— Вы думаете, она ушла в сторону фарватера? — Покрасов устало провел ладонью по лбу.
Было заметно, что эти несколько минут, когда он выполнял обязанности командира ПСКР[2], стоили ему огромного напряжения сил. Гаврилов это давно понял, ему даже стало жаль старпома, но он не имел права не сказать ему правду. А правда состояла в том, что старпом попросту не справился с атакой и упустил «противника».
— Лодка сейчас уже где-то в районе фарватера, — после недолгой паузы продолжил командир. Ему был неприятен этот разговор со старпомом, который не раз давал понять, что он не хуже его, Гаврилова, может командовать. Он сурово взглянул на Покрасова и с беспощадной прямотой добавил: — Рано вам еще быть командиром, Игорь Борисович. Вы еще не созрели для большого дела...
Покрасов молча слушал Гаврилова. И хотя командир, как говорится, фактами припирал его к стенке, он не терял уверенности в своих силах. Хотел было возразить ему, но тут вахтенный офицер доложил Гаврилову о том, что его по радио просит командир «Вихря». Капитан 2-го ранга взял микрофон выносного поста связи:
— Третий, я — пятый. Слушаю вас. Прием.
— Ты проворонил лодку! — проклокотал в трубке голос Сокола.
Гаврилов, в сущности, не мог ему возразить, но виновника всего этого решил не называть. Командир «Вихря» на язык острый, дай ему только повод. Поэтому спросил коротко:
— Ты атаковал ее?
— Атаковал и доложил в штаб. Получил добро следовать в бухту. До встречи, Сергей Васильевич!
Гаврилов, выключив микрофон, взглянул на старпома:
— Слышали, Игорь Борисович? То-то. Придется вам перед начальством ответ держать.
Слова командира задели за живое старпома. И хотя лодку атаковал сосед, обида у него на себя ничуть не угасла. Ему хотелось уединиться в каюте, не показываться на людях. И все же Покрасов не без внутреннего удовлетворения отметил, что командир не стал распекать его при всем честном народе, как он часто поступает с другими офицерами.
Корабль лег курсом в базу. Низкое небо в редких голубых промоинах, казалось, вот-вот присядет на белопенные гребни взбешенных волн и закружится вместе с морем в дикой, неудержимой пляске. Возвращение к родному берегу для моряка — большая радость. Так уж, видно, устроен человек, что с родной землей связана вся его жизнь — от первого до последнего шага. Чем ближе корабль проходил к бухте, тем светлее становилось на душе моряков. И только Покрасову, конечно, было не до радостей. «Мне следовало спросить командира, как быть дальше, что делать, но я к нему не обратился, — с горечью думал он. — Подвел и себя, и командира, и в целом корабль».
— Игорь Борисович, о чем задумались? — участливо спросил Гаврилов.
— Казню себя за промах, — чистосердечно признался старпом.
— Совесть заговорила? — улыбнулся Гаврилов. — Она чинов не признает. Говорят, что если потерял совесть — значит, потерял себя. Хорошо, что вы поняли свою ошибку. Я был уверен: лодка не уйдет. Что ж, будем думать вместе, как ответ держать. Вы — мой старпом, и я за вас в ответе.
Корабль пришвартовался у причала в сумерках. Покрасов уединился в своей каюте. Ему не хотелось выходить на палубу, показываться людям на глаза, потому что по его вине была упущена подводная лодка «противника». Он лежал на койке одетый, задумчиво глядел в белый подволок каюты, потом это ему наскучило, и старпом сел перед зеркалом, грустно разглядывая свое усталое лицо.
«Теперь достанется мне от комбрига, — размышлял Покрасов. — Если бы ко мне не так холодно относился командир, он мог бы замолвить за меня словечко. Мог бы... Да, Гаврилов небось давно ждал такого случая...»
...В каюту постучали.
— Войдите! — бросил Покрасов, вытирая после бритья лицо.
— Товарищ капитан третьего ранга, — доложил дежурный по кораблю, — вас просил позвонить майор Кошкин.
— Спасибо! Сейчас позвоню! — Покрасов подумал, что его земляк, видно, что-то разузнал об отце, торопливо оделся и заспешил в штаб на связь с городом.
Покрасов долго звонил по телефону майору, но ему никто не отвечал.
...Майор Кошкин в это время был на «Океане» и внимательно слушал капитана буксира.
— Вчера к моей поварихе Тарасовой прилип кавалер. Заливал ей, что гостил на «Кайре», потом заглянул к ней вечерком на чаек с коньячком...
— И кем он ей представился? — прервал капитана буксира Кошкин.
— Рыбаком. Феклуше говорил, что живет в Риге, сюда, мол, приехал приглядеться к нашим рыбакам... Феклушка еще не ушла с буксира. Поговорите с ней, Федор Герасимович, она подробнее все расскажет.
«Немедленно ехать к генералу Сергееву», — решил Кошкин.
...Он рывком открыл дверь в кабинет генерала. Тот озадаченно уставился на подчиненного.
— Ты чего такой взъерошенный?
Майор Кошкин доложил о разговоре с капитаном буксира «Океан». Генерал оживился:
— Где эти люди?
— Сергей Прокопьевич и Фекла Тарасова у дежурного пьют чай.
В кабинете стало тихо. Генерал выглянул в окно. Густая темнота опустилась на залив. Корабли, стоявшие на рейде, угадывались лишь по якорным огням и палубному освещению. Он размышлял...
— Знаешь, о чем я сейчас подумал? — спросил генерал, садясь за стол. — Грейчус чрезмерно активен. Не успел освоиться на новом месте, а уже обзавелся знакомыми. Тебе не кажется, что он готовится осесть здесь надолго?
Кошкин пожал плечами:
— Я тоже подумал о том, что как бы к нему с другого берега не прибыл гость. Похоже, обстановка для нас осложняется.
— Да, покой нам только снится... Давай сюда своих гостей. Полагаю, они чайку уже напились.
— Есть! — Кошкин вышел из кабинета.
А генерал подумал о том, что Грейчуса надо обложить со всех сторон, чтобы знать каждый его шаг на заполярной земле.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
У Шранке было такое ощущение, что за ним следят. Это ощущение еще больше усилилось после того, как он узнал, что водолазы долго шарили по грунту. «Не трусь! — махнул рукой бухгалтер. — Они ничего там не нашли, полазили и убрались восвояси». Но водолазы снова могут начать поиски. Нет, надо скорее взять в отсеке свое снаряжение, решил Шранке. Уходя от Горбаня, он предупредил, чтобы тот никаких самостоятельных действий не предпринимал. А когда Горбань сказал, что собирается сходить на своем катере на остров, Шранке сердито прервал его:
— Не смей! — Глаза его загорелись бешенством, и Горбань понял, что Шранке человек жестокий. И рука у него тяжелая, такой на все пойдет, если ослушаешься его...
— Я хотел свезти туда снаряжение.
— Надо его еще взять...
Прошел еще день. Водолазы не появились, и Шранке немного успокоился. Но мысль о том, что следы на берегу обнаружены, настораживала его. Правда, документы у него были надежные, и он не боялся проверки. Шеф позаботился о нем. Еще там, в ФРГ, вручая паспорт Гельмуту Шранке на имя Петраса Грейчуса, Зауер сказал: документ подлинно советский. Грейчус тоже лицо реальное, до недавнего времени паспорт был у него, а потом попал к шефу. Шранке спросил, как это удалось сделать. Зауер строго заметил:
— Один наш человек помог. Теперь ты будешь Петрасом Грейчусом. Вот его биография, познакомься, — и он протянул листок.
Шранке неторопливо прочел запись. Грейчус родился на лесном хуторе неподалеку от Риги. Поначалу работал лесорубом, потом подался в рыбаки. Окончил мореходную школу в Риге и уже много лет плавает рулевым на рыболовном сейнере.
— Теперь я рыбак, — усмехнулся Гельмут, возвращая шефу листок. — Ну, а если спросят, зачем я приехал в отпуск на Север?
— Как зачем? — удивился Пауль. — Побывать у рыбаков, познакомиться с их работой, поинтересоваться зарплатой и перейти к ним на работу... Пока молод, мол, хочу поднакопить деньжонок...
В кабинете шефа находился Стенли, человек в черных очках. Он сказал, что задание, ради которого он, Гельмут Шранке, отправляется в Россию, требует особой, тщательной подготовки и выдавать ему фальшивые документы было бы рискованно.
— Паспорт — это моя работа, так что в России к тебе никто не придерется, — добавил он и похлопал Шранке по плечу. — Как это у русских поется: «Смелого пуля боится, смелого штык не берет».
На квартиру Тарасовой Шранке возвращался с надеждой еще выпить с хозяйкой, немного отдохнуть. К бухгалтеру он намеревался наведаться утром. Вечер выдался ветреным, и пока добрался до дома, озяб. Еще издали увидел в окне свет, обрадовался — Фекла все же на судне не осталась, пришла домой. Ключ у него был, и он без стука вошел в коридор. Хозяйка, услышав его шаги, торопливо вышла навстречу.
— Ты, Петрас? Я думала, ты где-то загулял. Мужчина ты видный, при копейке.
«Что-то она веселая», — отметил Шранке.
— Не мог я гулять, когда дома ждет красавица.
— Мы ждем тебя вдвоем...
— С кем? — насторожился Шранке.
Фекла провела его в комнату и, закрыв за собой дверь, позвала:
— Андрей, иди сюда.
Шранке судорожно сжал в кармане пистолет, пристально глядя на дверь комнаты, откуда должен был кто-то выйти. На пороге появился высокий, худощавый парень.
— Рад с вами познакомиться, — вежливо сказал он и пожал Шранке руку. — Андрей, брат Феклы. Вернулся, как вам известно, из не столь отдаленных краев. Три года лямку тянул.
«Брат... — повторил про себя Шранке. — Странно, однако. Хотя нет, он чем-то похож на свою сестру. Впрочем, поживем — увидим...»
— Я, как вам, видно, уже сообщила Фекла, здесь в отпуске.
— И влюбился в эту фею? — улыбнулся Андрей. — Ох, смотри, сестренка!..
Фекла приготовила на стол ужин.
— Я так рада, Андрюша, что ты вернулся, — защебетала она. — Без тебя тут намучилась. Мать-то похоронила... — Лицо Феклы стало печальным. — Мама перед смертью просила передать тебе, чтоб ты, братеня, не давал меня никому в обиду.
Андрей, глядя на Гельмута, сказал:
— Вижу, тебя тут не обижают.
— Петрас добрый, не то что наши юбочники с «Океана».