— Иди, Гай, и спасибо тебе за труд! А я пойду пока разберусь с нашим другом Алекосом.
Хаотический учёный мирно почивал, повиснув на плечах у двух здоровяков-легионеров из второй центурии. Неприятная на вкус, но весьма крепкая пульке, да ещё и в сочетании с жаркими объятиями жрицы оказалась для учёного слишком убойной смесью, и в какой-то момент он просто заснул мёртвым сном. Легионеры, добродушно посмеиваясь, по команде центуриона Тиберия Помпея дотащили Алекоса до его каюты и бережно сгрузили на лежак.
Затем Алексий вызвал Тита Сейвуса и велел ему подготовить к завтрашнему дню следующую очередь легионеров, и вообще, составить график посещений по десять человек во главе с центурионами или бывалыми легионерами.
— И вот ещё что, Тит. Поговори с капитаном Манием, чтобы он составил такой же график для матросов обоих кораблей, они тоже отдохнуть хотят, пусть распределит по пять человек вместе с легионерами, одной командой. Я предупрежу капитана, чтобы матросы подчинялись старшему легионеру. И чтоб никаких ссор и споров по поводу этих самых жриц. Их там вполне достаточно, так что пусть парни спокойно отдыхают.
— Хорошо, легат, я всё сделаю, — ответил центурион.
Алексий устало присел на койку в своей каюте. Вот так интрига закручивается с этими майя! В двери постучали и зашёл Квинт.
— Как прошло весёлое мероприятие? — улыбаясь спросил он.
— Мероприятие как мероприятие, — хмуро ответил легат, — а вот важные разговоры были весьма примечательны. В двух словах, наш главный жрец приоткрыл завесу своих сокровищ — в тайной пещере, куда он меня водил находится большое количество дорогих и красивых драгоценных камней, а когда я сказал, что их очень много, небрежно махнул рукой, указал куда-то вбок и вниз, и заметил, что вот там этих камней действительно очень много. Он буквально сказал: “очень, очень, очень много”. И всё время восхищался нашими легионерами. Не боялся их, а именно восхищался. Потом шкатулочку мне подарил…
— И что же в ней было, в этой шкатулочке?
Алексий достал подарок, размотал покрывало, и, немного помедлив, откинул крышку…
ГЛАВА Х. В ОЖИДАНИИ ПЕРЕГОВОРОВ
Внутри шкатулки оказались драгоценные камни — шесть крупных, гладких, ярких экземпляров. Прозрачно-зелёный, светло-голубой, насыщенно-фиолетовый, кроваво-красный, ярко-жёлтый, и тёмный, густой, почти коричневый,
— Ай да Метерато, — задумчиво протянул Квинт, — ловкий жрец, нет слов: каждый такой камушек бесценен сам по себе, а этих камушков тут шесть штук, подарок так подарок, ничего не скажешь! Позволю себе предположить следующее. Примо: эти камушки у него далеко не последние, и секундо: наш милый жрец затевает какую-то весьма крупную игру, и очень хочет привлечь нас себе в союзники.
— Ты прав, дружище, “не последние” — это очень мягко сказано, и вообще, я догадываюсь, какую игру затевает Главный жрец. Сегодня у меня был очень насыщенный день. Утром нас провели в храм некоей местной богини, где для начала зарезали какую-то несчастную косулю, ну, типа, жертву принесли, прочитали недолгие молитвы, а затем появились музыканты и жри́цы. Немного поплясали, а затем стали разбиваться на парочки и уединяться в комнатках, специально для этого предназначенных. А меня жрец затащил в переговорное помещение, и давай опять за своё: солнцеликие гости, храбрые воины, длинные острые ножи, мощные корабли. И тут же с ходу — сокровища, драгоценности, золото. Бедный Гай аж взопрел, пытаясь всё это перевести, да я и без него почти всё понял про нас, солнцеликих, про наших воинов с длинными ножами, да про свои сокровища. А потом жрец увлёк меня в длинный извилистый коридор, который вёл в сокровищницу. Друг мой, там было, чем полюбоваться: всё уставлено шкатулками из золота и нефрита — они, кстати, ценят его дороже золота — а в них камушки, да не по шесть штук, а по нескольку десятков в каждой: в одной жёлтые, в другой зелёные, в третьей синие, ну и так далее. Я по простоте своей, возьми и ляпни, что, дескать, камни красивые, и их тут много! А он так серьёзно на меня посмотрел, и говорит, что здесь мало камней, и рукой тычет куда-то вниз и в сторону: вот там их, говорит, много, много, много. И мне шкатулочку эту в руки, подарок, говорит.
— Вот, значит, как… — Квинт в раздумьи почесал отросшую щетину на подбородке, — Жрец, видимо, затевает войнушку и хочет, чтобы наши легионеры помогли ему в ней победить и получить за это много, много, много красивых драгоценных камней. Только против кого он собирается воевать, против соседних государств?
— Не знаю, Квинт, как насчёт соседних, мы про это не говорили. Но у них тут, как выяснилось, имеются сложности внутри самих майя. Цивильная, так сказать, власть существует, но жрецы имеют на неё огромное влияние и зачастую правят вместо этой самой власти. И вообще, народ майя разобщён, у каждого племени свои интересы и, кстати, киче — это название того племени, которое обитает в этих краях и принимает у себя нас, солнцеликих римлян. А наш Метерато, как мне кажется, лелеет мечту прежде всего захватить власть над народом майя, а потом уже взяться за соседей. Цивильный вождь, которого он посадит, так сказать, на трон, будет формально править по его указке, а сам он станет уже не главным, а Верховным Жрецом всего майянского народа. А несогласных вскоре постигнет участь той самой косули, которую зарезали на жертвенном камне в гостях у весёлых жриц — мне Алекос говорил, что у подобных племён человеческие жертвоприношения — обычное дело.
— Ну, не знаю, может, насчёт человеческих жертвоприношений, ты и сгустил краски, но в целом версия вполне правдоподобна, — Квинт достал из шкатулки ярко-красный камень, повертел его в руках, — слушай, Алексий, а кто ещё знает про множество камней у жреца и его грандиозные планы?
— Пока никто. В сокровищнице мы были с ним вдвоём, в переводчиках не нуждались, моего словарного запаса вполне хватило. А вот про планы может догадаться Гай Аркадий, там беседа шла через него. Я с ним поговорю, чтоб он молчал, но толстяк доктор, думаю, и так не будет соваться в эти интриги — он мне сам сказал, что хочет оставаться просто врачом и учёным, а свободное время предпочитает проводить за кувшином вина, дружеской беседой, пением под кифару и общением с женским полом. Политические интриги его не интересуют. А вот кого нельзя допускать до всех этих секретов, так это Тита Сейвуса!
— Да, судя по тому, как он видит нашу миссию, стоит ему пронюхать про сокровища… У него свои грандиозные планы, и помешать ему будет очень сложно. На его стороне сила — он реальный командир, легионеры его знают и уважают. И ещё: если он захватит майянские сокровища, ему простят всё, и нарушение присяги, и неподчинение старшему по званию, тем более, он наверняка попытается тебя убить. Тогда всё очень просто: храбрый Тит побеждает коварных майя, убивших славного легата Алексия, а он, разбив коварных аборигенов, возвращается в Рим с победой и сундуками, полными золота и драгоценных камней. И даже если его отец, Рем и заподозрит что-либо, он ничего не сможет сделать со свои сыном, народным героем и любимцем Титом, победившем злых туземцев и наполнившим римскую казну сокровищами.
— Самое неприятное, друг Алексий то, что, вообще говоря, нам очень выгодно выступить на стороне Метерато. У него будет двойное преимущество: знание всех местных особенностей ведения войны с одной стороны, а с другой четыре центурии сильных, хорошо вооружённых, опытных легионеров с боевыми аэростатами в запасе, которые с огромным удовольствием займутся покорением туземцев. А у нас, помимо богатой добычи появится союзное Риму государство на новом континенте. Его вождь, наш друг и союзник, мудро правит своим народом, выкачивая из недр золото и драгоценности и содержит постоянный римский гарнизон на земле майя… — Квинт немного помолчал и добавил. — А если увеличить этот гарнизон с четырёх центурий до одного-двух легионов, да ещё усиленных местным ополчением…
— Ладно, ополчение. А вот наши аэростаты, которые майя ещё не видели! А с новым легионом наверняка приедут в трюмах и мамортисы, против которых у туземцев нет ни баллист, ни онагров! — Алексий вздохнул.
— Такое впечатление, легат, что ты сожалеешь о нашем военном преимуществе, — осторожно произнёс Квинт.
— Как тебе сказать… Я сожалею не о нашем преимуществе, а о том, как его могут использовать! Если бы на моём месте был Тит Сейвус, он бы уже отдал приказ о начале военной операции, в которой совершенно бы не стал церемониться ни с Метерато, ни с другими жрецами, ни с воинами майя, ни с мирным населением.
— А ты не желаешь завоевать сокровища таким способом? — полувопросительно, полуутвердительно произнёс Квинт.
— Не желаю. И не только потому, что хочу мирных отношений с народом майя, но и потому что мы не знаем реальную силу их воинов. Да, мы видели у них только примитивные дубинки и копья, но это не значит, что у них нет другого оружия — мы ведь тоже до поры до времени не демонстрируем свои аэростаты и мамортисы. И если вдруг всё же начнётся война между нами, пришельцами, и аборигенами, они будут сражаться на своей земле, используя древние знания своего народа, силы родной природы, её скрытые возможности. В любом случае, эта война затянется, и жертвы будут не только у майя, но и у легионеров!
В этот раз собеседник Сунь Лея выглядел ещё более благодушно, и поэтому он решил действовать.
— Я понял свою ошибку, господин главный советник, а вы совершенно точно заметили, что инструкции передать сейчас нашему человеку невозможно. Корабли Империи Дацинь направляются к берегам, у которых ещё нет названия, это край траура, хаоса и войны, Царство Белого Тигра, и очень мудро было с вашей стороны дать понять, что гораздо лучше дождаться возвращения этого человека домой. Если его соотечественники найдут в тех краях золото, они непременно пожелают снарядить более мощную экспедицию, с десятком кораблей, но дело это долгое и хлопотное. А несколько сотен небольших, юрких джонок с нашими храбрыми воинами отправить в путь — нужно гораздо меньше времени. Конечно, хорошо бы быть готовым заранее и начать собирать все эти джонки уже сейчас, но мы пока не знаем, когда вернутся корабли римлян, и с каким результатом. Впрочем, эти вопросы находятся не в моей скромной компетенции, я только прах под ногами Сына Неба и его ближайших слуг, и стараюсь смиренно выполнять своё предназначение. Здесь написаны имя и адрес того самого человека и его родственников, и если со мной что-либо случится, его можно будет найти, — мандарин протянул сановнику бумажку с тщательно выписанными иероглифами.