Они стояли в наблюдательной каюте и внимательно смотрели, как удаляется этот мир. Вань и Агасейрус занимали другой конец моста. Вань сочинял поэму об этом, а Сигманианец наблюдал одним из своих четырех глаз за знаками, которые он рисовал. Ивон пододвинулась к противоположному концу, чтобы не отвлекать их, и самой не отвлекаться.
Планета все еще была огромной и блестящей. Свет был менее интенсивным, чем от Юпитера, более серебристый, чем золотистый, хотя по силе он был равен нескольким земным лунам. Ленты облаков не были впечатляюще раскрашены или же клубящиеся. Но кольца! И впереди около крошечного солнца поднималась арка огромного белого лука, Титана; Ивон стояла на его внешних снегах, смотрела через туманную синеву плотного воздуха Сатурна, подвешенного над горным хребтом, и плакала.
На ее руку, которой она держалась за перила, легла рука. Она почувствовала гладкую кожу и тепло, которое коснулось ее плеча, и через мириады запахов Сигманианца повеяло ароматом человека.
— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — тихо спросил Скип. — Я не стану больше болтать, как тогда, когда вы вернулись на борт.
Ее сердце застучало чаще.
— Пожалуйста, оставайся. Ты так и не рассказал мне, что произошло в мое отсутствие.
Он заколебался.
— Ну… мы здорово провели время. Мы сперва вышли на орбиту здесь, потом там, и обменялись впечатлениями и… Давай не будем говорить о делах. Это место и в самом деле настраивает тебя на поэтический лад, не правда ли?
— А разве это не так?
Она повернулась к нему лицом. В феерии света он стоял, как отлитый из серебра и увенчанный звездами.
— И мы сможем вернуться назад, — ликовала она, — Агасейрус принял нас во вселенной. Не так ли?
И снова он помедлил с ответом.
— Да. Очень хорошо. — Когда он двигался, тени плавали по его мускулам рук и живота.
— Мы сможем вернуться назад, — повторила она. — Мы сможем продолжать наше общение. Любая мечта нашей расы, о какой только можно было подумать… это похоже… для меня это как будто я только что вышла замуж… Нет. Это было потом омрачено ежедневной рутиной. Это… Ты помнишь как настал новый век?
— Конечно. Моя банда, соседские мальчишки, мы все раздобыли незаконно фейерверки и ракеты и стреляли ими. Полиция и родители всего навсего нас пожурили. Это была такая ночь!
Хотя, ты была почти что взрослая. Я был в позднем подростковом возрасте. В возрасте, когда с неуклюжестью покончено, рождаются новые надежды, все представляется чудесным. А тут еще новый век — новое тысячелетие! — стояло перед нами. Порог, за которым мы оставляли все плохое, старое, грязное, а входили через дверь ко всему беззаботному, чистому, свободному. В страну, которую никто не испортил, в землю обетованную. Это то же самое. Только это не иллюзия молодости теперь, это на самом деле. И навсегда!
Она обняла его.
— Скип, ведь ты заслужил это для нас. Ты, и никто другой.
Он тоже обнимал ее. Она отступила. Он не отпустил ее. Она оторвала щеку от его груди и увидела его жаждущий рот. Через минуту, которая закружила ее как в водовороте, она освободилась и показала взглядом, полным опасений, мимо него вдоль невидимого моста. Силуэт, перпендикулярный Млечному Пути, как будто свободно парящий среди сборища звезд, тело Агасейруса, похожее на сосновую шишку, все еще скрывало ее от Вань Ли. Скип взял ее за волосы и мягко, не давая ей сопротивляться, прижал к себе. Его рука путешествовала вниз по ее спине. Обе ее руки обнимали его за шею, потом за плечи, потом коснулись ребер.
— Нет… пожалуйста… о-о-ох… А почему нет? Чего же я медлю?
— Пойдем, дорогая, дорогая. Сатурн может подождать. Мы вернемся. В мою каюту… — И между смехом и слезами: — Я подготовился к этому. Я не думал сперва, но когда распаковал свой личный багаж, то обнаружил… Кольца — для влюбленных!
Сигманианец намеревался остановиться в глубинах Меркурия: Орбита за орбитой, это займет около пятнадцати дней. Оттуда, приближаясь все ближе к солнцу, он возьмет курс на возвращение к Земле (вероятно, он нашел Венеру совершенно непривлекательной, как сочли и люди).
— И нас отпустят, — сказал Скип.
Ивон уютно пристроилась у него под рукой.
— Я не знаю, радоваться этому, или печалиться, — говорила она ему. — Полагаю, и то, и другое. — Ее пальцы у начала его позвоночника говорили: — Я рада, пока мы вместе.
Вань игнорировал ее. Он никак не прокомментировал того, что явно происходило между ними. Средний житель Запада выразил бы свои поздравления. Я полагаю, бедняга чопорный сухарь думает, что мы поступаем ужасно, размышляла Ивон и еще ближе прижималась к Скипу.
— Нам позволят воспользоваться тендером? — спросил Вань.
Они сидели на временно полученных из пола кушетках там, где изначально было помещение для приема земных гостей. Научные приборы оставались там, что естественно предполагало встречи около них. (И мы действительно стали регулярно тут обедать. Скип и я обедали вместе, начиная с закуски и заканчивая поцелуем на десерт. Вань питался совершенно один.) Агасейрус не присутствовал при этом. Открытый купол, шелестящий нежный сад кругом, напоминали о существе, которое, как узнал Скип, пролетело восемнадцать световых лет, чтобы возобновить от имени своего народа чувство изумления, которое его далекие предшественники привезли назад из солнечной системы.
Вань подал реплику:
— Не думаете ли вы, что настало время поделиться с нами — со мной — знаниями, которые вы получили в своих специальных переговорах? Предполагалось, что этот проект — совершенно идеальный для международного сотрудничества. И поэтому была устроена пресс-конференция.
Скип нахмурил брови.
— Ну? — настаивал Вань.
— О’кей. Я буду говорить прямо, — сказал Скип. — Я не уверен. У меня и Агасейруса нет секретного кода, которым мы обмениваемся и посылаем своим начальникам секретной службы, как вы воображаете себе.
Вань еще больше напрягся, и Ивон подумала:
— Я должна убедить своего любимого поступать уважительно. Он не хотел причинить вреда — как обычно — но Вань не понимает добродушного подшучивания — он принимает все за обиду и отвечает той же монетой, и тогда Скип злится и в свою очередь платит ему тем же, и так до тех пор, пока при виде друг друга они будут готовы броситься с кулаками.
Возможно, бродяга заметил это, потому что он продолжал невыразительным тоном:
— Не зная как пользоваться звуковым синтезатором, я не могу воспроизводить имитацию звуков Сигманианца. Мы перебрасываемся несколькими словами, но в основном мы делаем рисунки. Мы уже выработали множество элементарных знаков, да, и я сделаю из них словарь, если вы пожелаете. Уж в своем официальном отчете, я это сделаю непременно. Однако, в целом, мы понимаем друг друга преимущественно интуитивно. Это что-то вроде того, когда читаешь головоломку, в которой большинство слов пропущено.
— Вы нам это уже объясняли раньше, — сказал Вань, не так уж недоверчиво. — Я спросил, что вы думаете, насчет того, чтобы… каковы ваши впечатления насчет того, дадут ли нам тендер, чтобы мы могли спуститься на Землю.
— Мои впечатления таковы: мы можем получить один, если попросим. Или точнее — я попрошу. Давайте говорить прямо: Ивон первой догадалась, как можно договориться с Агасейрусом, но я его собрат по профессии. — Скип приласкал ее, — То, что он предпочитает мою компанию — ее, доказывает, насколько мы оба инопланетяне, — Он снова стал серьезным, — Я не думаю, что нам стоит об этом просить. Я не стану этого делать. Наши астронавты могут снять нас, как они делали это раньше.
Вань сидел неподвижно. Ивон заглянула Скипу в лицо, которое больше не было мальчишеским, и спросила с беспокойством:
— Почему?.
— Ты знаешь, почему, — ответил он. — Слишком большой соблазн для правительств. Я полагаю, что это называется «дестабилизацией».
— Возможно, вы правы, мистер Вейберн, — медленно сказал Вань.
Скип приподнялся на локте. Его рука была под ее шеей, ладонь — на противоположной стороне головы. Его свободная рука и нога двигались вдоль нее, медленно лаская. Свет в его каюте был неяркий и розовый.
— Ты — ангел, — прошептал он.
Она протянула руку, чтобы погладить его в ответ.
— Я счастлива, насколько это возможно, — сказала она не громче, чем он. — Падший ангел, однако.
Его губы скривились.
— Падший или все еще падающий? — скаламбурил он.
— И то и другое. Черт возьми, скорее, падающий в пропасть.
— Души, опускающиеся в пропасть вместе. Свободное падение… эй, а как насчет этого когда-нибудь?… в свободном падении навсегда…
Он наклонился, чтобы коснуться губами впадинки, где ее горло переходило в плечо. И от нее повеяло сладкой истомой, возникшей из ее дремы, резко, как удар ножа. Она обняла его и сказала в страхе:
— Ты действительно хочешь этого? Правда?
— Да, — сказал он в ее волосы. — Здесь, рядом с тобой, я наконец хочу сказать, что это навсегда.
— Ты то же самое чувствовал и к другим?
Он уловил намек, выпустил ее и сел. Его глаза строго смотрели на нее.
— Я понимаю. Да, когда-то раньше я точно так же честно думал, что это было навсегда. Только, ты — особенная, Вонни. И нет такой другой.
Ивон присоединилась к нему, она оперлась спиной о спинку кровати, в которую они превратили помост, когда удваивали его ширину. Она вцепилась в его руку со всей силы, но смотрела прямо перед собой. Ее речь была быстрой и не совсем четкой:
— О да, у меня есть образование, положение… Нет, пожалуйста, пойми меня правильно, я понимаю, что тебе абсолютно ничего от меня не нужно, за исключением меня самой. Мы хорошо работаем и общаемся вместе. Вероятно, я — самая умная из женщина с которыми тебе доводилось встречаться. Ты тоже умен, ты любишь узнавать новое, размышлять. Я тебя учила и давала пищу твоему уму. — Она уронила голову. — Что же дальше? Я не красавица. Не льсти мне. Я привлекательна. Возможно, это я первая начала влюбляться в тебя, когда ты показал мне, как я привлекательна, тысячу лет назад, на том океанском корабле. Но я не королева красоты. Я просто очень худенькая. Я стараюсь научиться, как ублажить тебя, но скорее всего у тебя были более способные ученицы. И… когда мне будет сорок лет, тебе будет тридцать два. Когда же тебе будет сорок два, мне будет пятьдесят.