Дом закатил глаза.
– Ты действительно так считаешь? Тогда скажи мне, когда в последний раз ее «Всемогущие» продали миллион дисков? Когда в последний раз «Всемогущие» собирали полный стадион? Ты думаешь, Эйми заплатила за этот дом? – Он обвел рукой кухню. – Ты думаешь, это Эйми заплатит за новую прическу, которую ей делают, пока мы тут сидим? Ты думаешь, она вообще за что-нибудь платит?
Бетти пожала плечами и погладила льняную головку Астрид.
– Честно говоря, я об этом никогда не думала.
– То-то и оно, что не думала. – Он резко отодвинул от себя тарелку с недоеденными тостами (этот жест сразу напомнил ей Донни, который точно так же отодвигал от себя еду, если она ему не нравилась). – А ты подумай!.. Раз я плачу́ тебе деньги, значит, ты работаешь на меня.
Бетти сглотнула. Отчего-то ей захотелось заплакать, но она постаралась взять себя в руки.
Дом театрально вздохнул и положил ладонь на голову сына.
– Ладно, – проговорил он несколько другим тоном. – Раз мама не разрешает тебе играть с папой в футбол, значит, придется делать, как она сказала.
– Нет! – завопил Донни. – Я хочу в футбол!
– Извини, приятель, – покачал головой Дом, бросая на Бетти многозначительный взгляд. – Если женщины не хотят, чтобы мы что-то делали, нам, бедным мужчинам, приходится слушаться. Иначе они отрежут нам наши пи-пи.
Донни тотчас прекратил плакать и, пораженный, уставился на отца.
– Правда?
– Нет, неправда, – вмешалась Бетти. – Просто мама хочет как можно скорее поехать за город, поэтому футбол придется отложить до другого раза.
– Нет! Не хочу за город! Хочу футбол! – Донни заревел еще громче.
Дом поцеловал сына в макушку и бросил на Бетти еще один угрюмый взгляд.
– Ладно, я думаю, мне лучше уйти, – сказал он.
Бетти поморщилась.
– Почему? Разве вы не можете поиграть в футбол в саду? – И она посмотрела в сторону сдвижных стеклянных дверей, за которыми виднелась шестидесятифутовая лужайка и стоя́щие в ее дальнем конце футбольные ворота размером примерно вдвое меньше настоящих.
– Нет! – выкрикнул Донни. – Я хочу играть с папой в парке!
Дом слегка развел руками и поднялся.
– Извини, приятель. В другой раз. Ну, до встречи… – Он поцеловал мальчика в щеку. – И вы, девчата, не скучайте. – Дом поцеловал Акацию, потом наклонился, чтобы расцеловать Астрид, и Бетти с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться – таким плотным был исходящий от него запах перегара, к которому примешивалась пропитавшая одежду застарелая табачная вонь. Кроме того, в уголке губ Дома виднелся кусочек яичного белка, что его тоже не украшало.
– Куда ты сейчас? – спросила она.
– У меня есть еще кое-какие дела. Надо найти Гэва и немного вздремнуть. Ладно, еще увидимся.
Она молча кивнула, прислушиваясь к всхлипываниям Донни у себя за спиной.
Не прибавив больше ни слова, Дом поднялся и вышел в коридор. В прихожей он отцепил Донни, обеими руками обхватившего его ногу, и плотно закрыл за собой входную дверь, едва не прищемив сыну пальцы.
Когда Дом ушел, Бетти оглянулась по сторонам. Разделочный стол был усыпан яичной скорлупой, жирная сковорода все еще стояла на конфорке, стол был усыпан крошками от тостов, а Акация, на которую она так и не надела памперс, как-то незаметно успела наложить на пол.
Донни с рыданиями ворвался в кухню. Слезы ручьями текли по его щекам, которые от ярости сделались пунцовыми.
– Почему ты не разрешила папе пойти со мной в парк? – выкрикнул он. – Я тебя ненавижу! – И, круто развернувшись, мальчуган взбежал по лестнице и с грохотом захлопнул за собой дверь своей комнаты.
Бетти наклонилась к Астрид и ласково поцеловала в лоб.
– Плохой папа! – прошептала она ей на ухо. – Очень, очень плохой папа!
Потом она посадила девочку обратно на стул, засучила рукава и принялась приводить в порядок разгромленную кухню.
47
На свадьбу Арлетта оделась во все черное. Мину была подружкой невесты, шафером – брат Гидеона Тоби. С утра пошел сильный проливной дождь – затянувшееся «бабье лето» закончилось, и осень окончательно вступила в свои права. Брак они зарегистрировали в муниципалитете Челси, а потом отправились в ближайшее кафе. Праздничный обед вышел совсем не праздничным – все четверо сидели за столом, похожие на промокших крыс, едва не утонувших в сточной канаве. За молодоженов подняли бокал теплого виски, а на закуску было остывшее картофельное пюре и бараньи отбивные. Час спустя они покинули кафе. На улице Арлетту стошнило, и она поспешно села в экипаж.
Когда они прибыли к коттеджу Гидеона, он предложил перенести ее через порог на руках, но Арлетта велела ему не валять дурака. Сердито топая, она вошла в дом, выпила еще бокал виски и отправилась в постель.
Проснувшись на следующее утро, Арлетта пережила несколько блаженных секунд, в течение которых ей казалось, будто ничего не произошло и все осталось по-прежнему. Со дня своего злосчастного двадцатидвухлетия она испытывала что-то подобное чуть не каждое утро. В краткие мгновения полузабытья, пока сон еще властвовал над ее затуманенным сознанием, Арлетте казалось, что она все та же беззаботная и счастливая девчонка, только что поднявшаяся на первую ступень блестящей карьеры в области дамской моды, что она по-прежнему живет с лучшей подругой в уютной квартирке в Блумсбери, что она влюблена в человека по имени Годфри Каперс и когда-нибудь станет матерью его детей.
Но стоило открыть глаза, как память тотчас возвращалась, желудок конвульсивно сжимался, к горлу подкатывала тошнота, а с губ срывалось глухое, короткое рыдание, которое она пыталась заглушить, уткнувшись лицом в подушку. Ей стоило огромных усилий, чтобы не завыть в голос от отчаяния, безнадежности и ужаса.
Врач, который следил за ее состоянием, как-то предложил Арлетте услуги одного «надежного человека», живущего на Рассел-сквер, но она только покачала головой.
– Нет, – сказала Арлетта. – Я не могу. Это же ребенок! Я ему нужна.
Врач кивнул.
– Что ж, я вижу, что вы порядочная молодая женщина. Не сомневаюсь, что вы будете хорошей матерью вашему ребенку.
– Да, – коротко ответила Арлетта. – Буду.
Сейчас она слышала, как Гидеон возится и гремит чем-то на кухне, и, уставившись в стену, смахнула с переносицы одинокую слезу. Спустя какое-то время в дверь негромко постучали.
– Можешь войти, – крикнула она.
Дверь отворилась. На пороге стоял Гидеон. Он был аккуратно одет и причесан и держал в руках поднос.
– Я приготовил чай с имбирем, – сказал он. – Говорят, он хорошо действует против утреннего недомогания. И поджаренные хлебцы без масла. Ты пойдешь сегодня на работу?
Арлетта кивнула и села на кровати.
– Да. Я буду ходить на работу, пока могу.
– Хорошо. – Он кивнул и поставил поднос на столик рядом с кроватью. – Как спалось?
– Я спала хорошо, спасибо.
– Я рад, – проговорил он и, неловко переступив с ноги на ногу, сунул руки в карманы пиджака. Наступила тишина, потом Гидеон нерешительно откашлялся.
– Ладно, оставлю тебя, чтобы ты могла одеться. Я растопил внизу камин и согрел воду для мытья. Если я тебе понадоблюсь, я буду в студии.
– Спасибо. Думаю, что справлюсь сама.
Гидеон вымученно улыбнулся и шагнул к двери, но на полдороге обернулся.
– Я хотел спросить насчет перемены фамилии… – нерешительно начал он. – Ты будешь зваться миссис Уорсли или…
– Нет, – ответила она. – Я буду миссис де ла Мер. Я не хочу менять фамилию своего отца на фамилию другого мужчины, в особенности – на твою.
Лицо Гидеона побелело от обиды, но он справился с собой.
– А… ребенок? – спросил он.
– Ребенок будет носить твою фамилию.
Гидеон слегка улыбнулся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
48
Когда примерно без четверти час Бетти вернулась на Бервик-стрит, Джона Уорсли нигде не было видно. Его лоток, однако, оставался на обычном месте, а перед ним стоял какой-то мужчина, вертя в руках картинный диск[38] «Ультравокса»[39]. Заметив Бетти, которая остановилась, чтобы достать из сумочки ключ, он спросил:
– Простите, вы не здесь работаете?
Она улыбнулась.
– Нет, а что?
– Жаль… – Мужчина действительно выглядел разочарованным. – Просто я стою здесь уже минут десять – хочу купить этот диск, но продавца нет как нет.
– Странно… – проговорила Бетти. – Очень, очень странно. Я хорошо знаю человека, который торгует за этим прилавком. Обычно он не оставляет его без присмотра.
– На этикетке написано, что диск стоит пять фунтов, – рассеянно сказал мужчина. – Нельзя ли отдать деньги вам, а вы потом ему передадите? Ну, когда он вернется?
Бетти спрятала улыбку. Как видно, этому человеку очень хотелось купить диск «Ультравокса», хотя она не представляла, что он с ним будет делать. «Очередной трехнутый филофонист», – подумала она, а вслух сказала:
– Да, конечно. Я все передам.
– Отлично. – Он протянул ей мятую пятифунтовую бумажку, и Бетти, убрав диск в бумажный пакет, торжественно протянула ему. Мужчина бережно спрятал покупку в висевшую у него через плечо сумку с логотипом «Бритиш эйрлайнз» и быстрым шагом двинулся прочь.
Поднявшись к себе в квартиру, Бетти еще некоторое время приглядывала за лотком Джона в открытое окно. Приготовив обед, она перенесла тарелки на подоконник, чтобы не вскакивать каждые две минуты. Поев, она написала на клочке бумажки «Джон, я продала один из твоих дисков какому-то парню за пять фунтов. Когда вернешься, позвони в дверь, и я вынесу тебе деньги».
Сбежав вниз, она подсунула записку под ножку демонстрационного стенда, отдаленно похожего на проволочную сушку для тарелок, и вернулась к себе, чтобы выкурить сигаретку. Дверь на площадку пожарной лестницы она оставила открытой, чтобы наверняка услышать звонок.