Au revoir, mam’zelle.
Он еще раз поклонился и, надев котелок, расправил пальто, сунул сверток с духами под мышку и двинулся к выходу, провожаемый взглядами десятков пар глаз. Арлетта тоже смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. Только тогда до нее дошло, что она торчит у прилавка, как цапля посреди реки, и покупателям приходится ее обходить. Отступив в сторону, она помешкала еще немного, дожидаясь, пока отхлынет от лица кровь и уляжется возбуждение, причиной которого были, несомненно, те захватывающие полчаса, которые она провела в обществе Годфри. Спустя примерно минуту Арлетта почувствовала, что надежно держит себя в руках, но, прежде чем вернуться к себе в отдел готового платья, она подошла к продавщице, которая только что продала Годфри духи.
– Простите, – начала она, – не могли бы вы капнуть немножечко этих духов на мой носовой платок? Я… я хотела бы показать их одному знакомому в качестве образца.
– Вы имеете в виду духи, которые купил темнокожий джентльмен?
Арлетта кивнула.
– Разумеется, мисс.
Продавщица сняла с витрины стеклянную бутыль с духами и капнула три большие капли на небольшой квадратик белого муслина, специально предназначенный для этих целей. Протягивая муслин Арлетте, продавщица улыбнулась.
– Красивый мужчина этот чернокожий джентльмен, – сказала она мечтательно.
Арлетта ничего не ответила. Спрятав муслин в рукав жакета, она поспешила на свое рабочее место, унося в складках одежды свою главную, головокружительную тайну – запах знаменитого музыканта Годфри Каперса.
30
– Входи, дорогуша!.. – Замок со щелчком открылся, и Бетти, толкнув дверь, одним махом взлетела на этаж, где размещалось художественное агентство Александры Любезноу. Все здесь ей было знакомо, и тем не менее Бетти чувствовала себя странно. Отчего-то ей казалось, будто она сама вообразила, выдумала ту наивную провинциальную девчушку, которая всего несколько недель назад поднималась по этим ступенькам, прижимая к груди норковую шубу. Сейчас та, давняя Бетти растворилась, растаяла, как тает в момент пробуждения легкий предрассветный сон. Нынешняя Бетти была уже другой. Настолько другой, что ее больше не удивляло, как это никто так и не взял ее на работу.
Как и в прошлый раз, Александра встречала ее на площадке. Ее светлые, тонкие как паутина волосы были зачесаны на макушку и скреплены заколкой-монтара. Одета она была в черную блузку из нескольких слоев черного шифона, черные кожаные брюки и черные шлепанцы. На шее Александры висели на серебряной цепочке очки для чтения, а в руках она держала чашку кофе и муляж сигареты.
– По тебе можно часы сверять, – сказала она, придерживая дверь и показывая на старинные вокзальные ходики на стене. – Ровно в десять!
Бетти позвонила Александре час назад и спросила, нельзя ли ненадолго заглянуть к ней, чтобы поговорить об Историческом обществе Сохо. Накануне вечером в «Мельнице» она рассказывала Джону об Арлетте, Кларе, Питере Лоулере и найденной среди документов программке джаз-клуба, и он посоветовал ей обратиться к сестре.
«Поговори с Александрой, – сказал Джон. – Она обожает джаз и к тому же является членом Исторического общества Сохо. Я уверен, она сумеет тебе помочь».
И действительно, когда еще в телефонном разговоре Бетти упомянула о джазовых клубах, действовавших в Сохо в двадцатых годах, Александра пришла в восторг. И, судя по лицу, ее энтузиазм не угас до сих пор. Налив Бетти кофе, она принялась энергично рыться в ящиках картотеки, выуживая оттуда пожелтевшие рекламные листовки и брошюры.
– Итак, – сказала она, бросая на стол пачку бумаг, – что именно ты хотела узнать?
– Ты, наверное, помнишь записку, которая оказалась в кармане бабушкиной шубы? – проговорила Бетти, доставая из сумочки свои бумаги. – На ней были имя и адрес одного человека…
– Конечно, помню, – подтвердила Александра. – Но тогда ты, кажется, ничего о нем не знала, так?
– Так, – согласилась Бетти. – Но теперь я туда съездила и сумела кое-что выяснить. Тот человек было частным детективом. Моя бабушка наняла его, чтобы он отыскал для нее Клару Каперс. Ту самую Клару Каперс, о которой говорится в ее завещании.
– Потрясающе! – воскликнула Александра, и ее светло-голубые глаза возбужденно сверкнули. – Продолжай…
– Я хотела поговорить с этим детективом, но он, к несчастью, умер. Бабушкино задание он выполнить так и не успел, но его вдова отдала мне папку с материалами, которые бабушка передала ему для работы. К сожалению, там не нашлось ничего определенного, но кое-что, я думаю, мы могли бы использовать. Вот смотри… – Она разложила документы на столе. – Фотографии, кое-какие заметки и вот это. – Бетти ткнула пальцем в программку вечера в «Белом олеандре». – Видишь? Этот клуб находился на Уиндмилл-стрит в двух шагах от моей теперешней квартиры. Вчера вечером я побывала там в клубе твоего брата – в «Мельнице». Конечно, я расспросила управляющего, знает ли он что-нибудь об истории этого места, но он оказался не в курсе. От него я узнала только, что раньше – до того, как он арендовал здание, там было что-то вроде борделя.
Александра нацепила очки и с жадностью схватила программку.
– Ух ты! Ты только посмотри на это! – Она мечтательно улыбнулась, перевернула программку на другую сторону, поднесла к носу и понюхала. – Ум-м!.. – проговорила она, жмурясь от удовольствия. – Этой программке семьдесят пять лет, а погляди, в каком она прекрасном состоянии! Сэнди Бич и братья Лав. Настоящие красавцы, верно? – Александра снова перевернула программку и стала сосредоточенно читать. – Гм-м… Южный синкопированный оркестр… Что-то я о нем слышала. Название, во всяком случае, кажется знакомым.
– Я думаю, – вставила Бетти, – эта программка имеет какое-то отношение к бабушке. Не зря же она хранила ее столько лет! Какая-то причина просто должна быть!
Александра сняла очки и посмотрела на нее.
– Ты права, – кивнула она. – Может, твоя бабушка встретила в «Белом олеандре» человека, в которого влюбилась с первого взгляда? Или в тот вечер случилось еще что-то… потрясающее. Интересно было бы это выяснить! Обожаю подобные головоломки. Ладно, давай посмотрим, что там у тебя… – Она снова нацепила очки и взяла со стола несколько фотографий. – Значит, это и есть твоя…
Бетти кивнула.
– Да, это моя бабушка, Арлетта де ла Мер.
– …Хозяйка потрясающей шубы. Невероятно. – Некоторое время Александра внимательно рассматривала фотографию. Казалось, от ее взгляда не укроется никакая, даже самая мелкая деталь. – Какая красавица! – вздохнула она немного погодя. – Стройная, изящная и в то же время – крепкая, как сталь. Теперь таких не делают. – Она вздохнула и, проведя по снимку кончиками пальцев, затянулась своей пластмассовой сигаретой. – На этом фото она похожа на тебя.
Бетти рассмеялась.
– Приятно слышать, но ты ошибаешься. Арлетта не была моей родной бабушкой. Она приходится матерью моему отчиму.
Александра пристально посмотрела на нее поверх очков.
– А ты не думала, что твой отчим мог подсознательно выбрать твою мать, потому что она была чем-то похожа на его мать? Нет, что бы ты ни говорила, между тобой и твоей «неродной» бабушкой определенно есть сходство. Особенно хорошо это заметно вот на этом снимке. – И она подтолкнула к Бетти снимок, на котором Арлетта сидела на полу на фоне мужских ног. – Взгляни сама… – Александра постучала по снимку своей пластмассовой сигаретой. – Особенно похожи улыбка и область вокруг глаз.
Бетти честно попыталась обнаружить на фотографии сходство, о котором столь уверенно говорила Александра, но не преуспела. Правда, она всегда считала себя красавицей, но в глубине души понимала, что до Арлетты ей далеко.
– Итак, – сказала Александра, бегло просмотрев оставшиеся снимки, – похоже, в двадцатых годах твоя бабушка неплохо проводила время в Лондоне. Мне кажется, я узнала кое-какие места из тех, что запечатлены на фото. Вот это… – она достала из пачки один из снимков, – совершенно точно Алберт-Холл. И твоя бабушка сидит едва ли не на самых лучших местах в первом ряду. Вот это – Кингзуэй-Холл в Холлборне. Когда-то там размещался популярный концертный зал. В двадцатых годах там регулярно проходили джазовые вечера. Впоследствии, правда, Кингзуэй-Холл перестроили под гостиницу, но я бы все равно советовала туда заглянуть: может, кто-то что-то и припомнит. А вот это… – Александра продемонстрировала Бетти еще один снимок, – набережная в Челси. Я хорошо знаю эти небольшие особнячки вдоль реки. Дом на фотографии находится примерно в середине ряда. Хотела бы я знать, кто эти люди… – Она показала на высокого, длинноногого мужчину с темными усами, одетого в довольно потрепанное пальто, и на стоявшую рядом с ним девушку в элегантном шифоновом платье. Волосы ее были заплетены в косу и уложены на голове короной. – Они выглядят очень счастливыми, тебе не кажется?
Бетти с готовностью кивнула. Самым удивительным в этих старых снимках была исходящая от изображенных на них людей аура беззаботной joie de vivre[23]. За все годы жизни с Арлеттой она ни разу не видела, чтобы ее глаза сверкали так, как на этих фотографиях, которые она сейчас держала в руках.
– Знаешь, – мечтательно проговорила Александра, – если бы я могла вернуться в любой период времени в прошлом, я бы выбрала именно двадцатые. Золотая эпоха, «золотая молодежь», джаз. Все совершенно новое, захватывающее, наполовину запретное… Пожалуй, только в эти годы твоя бабушка могла свободно общаться с чернокожими мужчинами, ведь всего за пять лет до этого о подобном и помыслить было нельзя, да и потом тоже. Насколько мне известно, двадцатые были своего рода глотком свободы – наподобие шестидесятых или даже круче. Всеобщий оптимизм, либерализм, терпимость… А платья!.. Какие тогда носили умопомрачительные платья! Умереть – не встать! – Александра блаженно закатила глаза.