живой, даже несмотря на легкое похмелье. Вот если бы шестнадцатилетняя Бетти Дин прошла сейчас мимо окна и увидела ее внутри, ей наверняка захотелось бы оказаться на ее месте, с улыбкой подумала она.
Не успела Бетти насладиться пришедшей ей в голову мыслью, как дверь кафе распахнулась и внутрь вошел какой-то невысокий мужчина, одетый, несмотря на холод, в футболку с короткими рукавами. В одной руке он держал дымящуюся сигарету, другая была засунута глубоко в карман вытертых джинсов. Его длинные волосы спутались и висели неопрятными прядями, но Бетти все равно показалось, что голову мужчины окружает сверкающий золотой нимб.
Она замерла.
Это был он.
Дом Джонс собственной персоной.
Бетти непроизвольно поднесла ладонь к щеке, которая по какой-то непонятной причине вдруг запылала. Краешком глаза она наблюдала за тем, как Дом подошел к стойке и заказал полный завтрак с двойной порцией бекона и крепкий чай. Сделав заказ, он сел за столик в углу, достал из кармана мобильник и стал набирать какой-то номер, потом почесал в затылке, затушил сигарету в маленькой металлической пепельнице – такой же, как и на столике Бетти, – и развернул газету. Читая, он слегка притопывал под столом правой ногой и время от времени почесывал промежность прямо сквозь джинсы. Лицо его покрывала густая двухдневная щетина, под глазами набрякли мешки, взгляд казался отсутствующим.
По правилам хорошего тона, Бетти, конечно, не следовало к нему подходить. Ей следовало бы просто оставить его в покое, словно он был одним из животных в зоопарке, которые гуляют на свободе. Смотреть можно, гладить запрещается. Но этим сырым июльским утром у них было слишком много общего, поэтому Бетти просто не сумела сдержаться и спросить себя, чего, собственно, она собирается добиться. Вместо этого она повернулась к Дому всем корпусом и, выждав несколько мгновений, чтобы у него было время заметить ее взгляд, сказала как могла беззаботно:
– Привет.
На лице Дома Джонса промелькнула недовольная гримаса, но он все же ответил ей скупой улыбкой и коротким кивком. Так обычно здороваются с совершенно незнакомыми людьми, однако Бетти сумела убедить себя, что в его глазах промелькнул огонек узнавания.
– Мы знакомы? – спросил Дом Джонс.
– Нет, – честно ответила Бетти. – То есть… то есть мы не представлены по всем правилам, но… Я живу в доме напротив. Вы меня видели несколько раз, когда я курила на пожарной лестнице.
Дом Джонс посмотрел на нее абсолютно пустым взглядом. Его прищуренные глаза смотрели внимательно, но он, похоже, никак не мог сообразить, кто перед ним, пока его взгляд не остановился на пачке «Золотого виргинского», лежавшей перед ней на столе. Дом Джонс медленно кивнул.
– Ах да, – сказал он. – Теперь я вспомнил.
На этом разговор должен был бы закончиться. Что еще они могли сказать друг другу? И тем не менее Бетти не оставляло ощущение – почти уверенность, – что сидящему за соседним столиком человеку просто необходимо о чем-то поговорить и что он не против поговорить об этом с ней.
– Извините за шум прошлой ночью, – сказала она. – Надеюсь, мы не очень вас побеспокоили.
Дом Джонс отложил газету. Этот жест Бетти восприняла как знак, как готовность поддержать затеянную ею непринужденную беседу между двумя соседями.
– Ну вы и говнюки! – заявил Дом Джонс с кривой ухмылкой и, откинувшись на спинку пластмассового стула, окинул ее еще одним взглядом, по которому было совершенно невозможно что-либо понять. – Настоящие говнюки. Вчера я специально лег пораньше – хотел выспаться впервые за полгода, и тут – на тебе! Музыка, крики и бог знает что еще. У меня просто руки чесались выйти и надрать вам задницы.
Бетти ахнула и вскинула руку к губам.
– О господи! – воскликнула она. – Извините, пожалуйста!
Но по тому, как изогнулись его губы, она видела, что на самом деле Дом вовсе не сердится.
– Да в общем-то, ничего страшного не произошло, – проговорил он спокойно. – Я просто перешел в спальню, которая выходит на улицу, и принял темазепам. Эта штука вырубает тебя начисто. Правда, потом встаешь совершенно разбитым. Хуже, чем с перепоя.
Бетти улыбнулась. Это было просто удивительно – сидеть в кафе и вот так запросто болтать с самим Домом Джонсом.
Тем временем Дом взял со стола пачку сигарет и протянул Бетти. Первым ее побуждением было отказаться – фабричные сигареты она терпеть не могла. Все эти смолы, канцерогены и прочая дрянь… С другой стороны, ей было просто необходимо выкурить одну из его сигарет. Лет через пятьдесят она будет очень жалеть, что не сделала этого, когда у нее была такая возможность. И, пересев за его стол, она вытянула из пачки сигарету и наклонилась к протянутой Домом зажигалке.
– Ну и как, хорошо вчера повеселились? – осведомился он, в свою очередь закуривая и выпуская дым уголком рта.
Бетти кивнула.
– Собственно говоря, это была не моя вечеринка. Планировалось, что это будет что-то вроде новоселья, но мой приятель воспользовался им как предлогом, чтобы пригласить на праздник всех живущих в Лондоне иностранцев. Ну, не всех, но по крайней мере половину.
– …И в результате ты оказалась среди совершенно незнакомых людей, от которых не знала, куда деваться. – Он с пониманием кивнул.
– Да. Что-то вроде того.
– Я знаю такого рода вечеринки, – сказал Дом Джонс. – Сам несколько раз попадал в такое положение, причем в собственном доме. Тогда я просто запирался в своей комнате и мочился в бутылку из-под молока, пока гости не расходились.
Последовала непродолжительная пауза, во время которой официант принес Дому заказанный завтрак. Выглядел он очень аппетитно, в особенности румяные тосты – каждый с распластанным на нем яичным белком и сверкавшим, точно стекло, куполообразным желтком. Бетти тоже была не прочь съесть яйцо или два, но она не могла себе этого позволить. Судя по светящемуся табло над стойкой, порция тостов с яйцом стоила два с половиной фунта, а у нее в кошельке осталось только три с половиной, на которые ей предстояло как-то жить до следующей зарплаты. И все же она была не в силах отвести взгляда от тарелки Дома – Бетти буквально пожирала яичницу глазами, пока он, сложив и убрав газету, накладывал в чай сахар из стеклянной сахарницы.
Она уже собиралась вернуться за свой столик, поскольку ей казалось, что теперь-то их разговор закончен и больше не возобновится, когда Дом, взяв в руки вилку и нож, неожиданно спросил:
– Ну и давно ты здесь живешь?
Бетти сделала глоток капучино из своей чашки.
– Три недели и пять дней, – ответила она с гордостью.
– Немногим дольше, чем я, – покачал головой Дом, и Бетти, притворившись, будто ей ничего не известно о его семейной ситуации, бросила на него вопросительный взгляд.
– Да, я купил этот дом три года назад, но прожил в нем всего месяц или два, прежде чем переехал к… в другое место. Теперь я вернулся.
– Гм-м… понятно, – осторожно заметила Бетти.
– А где ты жила до того, как перебралась в Сохо?
– На Гернси.
– Это, кажется, остров?
– Остров, – подтвердила она. – Только очень маленький.
– Да-да, теперь я вспомнил. Это ведь офшорная зона, верно? Кажется, там у меня открыто несколько счетов… – Дом отрезал кусок тоста и задумался. – А может, не на Гернси, а на Джерси, не помню точно. Либо там, либо там… впрочем, неважно. – Слегка пожав плечами, он отправил тост в рот, и Бетти посетила совершенно сюрреалистическая по содержанию мысль: «Вот я сижу и смотрю, как знаменитый Дом Джонс ест тост с яйцом». Она, однако, поспешила задвинуть эту картину в самый дальний уголок памяти и попыталась сделать вид, будто не находит ничего удивительного в том, что рок-звезды завтракают простецкими тостами.
– Ты ведь работаешь в «Вендиз», да?
Она удивленно посмотрела на него.
– Откуда ты знаешь?
– Я же видел тебя в форменной одежде, помнишь?.. Только тогда ты была блондинкой. – И Дом взглянул на Бетти с такой грустью, словно цвет ее волос был для него источником глубочайшего огорчения.
– Ну, с волосами я сама виновата, – заявила Бетти с откровенностью, поразившей ее самое. – Напортачила с красителем. Теперь придется идти в салон, чтобы там меня покрасили как следует, но я пока не могу себе это позволить. В общем, пока не накоплю денег, придется ходить в берете…
Дом Джонс с аппетитом резал толстую сосиску. Ножом и вилкой он орудовал как дровосек.
– А как тебе работа в «Вендиз»? – спросил он с набитым ртом. – Нормально?..
Она пожала плечами.
– Не так плохо, как может показаться на первый взгляд. Там работают хорошие ребята, и начальник тоже ничего. Кроме того, работники бесплатно обедают и ужинают.
– Мне «Вендиз» нравится, – заявил Дом. – Я всегда ходил туда после концертов, до того как… в общем, пока мог.
Бетти скорее почувствовала, чем поняла, что он намекает на свою славу суперзвезды, о которой ему неловко говорить прямо.
– А вы все еще подаете сэндвичи с цыпленком? – спросил Дом с какой-то детской надеждой. – Те, которые с острым соусом?
– Да. Они у нас вроде как бестселлер.
– Это отличная новость. Когда-то я их очень любил и, наверное, до сих пор люблю. – Он неожиданно вздохнул. – «Вендиз», Шафтсбери-авеню, молодость… эх!..
– Но вы… ты еще совсем не старый, – сказала Бетти и покраснела от собственной дерзости. Говорить «ты» малознакомому человеку, да еще знаменитости, это было совсем на нее не похоже, хотя она уже заметила, что в Лондоне правила формальной вежливости существуют чисто номинально. Кроме того, Дом Джонс был рокером, а эта публика всегда пренебрегала этикетом, причем делала это сознательно. А чем она хуже? В конце концов, Дом первым начал называть ее на «ты».
– Да, я не стар, но я уже не юноша. Как только тебе стукнет двадцать пять, юность делает тебе ручкой… – Он прищелкнул пальцами. – После этого ты можешь оставаться молодым столько, сколько захочется, но… Лично я планирую оставаться молодым лет до сорока, может, даже до сорока пяти. – Он подмигнул и усмехнулся себе под нос. – А тебе сколько?