– Ничего страшного, – заметила Бетти. – Мы все становимся немного другими, когда выпьем.
Дом покачал головой.
– Не совсем так. Некоторые люди в пьяном виде становятся лучше или, во всяком случае, выглядят лучше, чем они есть на самом деле. Такие люди кажутся нам веселее, счастливее, дружелюбнее, честнее, чем в своем обычном состоянии. Но есть и другие. Стоит им перебрать, и они становятся сентиментальными, слезливыми, инфантильными, склонными к самолюбованию… Совсем как я вчера.
– Ты забыл сказать – похотливыми и развратными, – добавила Бетти.
Дом страдальчески сморщился.
– Я… я действительно вел себя не по-джентльменски? – спросил он.
– А кто при прощании ущипнул меня за зад?
– Какой кошмар! Прости меня, Бетти, я – идиот. Развратный кретин самой высшей пробы. – Он вздохнул и некоторое время смотрел в пол. – В общем, прости меня, пожалуйста. Надеюсь, после вчерашнего безобразия ты не откажешься общаться со мной трезвым? Кстати, ты любишь сладкий картофель? – Он поднял голову и посмотрел на нее почти умоляюще.
«Кстати?.. Почему – кстати?» – подумала Бетти, но кивнула.
– Да, я люблю сладкий картофель.
– Вот и славно, – обрадовался Дом. – За несколько лет жизни с этой моей шизанутой вегетарианкой из Калифорнии я приобрел только одну полезную привычку, и эта привычка – любовь к сладкому картофелю. Я его просто обожаю!
И он бросился накрывать на стол. Пока Бетти, сидя на удобном мягком стуле, потягивала разведенный водой бузинный сироп и ела из глубокой миски чипсы «Кеттл», Дом достал из буфета толстую свечу, поставил в центр стола и зажег.
– Что бы ты хотела послушать? – спросил он, подойдя к полке с компакт-дисками. – Только не надо мне говорить, что «Стену»… Быть может, я и не помню, как ущипнул тебя за зад, зато я не забыл, что моя «Стена» тебе не нравится.
Бетти рассмеялась.
– Извини, что я тебе об этом сказала, но ты… слишком напрашивался на комплименты твоему музыкальному таланту! Нужно было тебя немного остудить.
– Сказала – и молодец. Если бы ты только знала, как меня достали все эти подхалимы и льстецы! Получить честный ответ порой даже приятно. Как ты относишься к рэгги? – Вынув из вращающейся стойки компакт-диск, он помахал им в воздухе, и Бетти кивнула. Через минуту зазвучали первые аккорды знойной ямайской музыки, и Бетти почувствовала, как напряжение прошедшего дня понемногу отпускает.
– Ну, как прошел твой первый рабочий день? – поинтересовался Дом.
Она рассмеялась.
– Я думаю, после того, как ты подслушал мой телефонный разговор, основное ты знаешь.
Он рассмеялся.
– Я тебя просто подкалывал. На самом деле я не слышал ни слова из того, что́ ты говорила. Честно. – Он зажег газ под сковородкой с водой и достал из холодильника пакет зеленой фасоли.
– Неплохо прошел, – медленно ответила она. – Конечно, хлопот хватало, но в целом…
Дом кивнул.
– Ладно, подожду недельку и задам тебе тот же вопрос – посмотрим, что́ ты тогда запоешь. Имей в виду, ни одна няня не продержалась у нас дольше четырех месяцев.
– Почему же ты не предупредил меня раньше?! – возмущенно воскликнула Бетти. – Твои дети мне понравились с самого начала, но если ни одна няня не смогла…
– Дети тут ни при чем, – перебил Дом.
– Значит, дело в Эйми?
– Да. – Дом кивнул и добавил сквозь зубы: – Характер у нее не сахар…
Бетти задумчиво покачала головой.
– На мой взгляд, Эйми не такая уж и… не такая уж и строгая.
– Не такая стерва, ты хотела сказать, – поправил Дом. – Ничего, подожди немного, Эйми еще себя покажет. – И, вооружившись ножницами, он принялся срезать кончики фасолевых стручков, чем сразу напомнил ей Донни, который с таким же сосредоточенным видом резал на полоски газету.
– Да нет, мне она показалась совершенно нормальной! – рассмеялась Бетти.
– Я думаю, это только потому, что ты не настоящая няня.
– Почему это я не настоящая?
– Я имел в виду – раньше ты ничем подобным не занималась, и тебе не с чем сравнивать. Ты не видела других детей и других мамаш… В этом отношении ты – чистый лист. – Дом улыбнулся. – А уж Эйми постарается вести себя с тобой наилучшим образом… во всяком случае – в первое время.
Бетти пожала плечами.
– Быть может, ты и прав. В конце концов, я проработала у нее всего один день, так что мне трудно судить, какова она на самом деле. Я, конечно, буду стараться, но если через четыре месяца меня выгонят, я не особенно расстроюсь. В конце концов, я приехала сюда не для того, чтобы работать няней.
Дом бросил на нее быстрый взгляд.
– А для чего ты приехала в Лондон?
– Чтобы увидать живую королеву.
Он рассмеялся.
– Ну а если серьезно? Я знаю, что ты всегда мечтала жить в Сохо, что для тебя этот район – лучшее место на свете и все такое, но чем ты хотела бы заниматься?
Бетти заглянула в свой бокал с сиропом и пожала плечами.
– Понятия не имею. Вообще-то, я приехала в Лондон, чтобы найти одного человека…
– Вот как? – Дом поглядел на нее с новым интересом в глазах. – И кого же?..
– Это долгая история, – ответила она. – Да и дело, в общем-то, не в этом. Понимаешь, как я думала?.. Я думала – вот я, такая замечательная, приеду в Лондон, и все, кто здесь живет, сразу захотят со мной подружиться, сделать меня частью своих жизней… Взять на работу, на худой конец… Я думала, что я все смогу, все сумею, что я гожусь для любого дела, и все это сразу же увидят, поймут и оценят. Знаешь, когда я только приехала, я даже ходила в «Ворчун» – хотела поступить туда на работу…
– Да? – Дом улыбнулся. – И что тебе там сказали?
– Меня очень далеко послали… Правда, проделано это было очень вежливо, но и тем не менее…
Он рассмеялся.
– Я могу тебя туда устроить. Хоть завтра, если захочешь.
– Не хочу. Уже не хочу. Когда я искала работу, я заходила во многие места, и каждый раз мне казалось – вот оно! Это моя судьба. Это место создано для меня, и лучшего мне не найти. Но теперь я, кажется, поняла, что моя судьба – по-прежнему просто точка на далеком горизонте, и за все это время я не приблизилась к ней ни на шаг. – Бетти пожала плечами. – В колледже я изучала искусство и дизайн. Быть может, это мне еще понадобится, а может быть, и нет. Моя работа няней тоже может оказаться призванием, а может не оказаться… Случиться может все, что угодно, к тому же я еще молода.
– Так и есть, Бетти. Так и есть.
– Моя бабушка… – Она ненадолго замолчала, пытаясь ухватить промелькнувшую в голове новую мысль. – Я всегда думала, что она прожила на Гернси всю свою жизнь. Я была уверена, что все ее интересы ограничивались нашим крошечным островком. Ее дом, ее муж, ее сын, ее любимый яхт-клуб – все, что она знала и любила, – все это находилось на Гернси. Но когда моя бабушка умерла, выяснилось, что в молодости она бывала в Лондоне. Она приехала сюда, когда была примерно в моем возрасте, и встречалась с известными джазовыми музыкантами, художниками и прочими знаменитостями. Один из художников даже написал ее портрет, который выставлен в Национальной портретной галерее.
– Портрет твоей бабушки? Ты серьезно?..
– Честное слово. – Бетти кивнула. – Но дело не в этом. Я вот о чем подумала: ведь бабушка когда-то начинала свою взрослую жизнь почти так же, как я: у нее были и планы, и надежды, и представления о том, как должна сложиться ее судьба, но в итоге она снова оказалась на острове, где прошло ее детство, и даже родила сына, которого до конца жизни терпеть не могла. А раз так… Выходит, на самом деле нужно просто плыть по течению, потому что жизнь всегда может повернуться не так, как рассчитываешь… – Она снова пожала плечами. – А ты как думаешь?
Дом кивнул.
– Возможно, ты и права, – сказал он задумчиво. – Наверное – права. Я как-то об этом не задумывался. В моем случае все достаточно просто. Чуть не с самого детства я двигался к своей цели практически по прямой, никуда не сворачивая и не отклоняясь, и достиг почти всего, о чем мечтал.
– Да, конечно, – согласилась Бетти. – Но ведь ты еще достаточно молод.
– Говорят, это проходит.
– Пусть так. И все равно это не значит, что стать известным музыкантом с самого начала было твоим… твоим предназначением. Быть может, пройдет еще несколько лет, ты бросишь музыку и станешь… Ну, не знаю, может быть, даже фермером. Ты будешь разводить овец и свиней, а если кто-то спросит тебя о прошлом, ты только разведешь руками и скажешь: «Я нашел свое настоящее место в жизни. Для этого я появился на свет, и ничего другого мне не надо. Даже не знаю, какого черта я потратил столько времени на эту дурацкую поп-музыку!»
Дом задумчиво почесал подбородок.
– Гм-м… – проговорил он. – Фермер-свиновод?.. В этом что-то есть. А знаешь, я действительно мог бы им стать. Честное слово – мог бы! А ты была бы женой фермера-свиновода… – Дом рассмеялся, словно стараясь загладить неловкость своего последнего замечания, но Бетти никакой неловкости не заметила. Напротив, его слова показались ей почти пророческими, и сердце Бетти болезненно сжалось в груди. Будто наяву она увидела, как сидит вместе с Домом и его детьми за длинным деревянным столом и разливает из кувшина молоко в грубые глиняные кружки, а за окном виднеются акры зеленеющих полей и стада гладких, розовых свиней. Она даже ощутила запах простой и здоровой пищи из очага, в котором что-то поджаривалось на большой закопченной сковородке. Она, Бетти Дин, – жена фермера! Жена бывшей поп-звезды. Жена бывшего выпивохи, неудержимого бабника и любителя плотских удовольствий, который перевоспитался и вернулся к корням… Все это Бетти видела, чувствовала, обоняла несколько невероятно долгих мгновений, и лишь усилием воли ей удалось выкинуть эти соблазнительные картины из головы…
Ну вот, опять ты за свое, упрекнула себя Бетти. Интересно, до каких пор она будет провидеть свою судьбу в каждом вскользь оброненном замечании, в каждом туманном намеке? Уж конечно, ее будущее никоим образом не может быть связано с фантастическими планами Дома забросить музыку и, сделавшись фермером, разводить свиней. Ее будущее и ее судьба связаны только с настоящим: с остатками бузинного сиропа в бокале, с жарящимся в духовке цыпленком и со сладким картофелем, потому что каждый, кто строит великие планы, может очень легко снова оказаться на Гернси, чтобы год за годом изнывать от одиночества в старом, холодном доме на краю утеса.