Воины в воинскую избу вернулись досыпать, дозорные службу несли, за них отвечал воевода. Следующий день и еще один мирно прошел. Жители и воины радовались, а у Алексея в груди тревога росла. Не иначе – затишье перед бурей. Иван Пафнутьевич Хлыстов заметил:
– Ты чего нос повесил, Терехов?
– Думаю – чего мурза учудит.
– Нешто, побьем.
– Твои бы слова – да богу в уши.
Алексей же думал так. Раз два дня татары не беспокоят, стало быть, готовят что-то, что времени требует. «Кошки» ведь тоже не за день выковались. А ничего в голову, кроме подвижной башни, не приходило. Но ее было бы видно. Такая башня на колесах должна быть немного выше стены, с нее перекидывался мостик, по которому на стены атакующие врывались в осажденную крепость. Подкоп? Не видно и не слышно, такие работы скрыть сложно. К единому выводу не пришел, после ужина спать улегся. Понемногу все обитатели острога тоже ко сну отошли, только привычно перекрикивались дозорные с трех стен крепости.
Но в тишину Алексей не верил. Татары – народ упрямый, а мурза Бирич изобретателен, жизнь это уже доказала. Для бунтовщиков Кунгур – как бельмо в глазу. Взять острог для бунтовщиков дело чести. Царю докажут, что есть еще силы, с которыми надо считаться. И еще на один эффект рассчитывали. За осадой Кунгура следили внимательно татары и башкиры. Падет острог – и полыхнет пламя народных восстаний, а сейчас народ выжидает. Но восстания Пугачева и Разина тоже с малого начинались. Сначала наместники и губернаторы особого внимания на небольшие бунты не обращали, полагали – своими силами подавят, да не случилось. Народ всегда на красивые посулы ведется, но все бунты и всегда подавлялись жестоко, большой кровью. Государственная машина неповоротлива, медлительна, но если о безопасности и целостности государства, строя, трона речь идет, бросают большие силы и лучших военачальников.
Бунтовщики были настроены Кунгур взять любой ценой, а осажденные – острог отстоять. Бирич еще несколько дней назад на переговорах готов был выпустить из острога всех и не тронуть, лишь бы крепость в его руках оказалась. Тогда ему почет и слава, десятилетиями будут говорить. Сколько при этом бунтовщиков погибнет, его не волнует. Сколько кровопролитных битв до него прошло, а кто помнит солдат, десятников, сотников? Только имена полководцев история и народная память сохранила. Существует же известное высказывание: гибель одного человека – трагедия, а гибель сотен тысяч – статистика.
Алексей отдавал должное изворотливости и изобретательности мурзы. Противника нельзя недооценивать, такая позиция часто приводит к поражению. Мысль у Алексея мелькала: не подкупить ли кого-нибудь из вражеского стана для информации? Но, увы, пока невозможно. Спать улегся, утро вечера мудренее. Уснул крепко и был разбужен набатом. Воины, чертыхаясь, одевались спешно, хватали оружие и бежали на стены. Воеводой для каждого было расписано свое боевое место. Но случилось то, чего так опасался Алексей. Решив, что атаки бесплодны, приводят к значительным потерям, мурза решился сжечь острог. Будут у него трофеи или пленные – второй вопрос. Главное – уничтожить проклятый острог. Тогда его имя прогремит по всем землям.
Конники подскакивали на дальность полета стрелы и стреляли из лука стрелами с горящей паклей. Били в стены и выше их, тогда горящие стрелы падали на крыши изб, крытых деревянной дранкой. Стрелять из пищалей далеко, стрела летит дальше свинцовой пули, выпущенной из гладкого ствола. А других способов не подпустить бунтовщиков не было. Местные жители бросились тушить начавшие гореть избы. Легкий ветерок разносил искры на соседние крыши, хозяйственные постройки. Острог заволакивало дымом. Хуже того, начали гореть деревянные стены. Их тоже попытались тушить, поливая сверху, со смотровых площадок, водой. Да только воду в ушатах и ведрах приходилось носить из реки. Ополченцы и часть стрельцов выстроились цепью, передавали ведра. Но ее не хватало, со всех сторон слышались крики:
– Воды, воды дайте!
Не одна сотня горящих стрел зажгла самую длинную стену, обращенную к лагерю бунтовщиков. А еще горели избы, амбары, торговые лавки и хозяйственные постройки в самой крепости. Даже если каким-либо чудом удалось потушить стену, вскоре костлявая рука голода выкосила бы всех воинов и жителей. В амбарах хранилась провизия. Суета жуткая, воду брали в колодцах, вычерпывая до дна, носили из реки, но пожар это не останавливало. Попробуй залить из ведра горящую крышу. Едкий дым заволок крепость. Жители и воины надсадно кашляли, у всех слезились глаза. Бунтовщики стрелы огненные метать перестали, стояли в отдалении, наблюдая за пожаром. Видимо, полагали, что не выдержат защитники, откроют ворота и будут выходить из острога и сдаваться на милость победителям.
Алексей, некоторое время стоявший на стене, в темноте не видел мурзы, но чувствовал: здесь он, смотрит на пожар, сам хочет видеть, как сдадутся защитники. Такое зрелище нельзя пропустить, это как бальзам на сердце.
Алексей повернулся в сторону острога. С высоты смотровой площадки хорошо были видны многочисленные пожары. И огонь с каждой минутой разгорался все сильнее. Он понял, что огонь уже не потушить, острог обречен. Чтобы не сгореть живьем, надо выбираться. Вариантов немного, всего два. Или открыть ворота и ударить по врагу, дав возможность мирным жителям добежать до леса. В ночной темени никто беглецов искать не будет. Или через маленькую дверь в башне, ведущей к реке, выходить на берег. Кто сможет, переберется вплавь, река не широка. Но умеющих плавать немного. И что делать женщинам с детьми? К тому же все лошади стрельцов и жителей обречены на гибель, им не протиснуться через дверцу. А без лошадей не уйти.
С тяжелыми мыслями Алексей спустился со стены, нашел воеводу. Близ него сотник Хлыстов находился. Устроили совет. Выход к реке отвергли сразу. Сдачу в плен никто даже не обсуждал, воины присягу на верность царю давали. Решили – пробиваться. Построиться у ворот колонной, вырваться, завязать бой. Тем временем, укрываясь за стрельцами и ополченцами, жители покинут острог и побегут к лесу. Кто сможет – спасется. Алексей понял: шансов у жителей немного, особенно для семей, где малые дети, но это лучше, чем сгореть в огне.
И действовать надо быстро, в остроге дыма полно, как бы не задохнуться. Рядом обвалилась прогоревшая крыша, взметнув тучу искр.
Воевода распорядился:
– Хлыстов, собирай стрельцов, выводите коней, стройтесь перед воротами. Терехов, ополченцам защищать жителей, чтобы до леса довести без потерь. А я жителей предупрежу.
– Пусть рухлядь не берут, только детей, – напомнил Хлыстов.
– Знаю, – кивнул воевода.
Действовали быстро. Уже через четверть часа стрельцы с пищалями наготове и конно стояли перед закрытыми воротами. В этом же переулке, только по другую сторону от башни, приготовились ополченцы, за ними жители. Мужчины из местных, кто мог держать оружие, присоединились к ополченцам. Уже трудно стоять из-за жары, из-за дыма. Воины из местных убрали камни от ворот, отодвинули дубовый запор, распахнули ворота. Теперь ни секунды медлить нельзя, это понимали все. Стрельцы пришпорили коней, стали буквально вылетать из ворот. Как только выехал последний, стали выбегать ополченцы. А уже стрельцы дали нестройный залп по бунтовщикам. У ополченцев огнестрельного оружия нет, которого опасались бунтари. Приготовили луки, положив стрелы на тетивы, обнажили сабли, кинжалы, сулицы и копья. За ополченцами и местными воинами, которых вел воевода острога, бежали жители. Женщины держали малых детей на руках, да еще ухитрялись других вести за собой. Мужчины помогали старикам. Алексей покачал головой. Слишком медленно у беженцев получается. Если у бунтарей опытный начальник, он свяжет боем стрельцов и ополченцев, а другую часть татар кинет к лесу отрезать людям путь. Но все пошло не так, еще хуже, чем мог предположить Алексей. Стрельцы после залпа оказались с разряженными пищалями, когда налетели конные. Схватились биться на саблях. Еще часть бунтовщиков, уже пеших, помчались к жителям, но на их пути встали ополченцы и воины из острога. Закипел бой, жестокий, кровавый. А хуже всего – ночной. Отсветы от горящего острога делали фигуры зыбкими. А все поле боя не видно вовсе. Крики, ржание лошадей, звон оружия. Руководить схваткой, а скорее – свалкой, невозможно, для этого военачальник должен бой видеть. Кто кого теснит и на каком участке, где помощь требуется. А сейчас каждый за себя бился, и татары, ввиду перевеса в силах, одолевать стали, теснить русских к реке.
На Алексея конный налетел. Одежды темные, конь каурый, наскочил из темноты, как приведение. Узрел его Алексей в последний момент, саблю под удар подставил, отбил, сам на противника град ударов обрушил. У обоих бойцов щитов нет, небольшая ошибка для любого ранением может кончиться или гибелью. Противник силен физически, ловок, злобой пышет, но техника владения сабельным боем слабая. Подловил бунтовщика Алексей на обманном финте, резанул клинком по шее, а затем добил сразу. Татарин с лошади сполз, а на Алексея уже другой кинулся, с короткой пикой. Был бы щит, от пики укрыться не проблема, а сейчас уворачиваться от острой железяки приходилось. Пика короткая, Алексей выждал момент, когда бунтовщик выпад сделает вперед, сам почти на шею коня упал и саблей ударил. Татарин в атаке руки вперед вытянул, иначе древко пики не удержать. Вот правую руку по локоть Алексей ему отрубил. Пику татарин обронил, закричал от боли, Алексей медлить не стал, зарубил. А вокруг бой пеших. Коня у Алексея толкают, острые железки мелькают. Непонятно, кто кого теснит. И вдруг топот копыт множества коней. Алексей замер. К бунтовщикам подмога подходит? Но звук удаляться стал. Кто-то из ополченцев закричал:
– Стрельцы уходят! Стрельцы нас бросили!
У Алексея в душе буря чувств. Недоумение, обида, негодование, гнев. Своих в бою бросили? Струсили? Да как же это? И нечестно, и не по-воински. Пока бой шел, неизвестно было, чья возьмет. Да и не победы Алексей ждал. Задачей стрельцов и ополченцев было – сдержать бунтовщиков, пока жители из острога до леса доберутся. Так не успели они, позади дерущихся еще бегут, женские крики и детский плач позади еще слышен. Мало того, что струсили, за свои жизни испугались, так паника началась. Это как в горах снежная лавина. Покатится маленький ком, и вот уже вся огромная масса снега вниз несется со скоростью скорого поезда, сметая все на своем пути. Стоит в бою одному побежать или панику проявить, крикнуть – окружают или наши бегут! Все, бой можно считать проигранным. Кто-то из ополченцев еще дрался, другие бросились к реке. Остались только воины из острога, да много ли их? Десятка два с половиной – три. Им отступать некуда, за ними семьи, которые в лес бегут. Как можно жену предать или детей? А если бросил, то ты и не воин, и не мужик. С ними Алексей остался. Похоже, оставшиеся выжить уже не чаяли, рубились смело, уже и рука устала саблей махать, а татары не убывают. А воинов все меньше и меньше. Алексей уже весь в липкой крови, и непонятно: в своей или чужой? А может, и коня? Уже окружили бунтовщики. Рядом с Алексеем бился воин, левая рука его в крови. Сообразил Алексей: надо вырываться, иначе не часы, минуты его жизни сочтены. Схватил воина за правую руку, буквально вздернул на круп коня позади себя, х