, вы опять обосрались! Да, именно вы, потому что ваш президент чист и благоуханен как ангел Господень, а вот от вас всех несет дерьмом. И это я еще имею в виду пока только переворот в Германии, не упоминая предположительное исчезновение в неизвестном направлении миссис Хаспел.
А ведь следовало бы уже знать сорок шестому президенту США, что если Путин чего-нибудь задумал, то обязательно это сделает, причем так, что когда об этом станет известно, ни изменить, ни отменить ничего уже будет нельзя. И никакое ЦРУ не поможет, ибо туда, где хранятся секреты