– Нет. Мама никогда не была в Лондоне. Она все время говорила, что терпеть не может этот город.
– Послушай, что я узнала… Оказывается, бабушка наняла частного детектива, чтобы найти эту женщину – Клару Каперс. Сейчас он уже умер, но его бывшая жена отдала мне все материалы, которые он успел собрать. И среди этих бумаг есть фотографии Арлетты в Лондоне!
– Гм-м…
– Что – гм-м?.. Я держу эти фотографии в руках. Они настоящие. Это доказательство того, что Арлетта была в Лондоне. И не просто была, а неплохо проводила время в клубах и ресторанах. Некоторые фото, несомненно, были сделаны именно там.
На линии воцарилась тишина. Джолион не произносил ни слова, но Бетти казалось, будто она слышит, как скрипят от натуги его большие мозги по мере того, как отчим пытается истолковать услышанные от нее факты таким образом, чтобы он мог с ними примириться. Наконец он сказал:
– Знаешь, все-таки это звучит достаточно… неправдоподобно.
– Я знаю, что это кажется неправдоподобным, но это вовсе не значит, что этого не было.
Последовала еще одна пауза, потом Джолион сказал:
– Ну и что он еще накопал, этот доморощенный Лу Арчер[19]?
– Да ничего особенного, – ответила Бетти. – В папке с делом, которую отдала мне его бывшая жена, лежали только эти фотографии, концертная программка из какого-то ночного клуба, несколько карандашных набросков Арлетты, но без подписи художника, сувенирные спички из разных ресторанов и баров, а также несколько листов почтовой бумаги, на которой напечатан только какой-то лондонский адрес, но ничего не написано. Ах да, там было еще несколько ксерокопий писем, адресованных жильцам дома на Сент-Эннз-корт… ну, ты помнишь, там якобы когда-то жила Клара Каперс, но тут ничего нового: мол, извините, мы только снимаем здесь квартиру, никакой Клары Каперс не знаем. И еще письмо на официальном бланке от домовладельца, в котором говорится, что дом был перестроен и превращен в многоквартирный в 1961 году.
– А эти пустые почтовые листы… какой адрес там был напечатан?
– Одну минуточку, сейчас посмотрю… – Бетти вынула из папки один из листов. – Абиндон Виллас, дом 21.
– Это адрес Миллеров, – сказал Джолион. – Ну конечно, это они!
– Кто – они? – требовательно спросила Бетти.
– Одна безумная семейка, – со смехом ответил Джолион. – Мама постоянно мне о них рассказывала. Летиция Миллер была школьной подругой ее мамы, то есть – моей бабушки. Она вышла замуж за мистера Энтони Миллера, от которого у нее было четверо совершенно неуправляемых детей: трое сыновей и дочь. Кстати, дочь Летиции – ее, кажется, звали Лилиан – несколько раз писала маме. Не помню, что с ней в конце концов сталось – с Летицией, я имею в виду. То ли она спилась, то ли вовсе покончила с собой. Печальная история. Кажется, она была еще достаточно молодой, когда умерла.
Лилиан, подумала Бетти. Летиция… Иногда по ночам Арлетта называла ее этими именами, когда не могла вспомнить, кто перед ней. Тогда Бетти не придавала этому значения: Арлетта довольно часто произносила странные слова и незнакомые имена, всплывавшие на поверхность ее изуродованной болезнью памяти, но сейчас Бетти поневоле пришлось задуматься. Она хорошо помнила, что бабушка могла часами говорить и говорить о вещах, которые казались Бетти бессмысленными, заставляя попросту отключаться от них, как отключаешься от постороннего шума. Иногда Арлетта отпускала комментарии, которые Бетти на самом деле просто не слушала и реагировала на них неискренними и ничего не значащими восклицаниями вроде «Ну и ну!», «С ума сойти!», «Не может быть!» и так далее. Теперь она понимала, что среди пустой болтовни сумасшедшей старухи могли быть вещи интересные и важные, например – какие-то фрагменты ее истинных воспоминаний, и казнила себя за то, что не прислушивалась к словам Арлетты внимательнее.
Ах, если б только знать, как все повернется! Бетти опутала бы весь дом проводами и микрофонами и зафиксировала на магнитофонной пленке каждое произнесенное Арлеттой слово. Увы, эти слова отзвучали и канули в небытие, и теперь в ее распоряжении были только фотографии, несколько карандашных набросков и имя женщины, разыскать которую не сумел даже профессиональный детектив.
Впрочем, Бетти тут же подумала о том, что Питер Лоулер был, наверное, слишком тяжело болен, чтобы выполнять свою работу как следует. В дом на Сент-Эннз-корт он только писал, но, по-видимому, не удосужился побывать там лично, и Бетти не исключала, что там мог найтись какой-то ключ к разгадке тайны Клары Каперс. То же самое относилось и ко второму лондонскому адресу близ Холланд-парка. Что, если она попробует там побывать, быть может, ей повезет раскопать что-то полезное?
– Как ты думаешь, – спросила она у Джолиона, – куда могли подеваться письма этой Лилиан Миллер?
– Понятия не имею, – отозвался он. – Мы разобрали всю мамину комнату, нашли несколько писем от папы, пачку моих писем из интерната, кое-какие официальные документы, но никаких писем из Лондона там не было. И вообще, никаких бумаг, которые имели бы хоть какое-то отношение к Лондону. Вообще никаких!
– Я должна еще раз все проверить, проверить как следует, – решительно заявила Бетти. – Вдруг бабушка все-таки бывала в Лондоне.
– О господи! – вырвалось у Джолиона. – Мне даже как-то не по себе!
Бетти рассмеялась.
– Почему?
– Потому что… ну, не знаю. Наверное, мне всегда казалось, что я хорошо знаю и понимаю маму, и теперь, когда ее не стало, мне трудно представить, что она может оказаться не такой, какой я ее всегда считал. Если бы я узнал о ней что-то необычное, пока она была жива, мне было легче, но сейчас, когда уже слишком поздно, я просто не представляю, что мне со всем этим делать…
Бетти опустила в автомат еще одну монетку.
– Тебе ничего не надо делать, я все сделаю сама, – сказала она. – В следующий раз, когда я позвоню, я расскажу тебе что-то потрясающее. Обещаю.
26
Задребезжал дверной звонок, и Бетти застонала. Она только что залезла в ванну. На всякий случай она немного подождала в надежде, что кто-то просто ошибся адресом. А может, это хулиганит какой-нибудь пьяница. Но звонок снова зазвонил, и Бетти со вздохом выбралась из ванны и, обернувшись полотенцем, затопала к входной двери, оставляя за собой мокрые следы.
– Кто там? – крикнула она в трубку домофона, стараясь на замечать капавшей с локтей воды.
Никто не ответил.
– Эй, алло? – крикнула Бетти еще громче.
В трубке были слышны звуки проезжающих машин и шорох шагов многочисленных прохожих. Наконец мужской голос сказал:
– Алло, кто это?
– Что значит – «кто это»?! – рассердилась она. – Вы в какую квартиру звоните?
– Это Бетти?
– Да. А вы кто?
– Это я, Джон.
– А-а…
– Почему ты ему не открыла?
– Кому?
– Дому Джонсу. Он только что звонил в твой звонок, ты не открыла, и он ушел.
– Что-о?! Черт! Давно он ушел? Куда?!
– Говорю тебе – только что. Позвонил и пошел в направлении Питер-стрит.
– Твою мать!..
– Может, он вернулся домой?
– Может быть, но… Черт!.. Ладно, не важно.
– С тобой все в порядке?
– Да, все отлично.
Последовала коротенькая пауза.
– Слушай, а нельзя мне подняться? Я хотел бы воспользоваться твоим туалетом.
– Я не одета.
Джон Любезноу рассмеялся.
– Мне все равно, если тебе все равно.
Бетти тоже рассмеялась.
– Пять минут потерпишь? Я тебе крикну.
Бетти выглянула в окно. День был погожим и солнечным, и она некоторое время перебирала одежду, висевшую на вешалке под антресолями, пока не нашла свое любимое летнее платье. Потом она зачесала влажные волосы назад, скрепила их обручем и нажала кнопку, отпирающую замок входной двери. В последний раз она видела Джона на вечеринке у себя дома, то есть два дня назад. За это время они ни разу не встречались – у них оказалось слишком разное расписание. Сейчас Бетти поглубже вдохнула, втянула живот и стала прислушиваться к его шагам по лестнице, гадая, что́ она будет чувствовать, когда снова увидит его лицо.
В дверь постучали, и Бетти открыла. На Джона было приятно посмотреть: сегодня он выглядел свежим и бодрым и был одет в достаточно элегантную белую рубашку поло и голубые джинсы. Его лицо покрывал легкий загар, солнечные очки были сдвинуты на лоб. Мускулистые предплечья загорели сильнее, но, быть может, так казалось из-за покрывавших их темных волосков. Пахло от него солнечным светом.
– Да, – сказал Джон, – я знаю, что с моей стороны это просто наглость, но, учитывая наше маленькое приключение в среду вечером, я подумал… – Он слегка приподнял бровь, и Бетти рассмеялась.
– Ничего страшного, – сказала она. – Честно говоря, я часто спрашивала себя, как ты обходишься, когда тебе нужно, гм-м… отлить. – Она выбрала это слово, решив, что оно является в меру нейтральным и в то же время свидетельствует о ее свободомыслии и неприверженности условностям.
– Обычно я хожу в паб на другой стороне площади, – объяснил Джон. – Но туда же ходят все, кто торгует на рынке, поэтому тамошний сортир выглядит и пахнет не лучшим образом…
– Можешь заходить ко мне, когда захочешь.
– Спасибо. – Он двинулся к дверям ванной, а Бетти отправилась ставить чайник.
Через минуту Джон снова появился в коридоре, на ходу вытирая руки о джинсы.
– Как вообще дела? – спросил он. – Что-то тебя давно не было видно.
– Неплохо, – ответила она. – Даже отлично. Я много работала, общалась с Домом Джонсом, ну и так далее… – Она улыбнулась, увидев, как удивился Джон.
– С Домом Джонсом? Правда?.. А как ты… с ним…
Бетти снова улыбнулась.
– Не в этом смысле, – пояснила она. – На днях я сидела с его детьми – у него их слишком много. Наверное, у него снова возникли с ними какие-то проблемы, вот он и хотел позвать меня на помощь.
– Надеюсь, он тебе хорошо платит, – заметил Джон, справившись с первоначальным изумлением. – Дом Джонс может себе это позволить.