— Я уверен, что большинство из них, хоть и частенько проклинают море, думают так же, как и я.
— Но ведь мы могли сейчас разбиться, мосье? — робко спросила Жанна, подняв глаза на капитана.
Жиродэ улыбнулся:
— Шторм во время якорной стоянки весьма опасен. Если ветер очень свежий, вот как теперь, приходится отдавать второй, а то и третий якорь. Иногда и это не помогает, и суда выбрасывает на берег. Однажды мы подобрали экипаж испанского судна, потерпевшего крушение у маленького острова. Люди провели на нем четыре месяца! А могли бы и остаться на всю жизнь!
Жанна смотрела на капитана широко раскрытыми глазами. Что если и их выбросит на такой же мрачный остров?
Обычно не очень-то разговорчивый и приветливый, Жиродэ не мог сдержать улыбки, и Жанна поняла, что капитан не так суров, как хочет казаться.
Здесь, на корабле, Жанна давно уже обрела настоящих друзей. И хотя Вивэ всегда криво усмехался, встречая ее на палубе, девушка знала, что почти все остальные моряки относятся к ней доброжелательно.
Коммерсон не раз пытался поговорить с Бугенвилем о Жанне, чтобы узаконить ее положение. Но плыли они на разных кораблях. На непродолжительных стоянках выбрать подходящий для этого разговора момент было не так-то легко. А кроме того, Коммерсон инстинктивно чувствовал, что пока лучше не изменять положение вещей и оставить все как есть.
Жиродэ тоже думал о необыкновенной судьбе девушки. Иногда ему хотелось поговорить с ней подробней, расспросить о том, как она жила раньше. Но капитан никак не мог найти предлог для такой беседы и лишь отечески похлопывал «Жана» по плечу. Куда легче было капитану объяснять маневры кораблей, особенности управления парусным судном.
— А вот и твой патрон, Жан, — сказал Жиродэ, увидев на палубе Коммерсона, о чем-то спорившего с Верроном. — Наверное, ему, как всегда, не терпится попасть на новую землю.
— Я слышал, что здесь предполагается длительная стоянка, мосье Жиродэ? — спросил Веррон — В таком случае я оборудую на острове обсерваторию. Небо здесь, правда, почти всегда пасмурно, но все же я надеюсь сделать интересные наблюдения. Мосье же, — он поклонился в сторону Коммерсона, — интересуют крутые каменистые склоны этих гор совершенно так же, как и буйная растительность Бразилии.
Жиродэ блеснул глазами:
— Уж и не знаю, сможет ли наше судно поднять всю ту траву, которую насобирает мосье Коммерсон. Впрочем, ему, кажется, здесь особенно поживиться нечем.
Коммерсон добродушно усмехнулся:
— Кто знает, может быть, без этой травы и мы с вами, мосье, никогда не существовали бы.
И видя, что все с недоумением посмотрели на него, ученый добавил:
— Мосье Дидро говорил мне, что все живое развивалось постепенно и что даже человек не появился на земле в таком виде, как мы с вами.
Жиродэ хотел что-то сказать, но лишь выдохнул из себя неопределенно: «Хм-м». Барре широко раскрытыми глазами смотрела на Коммерсона. Ведь всем известно, что человека сотворил бог…
Филибер спохватился:
— Но, капитан, мы теряем время даром. Я вижу, что от «Будёза» уже отвалила шлюпка. Все ли у нас готово? — обратился он к Жанне.
— Да, мосье.
Барре посмотрела на берег. У застывших в хаотическом беспорядке гор темнел мрачный лес. Шипящая пена лизала голые скалы. Баркас с «Будёза» уже пристал к берегу, и маленькие фигурки людей сновали повсюду.
Матросы быстро развернули какой-то предмет, и белое полотнище палатки из старого паруса затрепетало на ветру.
Как только был разбит лагерь, Бугенвиль приказал немедленно приступить к ремонту судов. Сколько понадобилось усилий, чтобы поддерживать корабли во время п хапания в хорошем состоянии! Дюкло-Гийо уверял, что он лично наблюдал за постройкой фрегата в Нанте и лишь на непродолжительное время отлучался из порта, чтобы провести неделю-другую в кругу своей семьи. Но разве может уследить один человек за всем? Бугенвилю, слишком занятому в те дни в Париже подготовкой экспедиции, не удалось даже наездом посещать Нант. Но теперь нужно исправлять ошибки.
Впереди огромный и неведомый Тихий океан. Это нешуточное испытание для судов. Надо основательно подготовиться к длительному и опасному плаванию.
Прежде всего команды обоих кораблей занялись починкой транспорта, течь в носовой части которого все усиливалась. «Этуаль» килевали: подвели к прибрежной пологой мели и, заложив тали за топы мачт, накренили так, что подводная часть судна до киля выступила из воды. После этого принялись за поиски повреждения. Оказалось, что вода проникала в месте соединения обшивки с форштевнем. Пришлось заменить всю носовую обшивку.
Бывалые моряки только удивлялись небрежности кораблестроителей в Нанте: что это — случайность или злой умысел?
Матросы работали быстро и старательно. Тщательно заделать место течи — значило, прежде всего, избавиться от тяжелой, изнурительной ежедневной откачки воды из трюма. Боцман Пишо удовлетворенно кивал головой, осматривая новую обшивку, — течи теперь не будет.
Потом пришла очередь фрегата. Его также килевали, после чего заново проконопатили и окрасили всю надводную часть.
Почти все время шел дождь, ветер гнал большую волну. Утром подмораживало, и снасти покрывались инеем.
Бугенвиль видел: многие моряки недовольны. Работы закончены, взят солидный запас дров и свежей воды, а корабли все еще не покидают бухту. Всем не терпелось поскорее выбраться из неприветливого пролива, который погубил немало кораблей.
Но Бугенвиль говорил офицерам, что экспедиция покинула берега Франции совсем не за тем, чтобы заботиться лишь о собственной безопасности. И чем точнее они составят карты запутанного лабиринта пролива Магеллана, чем лучше определят скорость и направление течений, наметят удобные для стоянки судов бухты и заливы, тем легче будет плавать в этих местах другим. И как только погода несколько улучшилась, начальник экспедиции приказал подготовить парусный баркас, чтобы пройти вдоль побережья, сделать астрономические и навигационные наблюдения. Бугенвиль, де Бушаж и де Бурнан за несколько рейсов на баркасе нанесли на карту много островков, небольших проток и бухт.
В одну из поездок их сопровождали принц Шарль, Веррон, Коммерсон и Барре. Хотел было примкнуть к ним и отец Лавесс. Но когда ветер рванул полы его рясы, волна швырнула в лицо сотни мелких холодных брызг, он пробормотал слова библейского псалма: «Nix, glando, glacies, spiritus procellarum — снег, иней, лед, дыхание бури» — и быстро скрылся в своей каюте.
Баркас осторожно пробирался вдоль скалистых берегов. За кормой оставался пенистый след. Чайки косо падали к верхушкам волн и, взмывая вверх, жалобно кричали. Ветер переменился, дул с юга. Небо покрылось облаками. Пошел мелкий дождь. Баркас обогнул несколько гористых островков, припорошенных снегом. Первозданный хаос берегов, нагромождения огромных, сглаженных морем камней, темные деревья на склонах холмов — все это производило тягостное впечатление.
— Если есть дорога, ведущая в ад, то, несомненно, она похожа на эти места, — сказал принц.
Никто ему не ответил. Все посматривали на небо. Погода быстро портилась. Моросящий дождь перешел в мокрый снег. Пришлось пристать к берегу и разбить палатку. Но и в ней было не теплее. Промокшим и окоченевшим путникам с трудом удалось разжечь в палатке сырые ветки. Все протянули к огню озябшие руки.
Принц широко расставил ноги в высоких морских сапогах и распахнул плащ, чтобы тепло проникло к самому телу.
Костер, весело потрескивая, разгорался все сильнее. Де Бушаж отодвинул подальше брезент, на котором были сложены навигационные приборы. Астроном Веррон ревниво следил, чтобы не поцарапались его инструменты, которые он все время прятал от дождя и снега.
Бугенвиль перехватил его взгляд.
— Мосье Веррон, — сказал он, — боюсь, что за эти дни вам не удалось взять достаточное число лунных расстояний, ведь небо здесь почти всегда покрыто тучами. Я склонен думать, что этот метод определения долготы очень несовершенен, так как требует много наблюдений за значительный промежуток времени.
— По вычислениям Галлея, — ответил Веррон, — Луна проходит по небосводу среди звезд, лежащих на ее пути, с угловой скоростью 33 секунды в минуту времени. Поэтому при измерениях расстояния до звезды ошибка составит 15 минут по долготе. По отношению же к Солнцу Луна отстает в своем движении на один градус в сутки. А значит, и ошибка в определении лунного расстояния приведет к еще большей неточности при вычислении координат нашего местонахождения.
Барре вслушивалась. О чем рассуждают ученые? Что значит долгота? Лунные расстояния?
Выглянуло солнце, и де Бушаж, взяв в руки один из непонятных инструментов, лежавших на брезенте, быстро вышел из палатки. В ней было тесно, дым разъедал глаза, и Барре последовала за шевалье. Де Бушаж держал этот металлический треугольный предмет в вытянутой левой руке, а правой вертел какой-то винт. Одним глазом он смотрел в длинную узкую трубочку, прикрепленную к треугольнику.
Барре не раз видела, как астроном Веррон на борту «Этуали» вот так же долго колдовал с таким же странным предметом, но не осмеливалась заговорить с ним. Бушаж казался ей мягче и добрее большинства офицеров, и Жанна подошла к нему.
— Что вы делаете, мосье?
Шевалье оглянулся и опустил инструмент.
— Эта штука называется английским октантом. Изобрел его Джон Гадлей, капитан британского флота. Объяснять его устройство долго, да, пожалуй, ты и не поймешь все сразу.
— А зачем вы смотрите в эту трубку, мосье?
— Хм… Ну ладно. Видишь ли, Жан, пока корабль плывет вблизи знакомых берегов, ориентироваться не так уж сложно, надо только хорошенько изучить вид побережья. Но как только выходишь в открытое море, без навигационных приборов обойтись уже нельзя. Кругом одна вода. Проплывешь ли ты сто или тысячу лье, она везде кажется одинаковой. Вот и остается ориентироваться по небесным светилам.
Барре слушала внимательно. Как понятно объясняет все этот шевалье и совсем не стыдится разговаривать со слугой.