– Проведи меня к Калиостро! – властно сказал Али. – Или за золото, или за свинец. Выбирай!
Повисла минутная пауза. Сальватор Грава был старым солдатом, он видел много смертей, рисковал жизнью и сам убивал. В явившемся неизвестно откуда чужеземце он почувствовал своего двойника. Под распахнутым плащом был виден еще один пистолет за поясом, а на левом боку висела сабля с богато отделанной рукояткой. Лицо совершенно спокойно, и из-под меховой шапки не выкатилось ни одной капли пота. Его не остановить – пожалуй, он один сможет разделаться с шестью тюремщиками Сан-Лео. А на улице ждут еще четверо, наверняка таких же, как он… Но дело в том, что его и не надо останавливать.
– Мне достаточно платят, а в спине уже сидит пуля, – медленно проговорил Грава, и голос его был тверд. – Поэтому спрячьте и ваше золото, и свинец. Я проведу вас без всяких условий!
Они прошли по коридорам, но не поднялись по лестнице к люку в бывший пороховой склад, а спустились по каменным ступеням в подвал. Здесь царили полумрак и прохлада. Сопровождавший их Никола Конти шел впереди с трещащим и плюющимся искрами факелом. Пахло копотью, сполохи пламени рисовали на каменных стенах три огромные тени, размеры и форма которых то и дело менялись.
Конти остановился у тонкой дощатой двери, на которой вдобавок не было замка.
– Открывай! – приказал комендант.
Заскрипели несмазанные петли. Свет факела тускло осветил небольшую комнату. Это была не камера, а кладовка или какое-то другое подсобное помещение. На грубо сбитом из неструганных досок столе лежало что-то длинное, накрытое белой простыней.
– Дай факел! – Али шагнул вперед, сбросил саван и осветил мертвое тело. Внимательно осмотрел, нагнулся к лицу, поднес факел поближе.
– Пятна. Так бывает при отравлении мышьяком…
– Это трупная пигментация, – сказал комендант. – Он умер три дня назад. Ждем разрешения из Рима на захоронение. Но доктор, который должен удостоверить смерть, все не едет…
Али ничего не сказал – развернулся и молча пошёл к лестнице. Через несколько минут кавалькада из пяти всадников во весь опор поскакала прочь от мрачной крепости Сан-Лео.
В это же время в далёком Палермо свежий ветер разносил над Морской площадью аппетитный запах похлебки, которую, свесив ноги с помоста для выступлений, уплетали из одной тарелки Грация и Том.
– Когда-то мы здесь так же сидели с Джузеппе, – вздохнула Грация. – И тоже ели гармуджу, только голубя для нее поймал он…
– Не грусти! – подбодрил её Том. – Вот увидишь, его скоро выпустят. Или сбежит. Не может быть, чтобы он не нашёл выход! А раз вы здесь познакомились, он обязательно приедет сюда…
– Когда-нибудь, может, приедет. Только в этой жизни или в следующей? Годы летят быстро, и я уже не могу, как в молодости, прятаться в «волшебном ящике» или голыми ногами отвлекать внимание от фокусника… А ведь прилично зарабатывают только артисты.
– Ну, меня пока «волшебный ящик» не пугает, – подбодрил ее Том. – Ведь моего заработка нам хватает?
– Хватает, – вздохнула Грация. – Но без заведующей хозяйством легко обойтись, и Луиджи в любой момент может меня выгнать, чтобы сэкономить мое смешное жалованье…
– А ты не хочешь собрать собственную труппу? Наберем маленьких людей, выучим всем номерам. Ты будешь хозяйкой, а я буду ими командовать. Вдобавок могу деньги считать…
– Считать я и сама могу! – рассмеялась Грация. – Было бы что! Но идея мне нравится.
– Хватит прохлаждаться! – раздался снизу недовольный голос Луиджи. – Обойдите дальние кварталы и объявите про завтрашнее представление, а то зрителей все меньше и меньше…
Они испуганно вскочили.
– Сию минуту, хозяин! – крикнул в ответ Том.
– Уже идем, – поддержала его Грация.
Над площадью, хлопая крыльями, кружили голуби. Они не знали, кто будет так же летать здесь и завтра, кому отрубят голову для фокуса, а кто попадет в гармуджу. И было в этом незнании нечто общее с человеческими судьбами…
Часть третьяМенты и бандиты
Глава 1Оценщик ювелирки Юздовский
Ленинград, 1974 г.
Особа княжеского рода даже дома не должна опрощаться и надевать растянутое трико, как делает большинство наших сограждан. Граф же и в квартире носил дорогой халат, надетый на кипенно-белую рубашку с тщательно завязанным галстуком, из-под слегка подвернутых рукавов выглядывали накрахмаленные манжеты с рубиновыми запонками. Брюки с острыми «стрелками» раньше ниспадали на зеркально блестящие черные туфли, но с годами ноги стали отекать, и он позволил себе заменить их домашними тапочками, правда, кожаными, дорогими, импортными.
Граф нервно ходил по квартире: Виолетта опять не ночевала дома! Позвонила Верка, пьяным голосом сообщила, что подруга у нее заночует – и отключила телефон… Да что они, сговариваются перед тем, как замуж выходить?! И Лиля все у подруг ночевала, а потом срочно развелась и уехала в Тбилиси к какому-то крупному деловику-виноделу.
– Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь, – раздалось из кабинета. Это звякал подаренный Охотниковым фарфоровый китаец эпохи Мин. Он кивал головой, хотя никто его не трогал и голову ему не качал.
– Ну, чего ты? – буркнул Граф. – Что головой машешь?
– Удивляюсь тебе, вот что… Ты же их в одном месте берешь… В варьете или от шеста в подпольном стриптиз-клубе… А потом удивляешься…
– Что?! А?! – Феликс Юздовский закрутил головой, не понимая – то ли послышался ему тонкий голос, то ли действительно прозвучал. Не может же статуэтка с ним разговаривать!
– И чего ты от них хочешь? Чтобы детей рожали и борщ варили, да в квартире убирали? Нет, ты от них хочешь длинные ноги, круглую задницу да большие сиськи! – услышал он тот же голос.
– Кто говорит?! – Феликс прислушался, но кроме звяканья «дзинь-дзинь» ничего не услышал.
– … А чем ты их берешь? Душевным обхождением да горячей любовью?! Опять нет! Деньгами покупаешь… А если ты купил товар дешевле, чем другой предложит, так он и уйдет туда, где выгоднее!
– Кто уйдет? – спросил Феликс, понимая, что разговаривает сам с собой.
– Товар уйдет. Лиля ушла, Виолетта уйдет… Когда деньги против денег, так и получается…
– Чушь какая-то! И что она в голову лезет? – Юздовский достал из хельги початую бутылку коньяка, плеснул в пузатый бокал, залпом выпил.
– Никакая это не чушь! Вот если из коньячной бутылки вместо коньяка лимонад польется – это будет чушь! А ты покупаешь одно и то же, а потом удивляешься – почему одно на другое похоже!
В прихожей хлопнула дверь. Граф вскинулся:
– Виолетта, ты?!
– Я, мой зайчик, я! Кто же еще? – ласково пропела жена.
Феликс сел за стол, взял лист бумаги и принялся что-то черкать на нем, изображая, будто занят работой. Через несколько минут Виолетта зашла к нему, наклонившись, клюнула в макушку.
– Где ты была?! – зло спросил он.
– Ой, да мы же девичник собрали, так с Веркой и Томкой и загуляли…
– Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь, – китаец отрицательно качал головой.
– Врешь ты! А кто из мужиков был?
– Да что ты? – жена округлила глаза. – Никого!
– Два на два, – подсказал тонкий голос.
– Двое мужиков. И вас двое!
– Ой, ну это вначале… А потом они ушли, а Томка приехала…
Виолетта стала раздеваться. Видно, хотела загладить свою вину привычным и безотказным способом.
Но сейчас Юздовский был не в настроении.
– А чего ты на девичник сетчатые колготки надела и белье французское?
– Ой, ну не могу же я ходить, как рабочая с Кировского завода!
– А ты что, на смене была? Где твой рабочий комбинезон? Или это и есть твоя рабочая одежда?
– Ну, перестань! – Виолетта стала принимать разные соблазнительные позы. Поскольку она раньше действительно работала в стриптизе, то получалось у нее хорошо. Сердце Феликса смягчилось.
«Кто его знает – может и не врет… Мало ли, что у этого болванчика голова качается… Может, действительно напились с девчонками…»
Виолетта заметила перелом в настроении и быстро уселась мужу на колени. Он не стал ее прогонять. И привычный способ безотказно сработал в очередной раз.
Потом они выпили вместе.
– А если какой-нибудь прохвост, богаче чем я, предложит тебе уйти к нему? – спросил Феликс, зная, какой будет ответ, и не сомневаясь, что в него можно будет поверить. И он не ошибся.
– Да что ты, зайчик! Разве дело в деньгах? Ты ведь такой великолепный, и потом – ты князь! А князья на дороге не валяются…
Словом, они помирились. И действительно, не ссориться же с женой из-за слов фарфоровой статуэтки! Это уже шизофрения! Впрочем, и «слова фарфоровой статуэтки» – это тоже шизофрения!
Вечером Феликс позвонил Охотникову.
– Слушай, Игорь, а у кого ты купил китайца?
– Какого китайца, – не понял реставратор.
– Фарфорового. Что мне подарил.
– А-а-а! У какого-то ханыги. А что?
– Интересно. Может, у него еще что-то интересное есть?
Игорь Петрович на другом конце провода вздохнул.
– Да нет у него ничего, даже приличной рубашки. На вид – пустой, как барабан. Обтерханный весь. Украл где-то или из семьи вынес. Скорей всего, из чужой. А что?
– А найти его можно? Телефон ты у него не взял?
Охотников насторожился.
– Нафиг он нужен, телефон брать? Да ты толком скажи мне, что случилось? Заподозрил, что подделка? Так можно комиссионную экспертизу сделать!
– Ничего я не заподозрил. Выбрось из головы, – ответил Граф и положил трубку.
Братья-близнецы Серп и Молоток специализировались в Москве по ограблениям командировочных и всяких приезжих. Реальные такие вышибалы под метр девяносто, кулаки с голову ребенка, не отягощенные интеллектом лица и, глаза в которых никто и никогда не видел жалости. Потом их прибрал к рукам Голован, который был в авторитете, замешанном на «мокрых» делах, но с чудинкой: придумал какие-то новые грабежи, их кодлу, которая всегда именовалась шайкой или бандой, назвал «бригадой», будто каких-то работяг со стройки… Но фарт у него был, и кормились возле него сытно, поэтому никто особо его чудачествам не возражал, тем более что один взгляд на него отбивал охоту даже к тому, чтобы подумать о возражениях. В Москве они, правда, не удержались: там свои «бригады» и территории все заняты, а воевать Голован не хотел, вот и переехали в Ленинград, где он раньше работал и кое-какие знакомства имел.