Однако параллельно с надеждами и перспективами, на рубеже 1914/15 гг. начали все более грозно вырисовываться серьезные проблемы. И ближайшей из них, надвигавшейся уже вплотную, был "снарядный голод". Точнее — общая нехватка боеприпасов, снаряжения, вооружения. Но только и эта проблема нуждается в пояснениях. Утверждения, будто Россия, собираясь воевать, не удосужилась заготовить нужного количества боеприпасов, на самом деле являются абсолютно некомпетентными и рождены различными дилетантами из «общественности». "Заготовить" заранее столько снарядов было невозможно по чисто техническим причинам. Потому что артиллерийские пороха и запальные трубки длительному хранению не подлежат. И завали ты страну снарядами куда их потом девать? Только уничтожать. А изделия это не дешевые. Словом, даже теоретически произвести боеприпасы в необходимом для войны объеме могла лишь та страна, которая заведомо собиралась воевать летом 1914 г!
И Германия действительно попыталась это сделать. Ее Генштаб и военное министерство, учтя поразивший всех в свое время расход боеприпасов в Японской войне, в 1912 г. ввели новую программу производства снаряжения. И заготовили по 1500 снарядов на орудие (у французов — 1300, у русских 1000 — 1200). А патронов по 3 тыс. на винтовку (у русских — 1 тыс.) И все равно этого оказалось чрезвычайно мало. "Снарядный голод" стал не чисто русским, а общим явлением. Так, французский промышленник Рено вспоминал, что еще в сентябре его вызвал военный министр Мильеран, который выглядел очень расстроенным, нервно ходил по кабинету и повторял: "Нам нужно иметь снаряды!.." А у немцев их повышенные запасы израсходовались за 2 месяца. 21.9, во время боев на р. Эна стал остро ощущаться дефицит патронов. В октябре из-за отсутствия снарядов был прекращен штурм Вердена. В ноябре Тирпиц записал в своем дневнике, что с тяжелыми «Бертами» решено подождать, для них требовалось слишком много пороха. А его не было вообще. Армия тогда была "спасена флотом" — с морских складов выгребли все и отгрузили 2000 тонн, этого хватило до 1915 г. А особенно острый кризис наступил зимой, в декабре-январе. В декабре в германской армии выделялось по 30–50 артиллерийских выстрелов в день на дивизию. Причем применялись эрзац-снаряды из чугуна, отвратительного качества. В январе, как пишет Тирпиц, из-за нехватки снарядов немцы не могли отвечать на огонь противника.
Еще раз отметим, что обе коалиции рассчитывали на скоротечную войну, мобилизации экономики не предусматривал никто — и изначально болезнь была общей. Но западные державы вовремя приняли меры к ее лечению. Франция активизировала своих промышленников, и они откликнулись сразу же. Еще бы не откликнуться, если в критических условиях они и цены могли диктовать соответствующие. Заказы размещались в США и других нейтральных странах. А в Германии сказалась предусмотрительность строителей флота. При заключении контрактов на поставки для морского ведомства они вводили в текст и мобилизационные условия по увеличению выпуска продукции на случай войны. И выбирали только те фирмы, которые принимали такие условия. Таким образом, уже была создана база для развертывания промышленности на военное время. Еще с августа 1914 г. при военном министерстве образовался "отдел военного сырья", куда вошли крупные германские промышленники. И хотя он предназначался для распределения ресурсов, но стал и готовым органом по мобилизации производства. И положение с боеприпасами быстро пошло на улучшение.
Словом, вина российского военного министерства была не в том, что оно не подготовило страну к войне. Подготовили-то ее не хуже, чем Францию. И не в том, что не предусмотрели затяжной войны. Этого тоже никто не сумел предусмотреть. Так, в Германии запас нитратов, необходимых для производства пороха, рассчитывался всего на 6 месяцев (и русская разведка об этом знала). И лишь открытие способа получения азота из воздуха позволило немцам вести длительные боевые действия. Но ведь и в России о кризисе снабжения стало известно задолго до того, как он разразился. Еще 24.8 Сухомлинов направил Янушкевичу телеграмму о дефиците винтовок. Дескать, то, что осталось от мобилизации, вынуждены отправить в Сербию. Поэтому просил отдать распоряжение Ставке собирать винтовки на поле боя. А первый приказ с требованием экономить снаряды, поскольку их в запасе мало, как вспоминает Брусилов, он получил 10.9., в разгар сражения под Гродеком. А дальше такие напоминания пошли регулярно, поскольку фронт ежедневно расходовал 45 тыс. снарядов, а заводы производили лишь 13 тыс. В ходе боев вышла из строя часть артиллерии, а производилось мало, и количество орудий сократилось на 25 %. Однако и этого оказывалось «много» в связи с нехваткой снарядов, и батареи из 8-орудийных начали переформировывать в 6-орудийные, «излишки» отправляли в резерв (войскам объявляли, что артиллерия нужна для нового, Кавказского фронта).
И уже наступил "винтовочный голод". Действующей армии было нужно около 60 тыс. ружей в месяц, а производилось 10 тыс. Для новых формирований изымались винтовки у флота, из тыловых и запасных частей. А обучение призывников шло поочередно или с ружьями старых образцов. Пополнения прибывали на фронт безоружными, и по несколько тысяч человек оставались в корпусах при обозах, ожидая, когда выдадут. Впрочем, из этого положения кое-как выходили, поскольку имелась масса трофейного оружия. На Юго-Западном фронте целые дивизии переводились на австрийские винтовки «манлихер» (солдаты называли их "манлихеровинами"), патронов к ним было порой даже больше, чем к русским. Использовались и трофейные пулеметы «шварцлозе». А инженерные части русских армий были централизованно перевооружены германскими винтовками «маузер». Но, кстати, и у немцев творилось то же самое. Они тоже вовсю переводили свои тыловые части и ландштурм на трофейное оружие, русское и французское. И в дивизиях собирались тысячные безоружные команды — правда, потом сообразили, начали призывать столько, сколько можно вооружить.
И вина Сухомлинова заключалась в том, что имея достаточный резерв времени, он должных мер не принял. До войны вместо развития отечественной базы министерство сочло, что проще ориентироваться на иностранцев. Но и во время войны не особо напрягалось. Заказы оборонными заводами выполнялись медленно, при внесении корректив в производство действовала огромная инерция. Но министерство этому внимания не уделяло. Впрочем, подрядчики прекрасно знали, с какой стороны подъехать к Сухомлинову или его супруге, чтобы их прегрешения не замечались, — впоследствии выяснилось, что стоимость гардероба мадам Сухомлиновой втрое превышала заработки мужа. Тем не менее в ноябре министр заверил Думу, что положение под контролем, а проблемы с боеприпасами и оружием временные и к марту выправятся. О том же он докладывал царю. На чем же основывалась его уверенность? А на том, что министерство снова пошло по накатанному пути и заказало все недостающее за границей. В британской компании "Армстронг и Виккерс" разместило заказ на 5 млн. снарядов, кроме того, был подписан контракт на поставку из Англии 1 тыс. аэропланов и моторов, 250 тяжелых орудий, 27 тыс. пулеметов, 1 млн. винтовок, 8 млн. гранат, 200 тыс. тонн взрывчатки. Заказали и оборудование, чтобы довести отечественное производство снарядов до 40 тыс. в день. И на этом успокоились. Заказ приняли, обещали по самым важным пунктам отгрузить продукцию к весне. Так чего еще надо? «Галочку» поставили, а это главное не считаясь даже с тем, что доставить грузы в Россию и то было непросто, из портов остались открытыми лишь далекий Владивосток и Архангельск, где навигация начиналась в апреле — мае.
Одно цеплялось за другое. Поставлять вооружение в долг союзники не желали. А война и без того требовала огромных средств (ежедневные расходы достигали 16,3 млн. руб.). И министр финансов Барк вел переговоры о предоставлении России валютных кредитов для оплаты заграничных заказов. Но шли они примерно так же, как переговоры с каким-нибудь МВФ в 90-х. Был и важный психологический момент, в этой сфере западные деятели чувствовали свое преимущество, могли взять «реванш» за свои неудачи на фронтах, чтобы выручавшие их русские не особо зазнавались. И кочевряжились, увязали в «консультациях», требовали конкретизировать, на что предполагается пустить кредит, и уже сами принимались обсуждать, на что стоило бы дать, а на что нет. Первый этап прошел в сентябре, второй в октябре, третий в декабре. В итоге согласились выделить 40 млн. (просили 100) под 6 % годовых и… под обеспечение русским золотом. Которое должно быть доставлено в Англию. Даже соображения, что золото перевозить сейчас опасно, так не лучше ли отложить расчеты до конца войны, были отметены. То есть практически речь шла даже не о займах, а о выгодной спекулятивной операции.
В русской армии проявился и дефицит других предметов снабжения, в первую очередь — сапог. Хотя тут уж тыловики были ни при чем. Солдат отправляли из запасных частей прекрасно обмундированными, но пошло настоящее поветрие — пока эшелоны тащились до фронта, продавать или менять на спиртное сапоги, а то и шинели. На фронте все равно дадут новые, босиком в бой не пошлют. Но запасы армейских интендантств были не безграничны, и заменить обувь, разбитую по дорогам, получалось уже нечем. В ноябре председатель Думы Родзянко посетил Ставку и в беседе с Верховным узнал об этой проблеме, предложив привлечь к работе по снабжению земства — они могли на местах привлечь к выполнению заказов многочисленные мастерские, кустарей-одиночек. Николай Николаевич воспринял такую инициативу положительно, и вопрос был решен. Действительно, с помощью земств удалось быстро преодолеть кризис снабжения обувью и одеждой. А во "Всероссийском Земском Союзе помощи больным и раненым" последняя часть названия сама собой затерлась, он стал забирать все большие полномочия и распространять деятельность на другие направления.
Начинала сказываться и такая проблема, как ухудшение качественного состава армии. В первые месяцы боевых действий войну вели кадровые, отлично обученные полки и дивизии. А уже через полгода картина изменилась. Как уже отмечалось, подготовка офицеров запаса в России была поставлена очень слабо. А для унтер-офицеров, по грубейшей ошибке военного министерства, отдельный мобилиз