– Какая разница! Главный в городе всегда был. Вот он и есть.
– Сколько стоит?
– Четыре тысячи долларов.
– Сколько?!
– Четыре тысячи долларов, – невозмутимо повторил бывший соотечественник.
Трофимов ошеломленно потряс головой. И дело не только в том, что на эту поездку ему было выделено ровно 87 долларов. Дело в том, что выставленные на прилавках товары были рассчитаны на массового туриста и стоили соответственно. Ни у одного из заходящих сюда покупателей заведомо не могло быть в кармане такой суммы. Да и вообще не могло быть – ни на кредитной карточке, ни в чековой книжке, ни в дорожных чеках. Ведь завсегдатаи мировых аукционов антиквариата сюда вряд ли заглядывали…
– Да вы что?! За что столько?!
– Так это же древняя вещь! – удивился продавец. – Ей почти две тысячи лет! Это одна из тех монет, которыми заплатили Иуде за предательство!
– Какие две тысячи лет?! Это современная работа! Сувенир!
– Нет, нет! Это подлинник! – горячо возражал черноусый. – На подделках нет названия города. А здесь видите – вот оно!
Трофимов всмотрелся. «TYP»
– Написано с ошибками! Смесь английского и русского! Да и новодел сразу виден: идеальная окружность, окантовка, мелкие буквы, тонкая проработка рисунка… В начале эры таких штампов не было, ее просто не могли отчеканить в то время!
Их диалог привлек внимание спутников, они подошли, осмотрели предмет спора.
– Это Мелькарт, Бог финикийцев, покровитель ливанского города Тира, – сказал профессор Крайтон, покрутив монету в руках. – И конечно, это подделка.
За версту видно.
– Самая настоящая! – продолжал отстаивать свою позицию продавец. – Клянусь репутацией!
– В этом случае на нее должен быть сертификат, – с улыбкой прищурился Гарри Оливер Крайтон. – Когда и где найдена, кем произведена экспертиза соответствия, в каких музеях хранилась, кому и когда продана…
– Есть и сертификат, и мартификат, все есть! – бывший соотечественник явно утратил интерес к торговле, но, стараясь это скрыть, продолжал спектакль и повернулся к Трофимову.
– Вы откуда?
– Из Ленинграда.
– Хороший город, бывал там! – продавец кивнул. – Давайте сделаем так: я дам вам эту монету без оплаты. Везите ее в Ленинград, сделайте там самую строгую экспертизу. И когда убедитесь – переведете мне деньги! Согласны?
Говоря это, он спрятал блестящий кружочек под стеклянную крышку прилавка и защелкнул задвижку. Спектакль был закончен.
– Спасибо, вы очень доверчивы и великодушны! – Трофимов развернулся и вышел наружу, коллеги последовали за ним. Каждый держал в руках пакетик с сувенирами. Только он один так ничего и не приобрел.
– Купите мезузу, – предложил Манфред Бреннер, указывая на небольшие прямоугольные коробочки в витрине. – Внутри старинная иудейская молитва, оберегающая дом. Прибьете на дверь!
– Но я хотел именно тирский шекель! – разочарованно сказал Трофимов. – Он связан с моими мыслями и интересами…
Через десять метров они зашли в еще один магазинчик, но пробыли в нем лишь пару минут. Здесь за такую же монету продавец запросил уже пять тысяч долларов. Вопрос о сертификате он невозмутимо пропустил мимо ушей.
– Безумие какое-то! – возмущался Трофимов, идя по узкой улочке и уже не обращая внимания на торговые лавки по сторонам. – Ну, двадцать шекелей, ну тридцать! Почему они ломят такую цену за явную подделку? Даже не подделку, а очевидный сувенир!
– Наверное, местный менталитет, – пожал плечами Бреннер. – Однако я предлагаю оставить высоконаучные споры и зайти куда-нибудь пообедать!
– Я знаю неподалеку весьма приличное место! – сказал Крайтон.
Возражений не последовало, они пошли вслед за англичанином и вскоре сели за единственный свободный столик на открытой веранде небольшого ресторанчика, с которой открывалась прекрасная панорама старого города: тесное скопление бело-желтоватых старинных домишек, монументально-высокая Стена Плача и золотой купол мечети Аль-Акса.
– Какой прекрасный вид! – восхитился Трофимов, обводя рукой окрестности.
– Не сомневайся, он включен в цены, – сказал Лукас по-русски, Гарри Оливер и Манфред то ли поняли, то ли угадали смысл по жесту и с улыбками кивнули.
Шустрый официант мигом принес меню. Каждый сделал заказ на свой вкус, и вскоре на столе появились салат с курицей, оливки, бараний кебаб, жареные на огне баклажаны, филе говядины, хумус, ароматный соус и горячие лепешки. Выбор выпивки доверили Крайтону – он утверждал, что пробовал здесь раньше монастырское вино из кишмиша, способное конкурировать даже с сотернами родины Лукаса. Француз снисходительно улыбнулся, но возражать не стал.
– Пять тысяч долларов за сувенирную монету – это, конечно, безумие, – сказал он. – Но в те времена шекели были тяжеловесные, тридцать монет – приличные деньги… Это достаточная цена, Гарри Оливер?
Но Крайтон набросился на еду и только пробурчал в ответ что-то неразборчивое.
– Вы не первый, кто задает этот вопрос, – пришел англичанину на помощь Трофимов. – Очевидно же, что ответ зависит от того, кто и как к этому относится, богат он или беден… Кому-то тридцать тирских шекелей кажутся ничтожно малой суммой, а кому-то – огромной. К тому же Иуда, может, сделал это вовсе не из-за денег…
– А из-за чего тогда?
– Зависть, ревность, ненависть… Я не знаю! Просто как вариант.
Официант принёс грубую треугольную бутылку из толстого стекла, на простой белой этикетке нанесены красным неровные надписи на иврите. Густо-красная ароматная жидкость полилась в бокалы, и разговор на некоторое время прекратился.
– Да, вино хорошее, – пригубив, сказал Трофимов.
Лукас молчал, но с одобрительным видом повертел бутылку в руках.
– Бутылки тоже в монастыре делают, – заключил он. – Но вино им удается лучше. Конечно, с сотерном оно не сравнится, хотя…
– А на мой взгляд, десертное вино не подходит к основному блюду, – пробурчал Бреннер, налегая на кебаб.
Некоторое время ели молча, официант подливал вино, и оно быстро закончилось, пришлось заказать вторую бутылку. На веранду вышел хозяин заведения – лысый мужчина лет сорока пяти с заметным брюшком. Он обошел столики, приветливо здороваясь с посетителями и осведомляясь, все ли довольны кухней и обслуживанием. Судя по ответным улыбкам, всё было в порядке, он тоже довольно улыбнулся. Под короткой курткой на поясе у него висел пистолет.
– Здесь все вооружены! – не удержался на этот раз Трофимов.
– Сложная обстановка, – пояснил Бреннер. – Терроризм, нападения, похищения людей…
Снова за столом наступила тишина: ели молча, и даже чокались без тостов. Наконец, Крайтон отодвинул тарелку, промокнул губы салфеткой и откинулся на спинку стула. Любой профессор, насытившись и выпив, любит поговорить и поучить кого-нибудь уму-разуму. Особенно, когда вопрос уже задан.
– А скажите мне, любознательнейший Лукас, что такого вообще сделал Иуда?
– Как что? – вытаращил глаза Рене. – Он же предал Учителя!
– Тем, что указал на него поцелуем? Можно подумать, что без него никто не знал Иисуса! Он открыто вошел в город, открыто проповедовал, открыто совершал чудеса, не скрываясь, встречался с учениками и гулял в Гефсиманском саду… Идите и берите его без всяких поцелуев!
– А ведь действительно! – воскликнул Трофимов. – Предают, когда тайное делают явным. А если все и так очевидно, то как можно предать?!
Крайтон довольно кивнул.
– К тому же Иуда обьяснял, что выполнил волю Учителя. Тот сам хотел, чтобы случилось то, что случилось…
– Чувствую голос знатока «Евангелия Иуды»! – рассмеялся Бреннер, поднимая бокал. – Но оно не канонизировано. Так что, ваш первый аргумент убедительнее второго! Хотя и второй мало значит: простая логика не может опровергнуть многовекового убеждения. Даже если оно ошибочно!
Профессора чокнулись и выпили. Бланше потянулся бокалом к Трофимову, они тоже чокнулись.
– За науку! – произнес Иван. Француз удивился, но выпил без задержки.
– Кажется, на конференц вы отвечать мой вопрос не совсем так, как думаете, или я ошибаться? – спросил он.
Трофимов неопределённо пожал плечами. После второго бокала у него исчезло чувство неприязни к Лукасу. Теперь ему было лестно, что француз так искренне интересуется его научной деятельностью, захотелось даже как-то извиниться за холодные ответы. Хотя извиняться не за что – он отвечал так, как должен отвечать советский учёный, тем более – член партии. Но здесь ресторан, а не зал конференции…
– Перстень этот, конечно, особенный, – сказал Иван. – Энергетика бешеная, обжигает руку! И это далеко не все…
Он перехватил заинтересованные взгляды Крайтона и Бреннера, и с воодушевлением продолжил:
– Я ведь проследил путь этого перстня в нескольких веках. Любое заметное явление оставляет во времени метки, и за ним тянется длинный след, надо только его найти… Не простая это штучка, ох непростая! Он судьбами людскими играл. Сначала приподнимет человека, вознесет… А потом – бац! И размажет в лепешку…
– Подождите, подождите! – оживился профессор Крайтон. – Гэйбл Харрис говорил мне что-то подобное! Ученик мой, Гэйбл! Он пишет диссертацию про историю королевского пирата Френсиса Дрейка. И там тоже фигурирует очень непростой перстень!
– Очень интересно! – Трофимов чуть не вскочил с места. – Расскажите подробней!
Крайтон пожал плечами.
– Да я не вникал. Так, услышал краем уха… Если интересуетесь, я Гэйбла расспрошу и напишу вам письмо.
– Буду очень благодарен! – с жаром воскликнул Трофимов. – Очень!
– Возможно, самовнушение, – неожиданно сказал Бреннер. – Этот жар от перстня… Да и вообще… Мало ли в жизни совпадений!
– Поэтому я обычно и не рассказываю о таких вещах, – вздохнув, ответил Иван. – Чтобы меня не сочли сумасшедшим…
– Нет, нет, я вас очень хорошо понимать! – живо заговорил Бланше, от волнения коверкая слова больше обычного. – Рассказывайте, прошу!
Но было поздно: желание выложить всю правду о перстне у Трофимова уже пропало. Он вообще жалел, что сказал лишнее. Это все вино!