Оля умерла, тихо, беззвучно.
С тех пор прошло три года. Дочь Покрасов отвез к своей матери в станицу. Она там привыкла, привязалась к бабушке. Правда, когда он был в отпуске, Аленка спросила: «А меня на корабль возьмешь?» Он ответил: «Вот подрастешь, и обязательно возьму!» Дома он скучал по дочери, хотя прекрасно понимал, что взять ее к себе пока не может.
«Один не живи, женись, дочери нужна женская ласка» — эти слова Оли порой до боли терзали его.
Варя сидела на диване в углу. В зале было тихо. Она подумала о Покрасове — интересно, уехал ли он? Конечно же уехал. Неожиданно она призналась себе, что он понравился ей. Красивое, резко очерченное лицо, темно-зеленые глаза, взгляд хотя и суровый, но, видно, добрый, с легким прищуром. «Если он и вправду живет в Синеморске, я увижу его», — подумала она, ощутив на сердце тепло от этой мысли.
На дворе темным-темно, завывала метель. А здесь уют и тепло. Варя задремала, прислонившись к спинке дивана. Кто-то тронул ее за плечо. Она открыла глаза и не сразу сообразила, что ей улыбается Покрасов.
— Вас не встретили? — ласково спросил он, не смея сесть рядом. — Тут есть один «газик», хотите поехать?
Варя молча поднялась. Он взял ее чемодан.
Когда они подошли к машине, майор-авиатор, осветив карманным фонариком лицо Вари, завистливым тоном изрек:
— Ясно, где морячок задержался... — И, кивнув ему на заднее сиденье, громко сказал: — Садись, пограничник, довезу до города, а потом поеду к себе. У нас сегодня полетов нет, так что торопиться некуда. — Посмотрел на часы, что были у него на руке, воскликнул: — Боже, уже час ночи. Ну, Максим, жми на полную...
Машина бежала по проселочной дороге, по обе стороны которой чернели валуны. На белом снегу издали они напоминали собой огромных тюленей, прилегших отдохнуть. Яркие огни фар выхватывали из темноты снежные сугробы, глыбы камней, низкорослые березы. Варя сидела рядом с Покрасовым, казалось, она слышала его дыхание, стук сердца, и от этого ей было как-то неловко. Длительный полет утомил ее, хотелось отдохнуть, но она старалась не спать, то и дело поглядывая на своего соседа. На его худощавом лице, у правого глаза, чернела едва заметная бородавка, когда он улыбался, она прыгала как живая. Но сейчас Покрасов был какой-то суровый, сосредоточенный. Варя наклонилась к нему, прошептала:
— Вы такой сердитый, я боюсь вас.
— Я — краб, с головы до ног закован в панцирь-броню, — тихо отшутился Покрасов.
«Я, кажется, в него влюбилась», — неожиданно для себя подумала Варя и почувствовала, как жарко трепыхнулось сердце. Ей стало легче, когда Покрасов заговорил о Синеморске. Он сообщил, что там сейчас идет снег.
— Откуда вам это известно?
— Я заходил к диспетчеру и звонил в Синеморск, — пояснил он.
— Спасибо за новость, — поблагодарила Варя.
В ее голосе Покрасов уловил лукавые нотки, и это ему не понравилось, но он промолчал. На повороте «газик» забуксовал, качнулся в сторону, и Варя уткнулась лицом в плечо Покрасова. Не успел он шевельнуться, как она торопливо отстранилась от него. Поправив шапочку, негромко промолвила:
— Извините...
— Не дорога, а карусель, — пробурчал водитель, коренастый, шустрый солдат в серой шинели с авиационными погонами рядового. — На море — вот где житуха, там нет камней, нет ухабов. Куда ни глянь — белая дорога. Плыви себе, гляди на небо и считай звезды. Я вот просился на корабль, но не взяли, говорят врачи, легкие у меня слабые.
— Ты чего, Максим, раскукарекался? — одернул солдата майор, сидевший на переднем сиденье. — Смотри на дорогу, а то в кювет завалимся.
«На море есть другие ухабы, там дорога хотя и белая, но порой тяжкая до слез», — отметил в душе Покрасов.
Всю дорогу он глаз не сомкнул. Варя поначалу держалась, а потом задремала. Очнулась, когда «газик» въехал на улицы приморского города и остановился у ресторана «Чайка». Поблагодарив майора-авиатора за услугу, Покрасов взял Варин чемодан и спросил, где она живет.
— На улице Сафонова, дом десять...
— А я на улице Сафонова, двадцать, квартира семь, — вырвалось у Покрасова. — Проводить вас?
На ее лице появилась добродушно-лукавая улыбка.
— А если увидит ваша жена, что тогда? — спросила она.
— Она не увидит, — глухо ответил Покрасов и сердито спросил: — Вы что, трусиха?
Варя густо покраснела, и он пожалел, что задал ей этот, как ему теперь показалось, глупый вопрос. Варя это поняла и, то ли желая смягчить неловкость, которая так смутила Покрасова, то ли ей стало жаль его, она подошла к нему так близко, что в ее глазах он увидел огоньки.
— Вы назвали себя крабом, да? А я — медуза! — Варя звонко засмеялась, но тут же умолкла. — Я — хрустально прозрачная кубо-медуза. Слыхали о таких? Обжигают они, вызывая паралич. Но я вас не обожгу, не бойтесь. А то еще морской пограничный флот понесет тяжелую утрату. Я вас не обожгу. Я очень добрая фея...
Покрасов повеселел.
— Мой дом вон там, на сопке, — и Варя кивнула в сторону десятиэтажного дома, что высился неподалеку от стоянки автобуса.
«Надо обязательно встретиться с ней, пока она на каникулах», — решил Покрасов.
С моря дул зябкий ветер, принося с собой запах йода и морских водорослей. До чего же знакомый запах! Покрасов расправил шире грудь. Усталость мигом куда-то исчезла, и он зашагал быстрее. Варя шла за ним, то и дело поглядывая на серо-зеленую воду. Потом она заговорила, призналась, что боится моря.
— Что вы нашли в нем?
— Море — моя судьба. А что вы нашли в своей будущей профессии учителя?
— Я буду учить ребят и в этом вижу свое призвание.
У огромного замшелого валуна они остановились. Покрасов поставил у ног чемодан. В лицо ему пахнул ветер с моря, соленый, горьковато-терпкий.
— Моя жена была учительницей, — тихо сказал он; не мог он не сказать Варе об этом, хотя совсем мало еще знал ее, но почему-то решил, что этой девушке можно открыться.
— Да? — удивилась Варя. — А почему — была?
На его лицо набежала тень, оно посерело, стало угрюмым.
— Она умерла... после операции. Три года тому назад. Я, может, впервые в жизни глотал слезы, когда хоронил свою Олю...
Варя почувствовала себя так, словно ее уличили в чем-то непристойном. Она чуть ли не ревновала Покрасова, а тут вдруг выяснилось то, чего она никак не ожидала.
«Глупая я, ох и глупая! — Варя длинными, тонкими пальцами потерла лоб. — Хорошо, что он ничего не заметил».
У тонкой березы, что чернела на сопке, она остановилась. Бухта была зажата острыми скалами, вода в ней — серо-масленая, ветер слегка гнал барашки, впечатление такое, что море все еще спало после долгих и тяжелых штормов. Она посмотрела в сторону своего дома. Покрасов уже стоял у подъезда, поджидая ее. Варе нравилось, когда кто-то ее ждал. «Я приглашу его к нам в гости», — решила она и, ободренная этой идеей, заспешила.
— Спасибо вам за помощь, — Варя взяла из рук Покрасова чемодан.
— В этом доме живет и наш командир корабля, — Покрасов кивнул головой на окна третьего этажа.
— Кто он? — затаив дыхание, спросила Варя.
— Капитан второго ранга Гаврилов Сергей Васильевич.
— Да?! — Она повеселела, взглянула на него удивленно, даже чуть растерянно. — Ну, и как он, вредный?
— Что вы, — Покрасов покровительственно, как давний ее друг, улыбнулся. — Вредных командиров не бывает. Есть лишь вредные подчиненные.
Варя с плутовато-задорным видом посмотрела на него.
— Ну, а Сергей Васильевич справедливый?
— Очень даже, — усмехнулся Покрасов. — Я хотел съездить в отпуск летом, чтобы погреться на солнце, а он отправил меня зимой, даже посоветовал прихватить с собой лыжи.
— Я сделаю ему выговор, — мягко улыбнулась Варя, отбросив со лба темно-каштановые кудряшки.
— Вы? — удивился Покрасов и осекся. Она договорила за него.
— Да, вы угадали. Я — его дочь, Варвара Сергеевна Гаврилова, студентка Московского педагогического института.
Покрасов сделал движение, чтобы распрощаться с ней и уйти, но она взяла его за руку и, глядя ему в глаза, сказала:
— Я рада, что познакомилась с тобой, — перешла она на «ты».
— И я рад... — Покрасов взглянул на Варю доверчиво и ласково. Хотел ей сказать нежные слова, а сорвалось с губ другое: — Твой отец порой крутоват.
— И мне от него доставалось, — призналась Варя. — Как-то взял меня с собой на катер. Высадились мы на острове, стали собирать грибы. Я спряталась в расщелине скалы и кушаю себе морошку, а он с мамой целый час искал меня. От крика охрип. Думал, я заблудилась. Потом выбралась я из расщелины. Ох и рассердился отец, говорил, что у меня не сердце, а кранец, душа черствая и что я эгоистка. Словом, досталось мне на орехи. — И уже серьезно добавила: — А вот любить я умею. Если кто мне понравится, выйду замуж. — Она лукаво повела бровью.
— Только не выходи за моряка.
— Почему?
— Ты же боишься моря? А оно, наше море, позволю заметить, порой душу выматывает. С ним на прогулку не пойдешь, тут нужна сила и выдержка. Нет, за моряка замуж не выходи, пропадешь, — и он весело рассмеялся.
Она задумалась на какое-то время. Потом решительно заявила:
— Сама боюсь, а с мужем, да еще моряком, никакого страха не будет! — Варя мягко пожала ему руку и не то в шутку, не то всерьез добавила: — Если мне будет скучно, я найду тебя.
— Что ж, всего доброго! — Раскланявшись, он зашагал домой.
Варя грустно смотрела ему вслед. Она хотела было окликнуть его, но в последнюю секунду раздумала.
Варя и не догадывалась, как огорчился отец, не встретив ее. До позднего вечера просидел он в аэропорту. Рейсовый самолет приземлился вовремя, но Вари среди его пассажиров не оказалось. Гаврилов забеспокоился. Что могло случиться? Может, опоздала на посадку и теперь будет добираться другим рейсом? Звонила, что вылетает, и вдруг нет ее. «С таким трудом отпросился у комбрига на берег, и впустую», — огорченно вздыхал Гаврилов, возвращаясь домой.