Сопровождавшие лица с той и другой стороны последовали примеру своих начальников и также вкусили по малой доле. Было заметно, что после этого местные явно вздохнули с облегчением, а в рядах их свиты кое-кто даже заулыбался. Как позже выяснилось, это был очень важный ритуал: такие маисовые лепёшки преподносились гостям, чтобы выяснить их цели: отказ от еды означал недружелюбные намерения, которые, впрочем, ещё возможно было преодолеть. Если же гость швырял свою часть лепёшки на землю, это было прямым объявлением войны.
Поскольку обряд вкушения лепёшки которую майя называли «тлакскалли», прошёл успешно, жрец произнёс коротенькую речь на языке майя, а в конце произнёс по-латыни сильно искажённое “Сальве!”***
Очевидно, умница Истэкэ успел шепнуть жрецу нужное слово для приветствия. Алексий, подготовленный ещё на корабле, смог поприветствовать хозяев несколькими фразами на языке майя, которым успел научиться. Свита жреца не могла скрыть своего удивления и восхищения, и стороны расстались, очень довольные друг другом.
Алексий приказал возвращаться на корабль, считая миссию знакомства оконченной, чтобы посовещаться со своими о дальнейших действиях. Майянских моряков отпустили домой, причём все горячо благодарили римлян.
Алексий очень хотел оставить у себя Истэкэ, который не только быстро осваивал латынь, но и учил римлян своему языку. Они очень сдружились с Гаем Аркадием. Тихий и скромный по первому знакомству майя, оказался таким же жизнелюбом, ценителем вина, вкусной еды и женщин, как и врач, только не так явно выставлял это напоказ. В конце концов, моряку удалось объяснить, что его хотят нанять на работу переводчиком, и платить жалование. Истэкэ очень обрадовался, и в тот же вечер они со своим другом разжились кувшином вина, солониной и сыром, и устроили шумную пирушку с пением весёлых песен.
На следующий день стали рассматривать и пробовать преподнесённые дары. Истэкэ говорил их местные названия, а также в меру возможности пытался объяснить, как с ними поступают майя: едят сырыми, запекают, жарят на камнях. С особым почтением Истэкэ указал на продолговатые початки длиной немного меньше локтя, усеянные жёлтыми зёрнами. Один из них был сырой, зёрна твёрдыми и несъедобными, другой явно испечённый на костре. Его зёрна по вкусу были очень схожи с ритуальной лепёшкой тлакскалли, из чего последовал логичный вывод, что из зёрен этого злака аборигены делают муку. Алексий, немного поколебавшись, отдал Гаю пергаментный свиток, полученный от авьи Марины, с описанием местных растений, записанный со слов Алексия Либератора.
Поскольку название тлакскалли оказалось чрезвычайно сложным для римлян, постановили именовать их, как в свитке — тортильи. Сами початки обозначили как маис.
Обнаружились и небольшие коричневые зёрна, которые по указанию Истэкэ, размололи в порошок, заварили кипятком и изготовили горький напиток, который майя пил с огромным удовольствием, а римляне кривились в непонимании. Назывались эти зёрна, как и сам отвар словом “чоколатль”.
Похожее по звучанию слово “томатль” обозначало круглые плоды красного цвета, которые Истэкэ разрезал на несколько частей и съедал сырыми. Римляне также рискнули попробовать, и остались весьма довольны — вкус у сочного плода оказался отменным, только немного пресноватым. Гай предложил добавить несколько крупинок соли, и получилось совсем замечательно. Истэкэ также дали попробовать усовершенствованное лакомство, и он был просто в восторге. Как потом выяснилось, у майя соль была редким и драгоценным минералом, использовалась в качестве валюты, и в семьях простых крестьян и моряков очень ценилась.
Съели также местные фрукты, которые могли испортиться при хранении. При этом Гай Аркадий тщательно описывал на бумаге внешний вид, способ употребления, вкус и местное название, и сверял свои списки с пергаментом Алексия Либератора.
К вечеру с плодами и злаками закончили, и Истэкэ, используя уже неплохой словарный запас латинских слов, отпросился на побывку домой:
— Повидать жена, сын, мама. Завтра возвращаться.
Ему дали маленький мешочек соли, серебряные браслеты для матери и жены и отправили домой.
— Как думаешь, вернётся? — спросил Алексий у Аркадия.
— Конечно, вернётся смотрю, они тут небогато живут, и такую хорошую службу у пришельцев терять просто преступно, — Гай тяжело вздохнул.
— Что так тяжко вздыхаешь? — спросил легат.
— Да так… Тоже хотелось бы под бок к женщине, соскучился я без них… — признался толстяк.
— Да, это вопрос, — сказал Алексий, — Истэкэ вернётся, узнаем у него, наверняка тут имеются какие-нибудь волчицы****!
— Я не люблю волчиц, легат. Они просто выполняют работу и берут с тебя деньги. Я люблю очаровать женщину, спеть ей красивую балладу, сравнить с цветком или бабочкой, рассказать о своих чувствах так, что она сама сделает всё, чтоб остаться с тобой наедине. Потом я могу подарить ей красивые бусы, или браслет, или просто поцелуй, и она будет счастлива!
Алексий покачал головой: вопрос с женщинами надо решать. И не только ради толстого романтика Гая, но и ради четырёхсот легионеров — крепких и сильных мужчин, которым вполне достаточно будет обычных женщин лёгкого поведения. При этом нельзя допустить, чтобы легионеры обижали местных девушек — некрасивых с точки зрения римлян: смуглых, разукрашенных татуировками, с удлинёнными лицами и черепами, большими, орлиными носами, но всё равно, желанных для воинов, томящихся взаперти на кораблях, и теперь с тоской глядящих на пристань, где местные девчонки жестоко дразнили их одним своим видом. “Надо завтра попробовать поговорить об этом с Истэкэ” — подумал Алексий”.
На следующий день снова собрались, можно сказать, командным составом: начальник экспедиции, оба капитана, центурион Тит Сейвус, Алекос, Аркадий и Квинт. Первым докладывал Алекос.
— Я тщательно проанализировал всё, что нам известно об этой стране, и то, что мы узнали за последние дни. Неясностей очень много, не хватает знаний, также затруднён процесс общения: слишком различны наши языки. Одно могу сказать, народ майя не является первобытными дикарями на низком уровне развития. Да, оружие у них довольно примитивное, и судоходство на зачаточном уровне. Для нас также довольно дика их манера одеваться и разукрашивать себя перьями, драгоценностями и татуировками. Но в любом случае, делать какие-то выводы рано. В принципе, майя не настроены агрессивно, но мы пока общались практически только с обычными матросами, а ведь кроме них есть руководство страны, жрецы, воинство, да мало ли кто ещё! Я считаю, что нам необходимо всеми силами заняться изучением майянского языка, чтобы поскорее узнать подробности жизни этого народа от самих его представителей.
— Это всё хорошо, — заметил Тит, — но мои легионеры хотят знать, когда можно будет сойти на берег, пообщаться, так сказать, с местным населением непосредственно?
— Центурион Сейвус, — жёлчно заметил Алексий, — когда вы говорите “мои легионеры”, вы имеете в виду легионеров вашей (он сознательно сделал ударение на этом слове) центурии?
— Я имею в виду легионеров всех четырёх центурий, — делано-равнодушно произнёс Тит.
— А откуда вы знаете настроения и проблемы легионеров других центурий, кроме вашей, первой?
— Потому что я — командир первой центурии, заместитель командира, и в случае его отсутствия принимаю командование на себя!
— А разве я, ваш непосредственный командир, отсутствую? Убит в бою, тяжело ранен? — спокойно произнёс Алексий.
— Нет, легат, — лицо Тита покрылось красными пятнами.
— Ну, вот и хорошо. Пожалуйста, после того как мы закончим совещание, передайте всем командирам центурий, что я хотел бы видеть их у себя. Всех четверых. — подчеркнул он и перевёл разговор. — Что у нас с водой и продовольствием, Квинт?
— Всё в порядке, Алексий. Водой заполнены почти все ёмкости, да и находимся мы на обитаемом берегу, где есть хорошие источники воды. Солонина, сыр и сухари также имеются, но на обратный путь запасы нужно будет пополнить. Если нужны точные цифры, напишу и передам тебе отчёт.
— Хорошо, Квинт, завтра сделай, пожалуйста. Теперь ещё один важный вопрос. Мы пока не знаем, кто управляет этой страной — император, главнокомандующий, верховный жрец? Нам нужно точно знать с кем налаживать контакты и на что при этом делать упор. Снова придётся тормошить нашего друга Истэкэ и выпытывать у него все тайны. Старайтесь научиться языку майя, друзья мои, а для начала давайте попробуем подготовить ещё хотя бы парочку переводчиков…
— Алексий, а можно ли подготовить парочку не переводчиков, а переводчиц? — с невинным видом поинтересовался Гай Аркадий, и под общий смех закончил. — Я думаю, в этих вопросах женщины покажут себя даже лучше мужчин. Да и нам будет веселее!
— Мы будем работать над этим вопросом! — усмехнулся легат.
После общего совещания Алексий принял у себя делегацию четверых центурионов.
— Вопрос такой, друзья, — начал он, — после долгого плавания мы прибыли к обитаемому берегу. Здесь город, дома, храмы, здесь обитают местные жители, а также жительницы. Я прекрасно понимаю, что наши легионеры соскучились по женской ласке, и очень хотели бы не просто сойти на берег, а и всласть там отдохнуть. Увы, пока что этого делать нельзя. Мы абсолютно не знаем, каковы здешние законы и традиции. Может, за обиду жены или дочери полагается смертная казнь, а может закон повелевает заплатить огромный выкуп и жениться на обесчещенной девушке. Да, за нами сила, и на первый взгляд мы можем строго не соблюдать местные законы. Но мы пришли сюда не пограбить мирное население, а найти здесь союзников Римской Империи, разведать запасы золота и драгоценных камней, но не отбирать их силой, а выменивать на что-либо полезное для майя. Проблему досуга легионеров мы понимаем и будем решать. Наверняка найдётся какой-нибудь выход.
— Значит, пока на берег выпускать легионеров нельзя? — спросил самый молодой командир 4-й центурии Марк Ульпий.